Лейла Элораби Салем - Григорий Отрепьев
Поздно вечером, когда на небе ярко загорелись звезды, царь и Юрий Мнишек вернулись во дворец. Продолжив пир, длившийся до самого утра, Григорий заметил, что его тесть сидит угрюмый за столом, почти не притрагиваясь к еде. Подойдя к нему, он сел с ним рядом и спросил:
– Пан, с вами все в порядке?
Тот поднял на него уставшие, над набухшими мешками, глаза и ответил:
– Мне что-то нездоровится, стар я стал для такого веселья.
Григорий, молодой, быстрый, тут же приказал челяди провести воеводу в покои и позвать лекаря, дабы тот оказал ему помощь. Когда старик ушел, молодой человек облегченно вздохнул, что, наконец-то, избавился от пристального наблюдения и продолжил веселиться, позабыв и о тесте, и о супруге. Вместе с Басмановым и Хворостининым царь пил вино, обнимал польских дам, которые не прочь были позабавить с ним, танцевал с ними мазурку, позже в зал вышли карлики с обезьянками в руках, которые показывали различные представления. До рассвета гремела музыка, а тучи все сильнее и сильнее сгущались над дворцом.
Через день, отоспавшись и преободрившись, царь велел всех позвать на медвежью охоту, которую он так любил. Среди приглашенных был и Юрий Мнишек, который был даже рад хоть на время покинуть пределы царских стен.
Рано утром, после звона колоколов, царская процессия выступила из дворца по направлению к лесу, где стоял специально отведенный загон для медвежьей охоты. Впереди ехал Григорий с Юрием Мнишеком, за ними на полшага следовали Басманов, Мосальский, Молчанов и два боярина из рода Нагих, далее шли остальные члены Думы, дворяне, польские паны, выпившие изрядную долю вина и потому уже были навеселе. Замыкали шествие охрана и польская пехота, двое человек вели на поводках больших собак охотничьей породы. Громкий лай, ржание коней, топот множества ног раздались по округе, распугав птиц.
Выехали на поляну близ чащи. Григорий подал знак рукой остановиться и достал рогатину, бесшумно спустившись на землю. Все замерли. Собаки, учуяв дикого зверя, подняли холки и тихо зарычали. Мнишек сильнее сжал поводья, боясь вывалиться из седла, если вдруг лошадь от неожиданности всхрапнет и понесется обратно. Неподалеку раздался треск ломающихся веток. Среди листвы показалась бурая шерст. Огромный медведь неторопливым шагом вышел на поляну и, не замечая охотников, принялся что-то нюхать в траве. Григорий, усмехнувшись, один стал подкрадываться к медведю, решив застигнуть того в расплох, но зверь, почуяв опасность, встал на задние лапы и громко взревел. Тут лохматые собаки, злобное лая, подлетели к нему и окружили со всех сторон, не давая медведю шанса сбежать. Огромный косолапый зверь мужественно отбивался от нападающих, но постепенно у него закружилась голова и он сел на траву, устало отбиваясь.
Царь приготовил роготину и пошел на медведя, приказав остальным не двигаться и не стрелять, если на то не будет причины.
– Да этот зверь растерзает его! – воскликнул Юрий Мнишек, в тайне все же беспокоясь о зяте.
– Не волнуйся, пан, он ходит на зверя не первый раз, – успокоил его Басманов.
Григорий бесстрашно подходил к медведю, его глаза горели в порыве ярости, ему хотелось как можно скорее всадить оружие в сердце зверя, но он понимал, что один опромечтивый шаг, и его мертвое тело падет к лапам медведя. Собаки, продолжая бегать покруг косолапого, прекратили лаять по команде хозяина, который, подняв роготину, в один миг отрубил зверю голову. Огромное тело бесформенной массой рухнула на земь, обогрив горячей кровью зеленую траву.
Раздался взрыв ликования. Бояре, паны и служивые люди подбежали к охотнику и наперебой забросали комплиментами, восхваляя его отвагу и силу.
Вечером слуги развели костер, поджарив на вертелах куропаток и заяца, которого недавно поймали паны, разгоряченные охотой. В большие кубки налили вино, на земле расстелили ковры, дабы охотники смогли вдоволь наесться после удачной охоты.
Григорий, выпив в больших количествах вино, захмелел, алкоголь ударил ему в голову. Дабы развлечь гостей, он приказал кому-то из слуг принести подкову. Все поляки удивились, для чего сейчас подкова? Столпившись возле царя, они ждали, что будет. И то, что они увидели повергло в шок, даже сам воевода Юрий Мнишек поразился не меньше остальных. Одной рукой Григорий сжал подкову и с легкостью согнул ее. Во второй раз за день он услышал в свой адрес радостные возгласы и похвалу. Мнишек всмотрелся в его руки и удивился: у царя не было сильных мужицких рук, напротив, государь Московии обладал изящными белыми кистями рук с тонкими длинными пальцами. Невольно воевода представил эти руки на своей шеи и вздрогнул от неприятного ощущения.
Веселье продолжалось. Несколько чаш за раз было выпито Григорием вместе с боярами и панами. Захмелев, царя потерял самообладание, у него развязался язык. Вскоре он в обнимку с остальными горланил песни, рассказывал непотребные анекдоты, пел частушки с бранными словами. Многие бояре, среди которых был Василий Шуйский, краснели от смущения и стыда перед поляками за своего царя. Хмель тут же выветрелся у них из головы, даже Юрий Мнишек, ни разу не пригубивший кубок, расстеряно поглядывал по сторонам, желая провалиться сквозь землю из-за безобразного поведения венценосного зятя.
Когда на небе показалась луна, последяя чаша с вином была испита до дна. В полубреду Григорий еле встал на ноги, упираясь на Басманова и Мосальского, которым пришлось потрудиться, дабы посадить того в седло. Во дворце Петр велел всем убираться, не подпуская никого к царю, который словно тюфяк повис у него на плече. Впервые в жизни слуги и придворные видели Григория таким пьяным; да, и раньше он пил много вина, но никогда не напивался, а сегодня, придя с охоты, он даже не мог держаться на ногах, пришлось тащить его до опочевальни на себе. Басманов положил царя как тот и был в одежде и пыльных сапогах, приказав не тревожить и не будить его.
На следующее утро Григория рвало. Петр Басманов, весь опухший и бледный, пришел к нему с чашой в руках, в которой был отвар из трав.
– Выпей, государь, легче станет, – проговорил он.
Молодой человек сделал несколько глотков, затем его снова вывернуло наизнанку. Боярин, еле сдерживая себя, помыл таз с рвотой, потом сказал:
– Пей все, тогда лучше станет.
Царь послушно осушил чашу и бессильно повалился на кровать лицом в подушку.
– Муторно мне, Петр, но хуже становится, когда я вспоминаю, как вел себя вчера. Такого позора я никогда не испытывал.
– Не думай о том, мой царь. Вчера вечером все выпили лишнего, хуже поляков не было никого, а ты просто веселился вместе с нами. Я был не менее пьян, чем ты.
– Однако же, все внимание было обращено ко мне. Как я мог подорвать свое царское величие?
«Бедный, бедный, несчастный человек», – горестно подумал Басманов, глядя на злополучие государя. Раньше он видел в нем лишь самодержца, пред которым трепетали народы России, теперь же перед ним сидел, склонив голову набок, еще совсем молодой, самовлюбленный человек, который сроссья со своей ролью и царской короной.
– У меня для тебя есть хорошая новость, государь, – проговорил Петр.
– Ой, слава Богу, может быть, она утешит меня, – потирая виски, ответил Григорий.
– Пришло письмо от царицы Марины Юрьевны, скоро ее кортеж будет у Москвы.
– Где письмо?
– Вот. Его просил передать твой личный секретарь Ян Бучинский, – боярин протянул ему большой конверт.
Царь судорожно вынул послание, пробежал по нему глазами и широко улыбнулся. Он приложил письмо к губам, потом прижал к груди и, закрыв глаза, мечтательно представил ее, свою возлюбленную, красавицу Марину, дочь польского воеводы Мнишека. Горячая кровь застучала в висках, Григорий похотливым взором уставился в начертанные строки и тихо прошептал: «Я с нетерпением жду тебя, моя любовь!»
После обеда царь немного пришел в себя. Видеть он по-прежнему никого не желал, думы его были обращены в сторону московских ворот, в которые скоро должна въехать Марина Мнишек. Дабы остудить голову, молодой человек направился на первый этаж дворца в левое крыло, над которым трудились лучшие мастера России, Италии и Австрии. За баней располагался бассейн, выложенный мозаикой в древне-римском стиле, сводчатый потолок подпирали десять толстых колонн, на которых были изображены невиданные птицы. Один, без охраны и преданного Басманова, Григорий прошел к ступеням и скинул с себя одежду, бросив ее рядом на скамью. Он закрыл глаза и постоял так некоторое время. Он вспомнил, что когда-то давным-давно, плавать его учил отец, и то было самое лучшее время в жизни! Подняв руки вверх, молодой человек набрал в легкие побольше воздуха и спрыгнул в бассейн, проплыв под водой несколько логтей. Вынырнув, он отдышался и поплыл дальше. Прохладная вода освежила тело, алкоголь выветрился из головы. Теперь царь чувствовал себя превосходно. Он любовался солнечными бликами, отраженных в воде, и вдруг громко рассмеялся, чувствуя, как счастье снова наполняет его душу.
