Иоаким Кузнецов - На холмах горячих
Однако первые же «коммивояжеры», истратив немалые деньги, привезли такой материал, что Чайковский и архитекторы, придя на цейхгаузный двор, схватились за голову: железо толстое — один вес; брусья и доски — сырые, покрытые зеленой плесенью, видимо, лежали несколько лет под открытым небом; краски — густотертые, комки в банках; веревки гнилые; инструмент не пригоден.
Погнавшись за дешевизной, несведущие коммерсанты израсходовали впустую добрую половину отпущенных средств.
Чайковский жаловался приехавшим в Пятигорск Энгельгардту и Устинову на новшества Якубовича, беспомощно разводя руками:
— Что делать?.. Написать Георгию Арсеньевичу — кляузой посчитают, но и молчать нельзя. Нововведения
господина Якубовича дорого казне обходятся... А в городе что творится! Воровства сколько развелось!..
— Вот как? При нашем правлении на Горячих Водах жуликов, кажется, мало было. Так, Николаша?— повернулся генерал к своему помощнику.
— Было да сплыло,— ответил Устинов.— Переехало в Пятигорск целое полицейское управление, во главе частной управы города стоит такой важный чин, как надворный советник Вишневский, а порядку общественного не стало.
— Ох, уж этот Вишневский!—насмешливо и осуждающе покачал головой Чайковский.— Говорили же мы Якубовичу, что не получится из него городничего. Взялся он за порученное дело сначала горячо, но не надолго хватило пороху, снова ударился в разгул с приехавшими на лечение дамами. А воровская братия не зевала. Часовщик Васька Ворон, тот, что при вашем правлении был посажен в острог, оказался на воле — выпустили. Сам-то не ходит в дело, сидит в своей мастерской, копается в часах, а шайка его по квартирам, по дворам лазает. Начали пропадать кони, в ванных отделениях часы, деньги у больных.
— Ну, а как на это дело смотрит Якубович?—по-интересовался генерал.
— Пытается Вишневского из кабака вернуть в кабинет — да что толку!
— Дело тут в способах сыска,— сказал Устинов.— Я видел, как действуют квартальные надзиратели. Получив журнал, надзиратели делают из него выписку, составляют объявления и вывешивают их на базаре, на деревьях, у входа в ресторацию, у игорных домов и других увеселительных заведений — для всенародного обозрения.
— Так это хорошо! Пусть народ знает, что пропало, и помогает управе искать похитителей!—одобрительно отозвался Энгельгардт.
— Так-то оно так. Да к громкой публикации необходима тихая работа. А этому не обучены ни Иван Егорович, ни его люди.
— А как вы ищете?—заинтересовался Чайковский, зная, что Устинов быстро вылавливал воришек, но секрет своей «системы» никому не открывал.
— Ладно, так и быть, приоткрою завесу,— усмехнулся полицмейстер. На всех бойких местах у меня свон люди. На базаре — постоянные торговки вещами, которым поистратившиеся квартиранты отдают продать то часы, серьги, кольца, то белье или платье. Для вора такая торговка — человек весьма нужный. Краденое вор никогда сам не станет сбывать, обязательно сунет бойкой бабенке. А та понесет продавать, предварительно дав знать квартальному надзирателю. Добросовестно продав вещи, она получит вознаграждение. Но вор-то уже сидит у меня на крючке, с которого не сорвется.
Во всех купальнях у Устинова были тоже свои люди для присмотра за нечистыми на руку служителями или посетителями... У источников — отставные солдаты-инвалиды. В питейном заведении — буфетчик, в . ресторации— швейцар. На выгоне, где пасется скот, непременно один-два пастуха. Даже среди цыган на таборах имеются устиновские «глаза и уши».
— А одни публикации что... Видел я такое творение Вишневского однажды: «Надворный советник Греве подал в частную управу прошение на розыск украденных из хозяйского дома вещей на сумму 1183 р. В хищении подозреваются два бродяги по фамилии Васильев и Зайчиков, приписанных к Волгскому казачьему полку и проживающих в станице Горячеводской...» Скажите, господа, какова польза от этих объявлений?.. В них все распубликовано: и кто подозревается, и где воров надобно защучить. Разве они полезут в расставленные сети?..
— Да, недоброе у вас, в Пятигорске, творится,— горестно сказал Владимир Сергеевич.— И все оттого, что в Петербурге не утвердили наш проект. Несчастные Воды! Не было о них настоящей заботы и теперь нет...
«ВОЗМЕЗДИЕ»
В Пятигорск приехал областной прокурор генерал-майор Худинский, высокий, тонкий как жердь человек весьма строгих правил, как и подобает стражу порядка. Войдя в канцелярию окружного стряпчего Панарского, тоже человека на вид строгого, Худинский извлек из папки стопку документов с жалобами, положил их на стол и вынес приговор:
— За такие безобразия вас всех здесь нужно привлекать к ответственности!
Панарский поспешно надел на нос пенсне и стал читать жалобы. Первым было прошение пятигорского купца Рахманова и бывшего предводителя Кизлярского дворянства Арешева о том, что городской голова Кон-дратий Афанасьев занял у них по одной тысяче рублей на постройку лавки и до сих пор не отдает долг. Кроме того, начал строить козни против них: первого обвинил в утайке доходов дабы скрыться от налогов, второму приписал самовольный захват земли для расширения усадьбы. Обращались они в окружной суд, но там не стали разбирать гражданский иск, а послали дознавателей для подтверждения претензий городского головы, и те, разумеется, обнаружили утайку доходов и самовольный захват земли. Но кто из торговых людей не утаивает свои доходы, кто из местных жителей Пятигорска не прихватывает самовольно лишних пятнадцать-двадцать аршин земли при расширении собственных усадеб?
«Мы, конечно, виноваты в своих грехах,— писали Рахманов и Арешев,— но это не дает право городскому голове не возвращать долг, а окружному суду — не разбирать гражданский иск. Заступитесь за нас, господин областной прокурор, приведите к порядку городские и окружные власти Пятигорска...»
Вторая жалоба была от владельца питейного заведения Барышева, который писал о том, что городской голова не только сам часто заходит в его заведение, пьет, ест бесплатно, но и стал приводить с собой чиновников- казначейства и полицейского управления. Барышев не против того, чтобы Афанасьев посещал бесплатно питейный дом, на то он и власть; не против и чиновников окружных угостить раз-другой, но постоянно поить-кормить задарма такую ораву каждую субботу — дело накладное, разор настоящий. «Обращаться к старшим окружным начальникам я не посмел — опасно. Тот же Кондратий так прижмет, что завоешь волком...»
Третья жалоба была анонимная, без подписи. Анонимщик, по всему видно, приказчик, писал, что чиновники городской и окружной управ занимаются вымогательством. Придут покупать товар, цена обозначена, а они — «дорого», требуют купца. А купец, когда ему доложишь об этом, затрясется от страха, машет рукой: «Продай, за ту цену, которую дают!» Чиновнику-то то-пар продашь за полцены, а с простого люда приходится драть вдвойне, наверстывая упущенное...
Четвертым был рапорт командира 22-й пехотной дивизии генерал-майора Фролова, который доносил командующему войсками на Линии о том, что он, находясь на лечении в Пятигорске, был жесточайше оскорблен и унижен. На квартире, где он жил, у него украли именное оружие —шашку с золотым эфесом; вдобавок увели с пастбища пару вороных коней. О краже он заявил в частную управу, был там вежливо принят, но вежливость сия обернулась полнейшим бездействием по розыску похищенного и похитителей. Он до глубины души возмущен поведением и отношением к служебному долгу городничего, надворного советника Вишневского. «Ежели на мою просьбу он так реагировал,, то легко представить, как он относится к людям, чей ранг и положение ниже... И пятигорский комендант подполковник Якубович смотрит на бездеятельность городничего сквозь пальцы. О сих безобразиях считаю своим долгом донести вашему превосходительству, имея в. виду вмешательство вашего превосходительства в преступное пятигорское дело и наказание виновных».
— Что скажете, Яков Алексеевич?— кивнув на жалобы, едко спросил окружной прокурор.
Панарский тяжело вздохнул, пожал плечами:
— Виноват! Иного не скажешь. Когда творится беззаконие— чиновники правосудия всегда виноваты.
И стряпчий пустился в объяснения, почему именно он виноват. Он знал о том, что Рахманов и Арешев обращались в окружной суд с гражданским иском и чем это дело кончилось. Ему ведомо было то, что городской голова сам кормился и устроил это многим чиновникам городских и окружных учреждений. Первым желанием было прижать пользующегося своей властью голову, но в окружном совете предупредили: Афанасьева не
трогать.
Что касается городничего, Панарский также пытался указать надворному советнику на бездеятельность, но попытки стряпчего также не увенчались успехом. Комендант Якубович, он же окружной начальник, дал стряпчему понять, что яйца курицу не учат.
