Лунный свет и дочь охотника за жемчугом - Поук Лиззи

Буря лишила море цвета, из бирюзового сделав оловянным, усеяв всю поверхность полудохлой рыбой. Однажды утром Квилл вылавливает огромную рыбу-парусник и вытаскивает ее на палубу. Умирая, рыба поблёскивает и танцует, а они жадно смотрят на ее уродливое трепыхающееся тело. Они пируют в тишине, как люди после битвы, капли жира медленно стекают с подбородка на ключицы, пока солнечные лучи вычерчивают рисунки на волнах. Ночью они все вместе спят на палубе, их лица зацеловывает ясный белый лик луны. Наступившее последнее утро их возрождает, поникшие головы поднимаются навстречу рассвету.

Когда рано утром появляются Розеллы, они кажутся не более чем пятнышком на горизонте. Поначалу им трудно поверить своим глазам, ведь в течение нескольких дней компанию им составляли только птицы и летучие рыбы. Но Аксель сверяется с компасом и расстилает карту на выгоревшей на солнце палубе. Пальцем он очерчивает скопление фигур.

– Это точно они, видите характерную форму подковы? – На карте нарисован один большой остров в окружении нескольких маленьких осколков, расходящихся вверх.

Они прошли сквозь цепочку островов и бросили якорь с подветренной стороны самого большого из них. Здесь люггер должен быть защищён от ветра, а воды достаточно тихие, чтобы можно было провести осмотр корпуса.

До берега рукой подать, но все равно спускают на воду шлюпку.

Пока они приближаются, Элиза рассматривает остров. Для неё стало неожиданностью, что он такой маленький, не больше пары сотен ярдов в длину. Весь покрытый зеленью густых тропических зарослей, обрамлённый тонкой полоской песчаного берега. Ослепительно белый кварцевый песок и вода цвета сине-зелёного бутылочного стеклышка, поднесённого к свету.

Она заглядывает вниз, где на мелководье шныряют вокруг шлюпки маленькие рыбешки. От их наглости ее оторопь берет, а потом она наклоняется, чтобы попытаться идентифицировать их. Ярким сине-желтым облаком проплывают рыбы-хирурги, несколько рыб-попугаев лениво плывут по течению. За ними неуклюже гребёт медлительный неповоротливый дюгонь. Элиза испуганно отшатывается. На фоне ярких водорослей его шкура свинцово-серая вся в складках.

– Похож на морскую свинью, а на вкус как свинина. – Элиза поднимает голову на голос Квилла, который тоже смотрит в воду. – По крайней мере, так мне говорили.

Отец нашёл бы это занятным. Она снова опускается к воде, гадая, найдут ли они какие-то следы пребывания Томаса на берегу. Он клялся, что был здесь, обшарил все Розеллы в поисках отца. Можно ли ему доверять? Если он сказал правду, возможно, что оставил после себя какое-то убежище, которым они могут сегодня ночью воспользоваться.

Они вытаскивают шлюпку на берег. Элиза, нахмурившись, смотрит себе под ноги. На песке странные узоры – широкие линии, покрывающие берег, как будто на здесь вытащили несколько сотен узлов веревки.

– Что вы об этом думаете? – спрашивает Аксель.

– Я никогда прежде не видела ничего подобного.

Элиза окидывает взглядом пляж в поисках признаков того, что Томас соорудил здесь убежище, но ничего нет – ни гамака, ни скарба. Хотя и понимает, что следы, которые ищет, давно мог унести шторм или прилив.

Надежно спрятав шлюпку, Квилл отправляется на поиски дров. Элиза вглядывается в чащу леса: густую, сумрачную, влажную. Откуда-то доносятся жуткие вскрики невидимых птиц.

– Нам следует осмотреться, Элиза. Вы не возражаете? – спрашивает Аксель.

Она кивает, отчаянно надеясь найти хоть какие-то следы Томаса или даже – в глубине души теплится надежда – своего отца.

Они углубляются в лес, земля здесь влажная, с буйно разросшейся растительностью. На ветвях красуются яркие белые и розовые цветы с желтыми тычинками, торчащими, как трубы. Сквозь крону деревьев пробиваются лучи солнечного света, под ними кружатся и сверкают тысячи спор. Кажется, что они светятся пурпуром, золотом и зеленью. Она глаз от них не может оторвать, а Аксель, махнув рукой, пытается зачерпнуть немного себе в ладонь. Они перетекают, как вода, но исчезают, как только их убирают от света.

Вокруг них на лесном войлоке скребутся и копошатся незримые твари. Время от времени среди деревьев раздается звериный вой, от которого у Элизы волоски на руках встают дыбом. Сверху свисают тяжелые ароматные кроваво-красные плоды, большинство так высоко, что человеку не дотянуться. Аксель идёт вперёд, а Элиза срывает один их них, подносит ко рту и откусывает. Довольно вздыхает. Это самое сладкое, что она когда-либо пробовала. Аксель поворачивается, она торопливо выбрасывает остатки плода и вытирая руки о юбки, догоняет его.

Никогда прежде ей не доводилось бывать в таком лесу. Она напоминает ей детскую сказку. Она почти готова к тому, что деревья оживут и обнимут ее своими узловатыми корнями. Отогнав подальше эти мысли, она продолжает углубляться в сумрак. Из влажности лесного дыхания они наконец выходят на яркий солнечный свет, обыскав все деревья и кусты, до которых только смогли добраться. Пока их не было, Квилл развёл костёр и обошёл берег, чтобы посмотреть, не найдётся ли что-нибудь на пляже.

– Ничего, – приходят все к одному мнению, а Элиза чувствует, как тает ее надежда.

– Ничего страшного, – ободряюще говорит Аксель. – Мы знали, что его здесь нет. Томас так и сказал. Завтра проверим остальные острова, а потом пойдём на Невермор. – Он показывает рукой куда-то на юго-запад. – Затем, если понадобится, на Де Виттс. – Машет в сторону северо-запада. – Мы так далеко добрались, но нам ещё многое предстоит сделать. Лучшее, что можем сделать сейчас, – это отдохнуть.

При свете костра он доедают просоленную рыбу с люггера и мелочь, которую удалось раздобыть на мелководье. А затем в тишине наблюдают за искрами, улетающими вверх, в объятия звезд, приветствующих их. Квилл показывает созвездия скорпионов и охотников, что натягивают яркие луки. Люггер терпеливо наблюдает за ними, покачиваясь на воде. Ее радует, что он здесь, охраняет от всякой напасти. Когда наступает время спать, они укладываются на берегу. Аксель проверил, что ночью дождя не ожидается и достаточно тепло, чтобы переночевать без укрытия. Так что они устраиваются на песке неподалёку друг от друга, стараясь не замечать странные звуки из леса, мешающие уснуть. Неужели те голоса, что слышит Элиза, издают деревья? В какой-то момент она проваливается в сон, больше похожий на галлюцинации: на вершине утеса отец с матерью медленно вальсируют на фоне заката. Небо вокруг них пылает оранжевым огнём лесных пожаров. Элизу отрывает от земли и поднимает в небо огромный орёл с золотыми крыльями, до крови раздирая когтями кожу на ее плечах. Затем она видит Томаса в самой неестественной из поз: удерживая Элизу у себя на коленях, он нежно гладит ее по волосам и тихо шепчет стихотворение. Странность этого действия сильно тревожит. Его пальцы перебирают ей локоны, пробегаются по лицу. Но они больше не мягкие, ногти царапают кожу, разрывают руки, ноги, ступни. Она кричит и просыпается, но чувство, что ее царапают, не проходит. Кожа зудит и чешется, Элиза поводит плечами, пытаясь избавиться от дискомфорта. Это не помогает. Она приподнимает голову и садится. Затем медленно с ужасом вытягивает руки перед собой. Вскрикнув, вскакивает. Вот и причина царапин – с ног до головы ее облепили крабы. Они запутались в волосах, зацепились лапками за воротник. Они размахивают клешнями и пробегают по груди, падают, барахтаются и замирают. Окинув взглядом пляж, залитый лунным светом, она поражена увиденным. Каждый дюйм песка кишит крабами. Их, должно быть, тысячи. Они теснятся на этом небольшом пространстве, шевелясь, как огромное движущееся одеяло. Луна выхватывает каждую деталь, каждую убегающую лапку, каждый панцирь – всё освещено. Крабы в спешке бегут из леса по направлению к морю одной сцепившейся массой. Так вот кто, должно быть, оставил те странные следы на песке, доходит до неё. Квилл с Акселем начинают шевелиться. Теперь наступает их очередь вскочить и завопить. Элиза отрывает одну из тварей со своей руки и рассматривает: панцирь абсолютно прозрачный, видно, как внутри пульсируют внутренности. Две огромные клешни кажутся непропорциональными относительно тела, а чёрные глазки сидят на подрагивающих стебельках.