Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование
— Всем молчать! Ну-ка, скажи ты, — правитель ткнул плеткой в грудь пожилого солдата в круглой каракулевой шапочке.
— Чего говорить, сардар? — хмуро проворчал тот. — Не хотим Хусейн-хана! Денег не платит. Ружья продает кому-то. Гоняет людей дом себе строить. Зачем нам такой командир?!
— Не хотим его! Долой Хусейн-хана! — поддержали говорившего другие.
— Хорошо. Я разберусь. Если это правда, он будет смещен, — твердо сказал Аюб-хан и стал выбираться из толпы.
— Хабардар! Берегись! — крикнул Файз Мухаммад.
Он заметил, что к правителю, уже занесшему ногу в стремя, бросился худой сарбаз с высоко поднятой саблей. Она со свистом рассекла воздух, но предупрежденный кефтаном Аюб-хан в последний миг успел отклониться в сторону, и нападавший, потеряв равновесие, упал к его ногам. На него тут же набросились трое солдат, отняли саблю и подняли, скрутив за спиной руки.
— Так… Это что такое? — скорее недоуменно, чем испуганно произнес правитель. — Не трогать его! — махнул он подбежавшим придворным, которые готовы были изрубить покушавшегося. — Под арест. А ты кто, спасший мне жизнь?
Вопрос был обращен к Файз Мухаммаду, но его опередил Мурад Алим:
— Это мой старый друг, сардар. Он приехал издалека. С очень важным делом. К тебе, сардар!
— Хорошо. Приходите вечером. — Аюб-хан круто развернул коня и ускакал.
До вечера Мурад Алим и Файз Мухаммад с сыном бродили по Герату. Внимание тезинцев привлек центр города — Чорсу. Здесь под громадным бревенчатым навесом, крытым рогожей, разместились торговые ряды, где продавались товары из самых разных стран: русские самовары и сахарные головы соседствовали с французскими дуэльными пистолетами, древние манускрипты из Ирана и Аравии — с голландскими подзорными трубами, английские сукна — с китайскими трубками для курения опиума и индийскими шахматами… В чайхане корнейль снова продемонстрировал блистательный процесс своего насыщения, чему еще раз подивились Файз Мухаммад и Гафур.
Плотный обед придал новые силы Мураду Алиму.
— Хотите, я покажу вам кое-что действительно интересное? — спросил он своих спутников и, получив согласие, повел их в окрестности города. Здесь, в местности Газаргах Шариф, где когда-то находилась одна из резиденций гератских правителей, они предстали перед усыпальницей знаменитого богослова XI века Ходжи Абдаллаха Ансари, считавшегося покровителем города и Гератской области. Величественное прямоугольное строение с высокой аркой было сверху донизу облицовано яркими глазурованными плитками различной величины и формы. Гафур, словно зачарованный, застыл перед этим сотворенным из камня великолепием, а потом, робко дотронувшись до отца, чуть слышно выдохнул:
— Как бы я хотел научиться так строить…
Оба офицера широко улыбнулись.
— Многие бы этого хотели. Сейчас таких мастеров нет, — назидательно изрек Мурад Алим.
— Да и время не очень подходящее, — добавил Файз Мухаммад. — Погоди, сынок, тебе еще долго жить. С помощью Аллаха отобьем врага, может, тогда и ты научишься строить, а не сидеть на границе, как я, отбиваясь от инглизи…
Мухаммад Аюб-хан.
После великолепия усыпальницы Ансари их поразила благородная скромность находившейся поблизости могилы эмира Дост Мухаммад-хана, умершего в Герате пятнадцатью годами раньше.
Вечером, оставив мальчика в караван-сарае, корнейль и кефтан отправились во дворец.
Длинный зал, где гератский правитель принимал посетителей, был заполнен народом. Освещенные мерцающим огнем светильников, здесь находились военные и ремесленники, торговцы и крестьяне, пришедшие со всевозможными жалобами и просьбами.
Мухаммад Аюб-хан, в военном мундире со стоячим воротником, сидел в кресле в центре зала. Перед креслом склонился его мирза — секретарь и хранитель печати (ею вместо подписи скреплялись документы), а немного поодаль, на небольшом возвышении, стоял везир. За креслом толпились другие приближенные.
Правитель заметил Мурада Алима и Файз Мухаммада и приказал им подойти поближе.
— С каким же делом ты приехал ко мне издалека?
— Сардар, об этом следует говорить с глазу на глаз, — выступил вперед с поклоном кефтан.
— Тогда подожди немного, — кивнул Аюб-хан.
Он рассудил еще нескольких спорщиков, пообещал двум жалобщикам плети за то, что они тревожат его по пустякам, и велел остальным прийти завтра. Файз Мухаммад тем временем еще раз обдумывал все, что ему предстояло сказать сардару, чтобы как можно меньше задеть его родственные чувства и вместе с тем подчеркнуть чрезвычайную остроту положения. Он размышлял об этом весь долгий путь от Тезина и все же не был уверен, что сможет достаточно убедительно разъяснить этому молодому человеку всю глубину опасности, нависшей над страной и народом.
— Ну, говори, — раздался негромкий, но требовательный голос правителя. Странная вещь: здесь, в торжественной дворцовой обстановке, при неверном свете неяркого пламени, Мухаммад Аюб-хан вовсе не выглядел таким юным, каким еще недавно казался на плацу. Его темные глаза с длинными ресницами смотрели на Файз Мухаммада очень внимательно и даже с затаенным опасением, будто спрашивали: «Что же ты мне привез из своего далека?» Ноздри крупного носа чуть заметно подрагивали, выдавая чувственность натуры, а уже наметившиеся на лице морщины свидетельствовали о том, что и в свои молодые годы этот афганец из эмирской семьи сталкивался на жизненном пути не только с розами.
— Сардар, здесь еще есть лишние уши.
— Не вижу их. Остались мой везир и мирза — от них у меня секретов нет, да корнейль, который тебя привел.
— Корнейль и так все знает, а другим это знать незачем.
— Не много ли ты берешь на себя со своими тайнами? — недовольно процедил Мухаммад Аюб-хан. Тем не менее он сделал знак придворным, чтобы они удалились.
— Сардар, для меня высокая честь говорить с тобой, но я предпочел бы иметь для этого иной повод. Что касается моих тайн, то, узнав их, ты тоже пожелаешь, чтобы они далеко не распространялись…
— Рассказывай же! Ты испытываешь мое терпение и дразнишь мое любопытство, — усмехнулся правитель, и в его облике снова промелькнули задорные мальчишеские черты.
— Сардар, мое имя — Файз Мухаммад. В армии твоего покойного отца, да позаботится о нем Аллах, я был кефтаном, комендантом Али-Масджида…
— Знаю этот форт. Недалеко от Джелалабада, где я жил. Но почему ты сейчас не в армии? И где твой военный мундир?
— В этом все дело. Я ушел из армии, потому что нас предают. Али-Масджид в руках врага, а я еду к тебе из Гандамака. Там твой брат — эмир Мухаммад Якуб-хан вел переговоры с миджаром Камнари, который пришел к нам вместе с войском инглизи. Эмир согласился принять договор, по которому мы признаем себя побежденными и отдаем врагу многие земли. Инглизи получают доступ в пашу страну, и в Кабул приедут их люди, чтобы там распоряжаться…
— Ты лжешь! — Мухаммад Аюб-хан в ярости ударил руками по подлокотникам и вскочил с кресла. — Не мог Якуб-хан так поступить! Нас не разбили в бою. Не знаю, кто и зачем тебя подослал, но ты лжешь!
— Я боялся, сардар, что ты не поверишь мне. Мы все очень любим родину, и, если бы мне сказали, что афганец готов ее предать, я тоже назвал бы это ложью. На нашу беду, я говорю правду.
— Лжешь! Утром ты спас мне жизнь. Только это удерживает меня от приказа отрубить тебе голову. Да и этому корнейлю в придачу — за компанию.
Когда разговор зашел о его голове, стоявший до того молча Мурад Алим насторожился. Он выступил вперед:
— Сардар, отец Файз Мухаммада погиб в бою с инглизи, а сам кефтан был преданнейшим слугой покойного эмира: я его знаю давно. Посуди, неужели он пересек весь Афганистан только за тем, чтобы подвергнуть испытанию твою проницательность?
— Кто знает… может, враги подкупили его, чтобы рассорить нас с братом.
— Нет, сардар, — снова заговорил Файз Мухаммад. — Я хотел предупредить тебя о том, что ты и без меня узнаешь, но, может статься, поздно. А приехал я сюда еще и потому, что у тебя есть войска для защиты родины. Ты сильнее всех других вождей, и только ты сможешь противостоять инглизи и Кабулу, если они вступят в сговор. Готовь оружие, готовься к борьбе!
— Ты еще не доказал, что они вступили в сговор, — сердито, но заметно остывая, произнес правитель.
— И не смогу доказать, если Мухаммад Аюб-хан сам не захочет в том убедиться. Поэтому посади меня под замок и пошли в столицу самых быстрых гонцов. Когда они вернутся и скажут, что я солгал, можешь казнить меня. Но они подтвердят мою правоту!
— Так я и поступлю.
Правитель хлопнул в ладоши. Вошли везир с мирзой и слуги. Аюб-хан распорядился, чтобы Файз Мухаммада посадили под стражу в одну из комнат дворца, а также разыскали и привезли к нему Гафура.