Юрий Трусов - Каменное море
Когда?…
Томимый бездельем, Иванко как-то вечером присел на причальную тумбу – старинную чугунную пушку, врытую в береговой суглинок, и с тоской, (который раз!) разглядывал пустынные морские волны, словно раскаленные от ярко-красных лучей заката.
К нему подошли двое мужчин. Один – высокий, помоложе, в офицерском артиллерийском мундире – малого чина. А другой – постарше в черном партикулярном[69] господском сюртуке и белых панталонах.
– Сии краски заката на воде, – громким голосом говорил военный, – напоминают мне кровь братскую, которую проливают в битвах с янычарами поборники вольности там, за пределами волн этих. – Он взволнованно взмахнув рукой, показал на море.
Его спутник молча разглядывал пылающий горизонт и, как показалось Иванко, не очень внимательно слушал военного. Потом он повернул к говорившему свое лицо. И тут Иванко узнал в господине, одетом в партикулярное платье, своего бывшего эскадронного командира Сдаржинского.
– Ваше благородие… Виктор Петрович, доброго здравия! – выпалил единым духом Иванко.
Сдаржинский несколько мгновений разглядывал рослого загорелого парня с медной серьгой в ухе, одетого в просторный матросский костюм. Лишь лучистые глаза да светлые усы напоминали ему позабытое лицо молодого унтера.
– Иванко? Да неужто ты?!.
– Так точно! Самый.
– Смотри, каким молодцом стал! Что ж ты, шельмец, глаз в Трикратное за эти годы ни разу не казывал? Батько твой соскучился.
– А я ему, Виктор Петрович, письма да деньги через деда Чухрая часто посылал. А сам приехать к нему не мог – на море служил. Все в рейсах и часу не было… Да и что толку батьку повидать? Хворый он да гордый. Я его знаю – ему сочувствие мое – только боль в сердце. А вот хворь его излечить не могу… – Иванко грустно наклонил голову.
– Это ты верно говоришь. Болезнь у твоего отца тяжелая, но есть все же надежда поправиться. А у самого как?
. – Было хорошо. Подшкипером на шхуне по морям ходил. А вот вторую неделю на берегу. Встали кораблики наши на прикол. Султан через проливы хода не дает. Да еще суда под нашим флагом ихние корсары обстреливают.
. – А скажи, братец, правду, сии диверсии султанские ты сам видывал? – вмешался в разговор спутник Сдаржинского, высокий военный.
– Да, кстати, познакомься, Иванко. Это мой друг Николай Алексеевич Раенко. Прошу его любить и жаловать… Он человек ученый и по рассказам моим хорошо знает твоего отца. Можешь ему поведать все без утайки, как и мне, – представил Сдаржинский юнкера.
Иванко улыбнулся.
– Да что мне таить? Последний рейс труден был… Гнался за нашей шхуной корсар турецкий… Хотел, поди, пленить нас. Да мы, хотя у нас и девяти пушек не было, а у него, пожалуй, все тридцать, отстреливались. В мачту ему ядром угодили и ушли. Однако хозяин наш господин шкипер Родонаки потерял всю охоту рисковать своей жизнью и состоянием. Вот как пришли в Одессу – поставил шхуну на прикол, а команду всю изволил на отдых отправить.
– Так что же это ты прозябаешь в праздности?
– Так точно… Пока султан с греками войну не кончит…
– О, я вижу, ты, Иванко, великий политик! – рассмеялся Сдаржинский. Но юнкер даже не улыбнулся.
– Это очень похвально, что и простолюдины наши начинают понятие приобретать, – сказал он Виктору Петровичу. И обратился к Иванко. – Только не скоро султан с греками войну кончит, если мы не поможем. Вот если бы твой хозяин согласился на своей шхуне против султана в море пойти – это дело было бы преотличнейшее… Я ему помог бы – артиллерию хорошо знаю.
Иванко удивился.
– Вы бы на шхуне нашей не побрезговали в море?…
– Не побрезговал… Греки сражаются за вольность. Святое дело за свободу драться.
Юнкер и бывший подшкипер многозначительно посмотрели друг на друга.
– Такое мне уже не раз говорили. Да сам я за вольность греков готов с дорогой душой… Воевать-то я приучен. Виктор Петрович знает…
– Верно! С Бонапартом ты воевал добре! – подтвердил Сдаржинский.
– За чем тогда, братец, дело стало?
– За немногим. Хозяин мой, господин Родонаки, человек хороший и шкипер знающий, но боится в опасных плаваниях утратить свою шхуну. «Не для того, – говорит он, – я судно свое великими трудами приобретал».
– Ни за что?
– Ни за что!
– Гм… – мрачно протянул Раенко. – А кто тебе про вольность сказывал?
Иванко вопросительно посмотрел на Сдаржинского. Тот одобрительно кивнул головой: «Мол, говори, не бойся, юнкер не выдаст».
– Мне еще давно – в восемнадцатом году, один немолодой барин, ученый, о свободе греческой толковал. Тогда мы его на шхуне нашей в стародавнее городище, что у села Парутино[70]из Одессы возили. А сын его – кудрявый, веселый офицер, – слушая, все усмехался и говорил, что не только грекам, нам самим о свободе в первую очередь подумать не худо бы…
– Так ведь это же Муравьевы были! Старший – Иван Матвеевич – историк маститый. А сын его – средний – Сергей Иванович. Непременно они! Я еще, когда Муравьевы-Апостолы в Одессу приезжали, с ними у поэта нашего Батюшкова виделся. Тогда они интересовались развалинами древней Ольвии и выезжали туда для ее изучения. Так, значит, ты их возил? Вот и выходит, у нас общие знакомые…
– Они, выходит, самые. Хорошие люди. Особенно молодой.
– Так тебе его мысли, что не только грекам, но и нам свободу надобно завоевать, пришлось более по нраву? Что ж! Я тоже к таким мыслям сочувствие имею, – лукаво засмеялся Раенко. И вдруг оборвав смех, спросил серьезно у Иванко: – Но ты, братец, поехал бы грекам помогать с мечом в руке?
Иванко задумался.
– Грех было бы такому делу не помочь. Да только как? До Греции пройти сухопутьем нельзя. А морем – корабля не сыщешь.
– А если бы мы все-таки нашли корабль?
– Тогда хоть сейчас.
– А ты не женат? Семьей не обременен?
– Никак нет. Кроме батьки хворого, я един как перст.
– Грамотен?
– Книги читаю…
– Так вот, приходи ко мне. Я книги тебе интересные дам. Поговорим.
Иванко через несколько дней пришел в двухэтажный дом на Гимназской улице, где проживал Раенко. В маленькой квартирке юнкера моряка поразило обилие книг: русских, английских, французских, немецких, итальянских, греческих. Книги у Раенко были в каждой комнате. Они не умещались в шкафах и на полках, лежали на столе, на диване, на стульях. Видимо, веселый и живой, несколько легкомысленный, внешне похожий на повесу, юнкер не мог жить без них. Иванко показалось, что он попал не в квартиру молодого офицера, а в жилище ученого человека.
А Раенко оказался не только книголюбом, но и замечательным учителем. Увидев, что его гость любознателен, он сумел пробудить в нем интерес к литературе.
Первую книгу, которую он посоветовал прочесть, был редкий труд польского автора В. С. Стройновского «Об условиях помещиков с крестьянами», переведенный на русский язык и изданный в 1809 году.
В этой книге автор гневно обрушился на угнетение помещиками крестьян и не только требовал освобождения земледельцев от крепостной рабской доли, но и грозил восстанием угнетенных, которое будет «по своей жестокости ужасным».
Книга была рассчитана на более образованного читателя, чем Иванко. Не все мудреные выражения автора доходили… Но основной смысл книги – гневный протест против угнетателей – захватил его. Иванко прочитал книгу в один присест. И когда Раенко спросил о впечатлении, ответил:
– Верно все в ней… Я даже не ведал, что о горе народном так верно пропечатывают. Хорошие, видно, книги на свете есть…
– В книгах, друг мой, есть правда великая. Немного, к сожалению, таких книг, но тем они и ценней, – сказал Раенко и, взяв с полки переплетенный в зеленый бархат том, вручил его моряку. – Вот этой книге цены нет. Она сама правда святая. Запрещенная. В списках по Руси ходит.
Иванко, волнуясь, заскорузлыми от смоляных канатов пальцами раскрыл зеленый том.
Книга и в самом деле была рукописной. На ее титульном листе красивым почерком с любовью было выведено; Александр Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву".
XXI. По методе Владимира Раевского
Чтение интересных книг и беседы о них с юнкером пробудили в Иванко тягу к знаниям. Он попросил Раенко «поучить его наукам, что просвещение уму дают». Юнкер, словно ожидавший такую просьбу, с радостью согласился. Занятие начал с географии и рассказал молодому моряку о частях света и главных странах мира, уделив внимание в своем уроке и политической географии.
– Конституционное республиканское правление – это такое, когда народ управляется теми законами, которые он сам себе назначил, а представители народа охраняют их незыблемость. Конституционное правление самое лучшее, друг мой. Однако увы! В отечестве нашем верховная власть принадлежит не народу, а монарху, то есть принадлежит деспоту-царю. Такая власть суть неограниченная монархия – самая наихудшая в свете…
