Раффи - Хент
Вардан заинтересовался этой странной фигурой, в которой было что-то роковое и зловещее. Он остановился и стал наблюдать. Вдруг человек сделал несколько отчаянных движений, глянул на раскинутые в обширной долине развалины и, закрыв глаза руками, бросился с вершины в пропасть.
Маленькое тело рванулось и быстро полетело вниз, кувыркаясь и цепляясь о встречные камни.
Вардан ударил коня и помчался на помощь к погибавшему.
Тело несчастного при падении зацепилось за росшие из расщелин скал кусты и повисло; у Вардана явилась надежда на спасение самоубийцы.
Взглянув вверх, Вардан увидел, что тело висело приблизительно на высоте пятидесяти футов. Но как спустить его? Вардан слез с коня, осмотрел стенообразную крутую скалу, ища дорожку, по которой можно было бы добраться до кустов. Но дорожки не оказалось. Тело неизвестного еще держалось за кусты, не подавая никаких признаков жизни.
Вардан видел, что, не рискуя жизнью, нельзя спасти несчастного, который, быть может, был еще жив; чувство жалости заставило его забыть о себе. Он надеялся подняться, хватаясь за камни и за выросшие в скалах кусты, если они настолько крепки, что смогут выдержать тяжесть его тела.
Вардан был гибок, как змея, и ловок, как кошка. Он протянул руку и, схватившись за первый попавшийся камень, начал карабкаться наверх. Не успел он подняться на несколько аршин, как камень, за который он держался, сорвался, и Вардан полетел вниз.
«Здесь нельзя», — подумал он, не обращая внимания на руки, исцарапанные осколками гранита и кровоточащие.
Вардан был из тех натур, которых неудача возбуждает сильнее. Он торопился, так как солнце клонилось к закату, и через некоторое время темнота могла бы помешать его предприятию. Вдруг в голове его блеснула мысль: у него за седлом был аркан, к концу которого прикреплен свинцовый шар; это своеобразное оружие курдов. Достать этот аркан и применить его было делом нескольких секунд. Одним взмахом руки он бросил шар наверх, и конец аркана крепко зацепился за сучковатый ствол дерева, росшего недалеко от того места, где висел самоубийца. Затем, взявшись за другой конец веревки, он начал подниматься по ней быстро и ловко и через несколько минут очутился возле бездыханного тела. Каковы же были его гнев, ненависть, отвращение, когда он увидел, что это был Томас-эфенди. Он готов был сбросить это поганое тело в пропасть, чтобы разбить уцелевшие кости и сделать его пищей хищных зверей и птиц. Но великодушие не позволило ему поступить так жестоко. Он осторожно спустил тело по аркану, и вслед за ним спустился и сам.
Прежде всего Вардан внимательно осмотрел тело. Он нашел, что кости во многих местах были переломаны ударами о камни, голова и лицо были изуродованы до безобразия и покрыты кровью; но эфенди еще дышал. Этот злодей, причинивший Вардану так много горя, послуживший причиной гибели тысячи домов и опустошения целого края, в этом жалком состоянии тронул сердце Вардана.
Попадись он ему при других условиях, Вардан, пожалуй, не пощадил бы его.
Но теперь перед ним лежал несчастный, которому нужна была помощь.
Вардану не в первый раз приходилось помогать раненому, да и сам он бывал ранен, а потому всегда имел при себе предметы, нужные для перевязки. Первым делом он поспешил остановить кровь, текущую из ран, и перевязать голову и лицо.
Было уже совсем темно. Небо покрывалось черными тучами; сильный ветер и гром предвещали бурю.
Вардан подумал об убежище. Он поднял раненого на лошадь, привязал его и направился в соседнюю деревню, ведя за узду коня.
Молодой человек смутно догадывался, что могло побудить эфенди покончить с собою: видимо, наконец, раскаялся тот, из-за кого было пролито столько крови, кто явился причиной стольких несчастий.
Память не изменила Вардану. В темноте виднелись огоньки, это была деревня, но до нее было еще далеко. Дождь пошел сильнее. Вардан снял с себя бурку и осторожно прикрыл ею эфенди. Было очень поздно, когда он добрался до деревни, состоящей, как это обычно для всех курдских деревень, из жалких землянок.
Вардан подошел к первой лачужке, взялся за дверь и нашел ее незапертой. «Вот счастливый народ: не боится воров и спит с открытой дверью», — подумал он. В лачужке было темно; все спали. Вардан стал стучать, и через несколько минут женский голос спросил:
— Кто там?
— Божий гость.
Слова «гость» было достаточно для того, чтобы его приняли. Женщина зажгла свечу и пригласила его. Она была в длинной свисавшей до колен красной рубашке. Вардан и женщина внесли эфенди в комнату и уложили на тахту.
— Болен? — спросила хозяйка.
— Нет, ранен.
Услышав это, молодая женщина принесла ящичек, в котором хранились разные снадобья и несколько грубых хирургических инструментов.
Вардан верил лекарскому искусству курдов, однако поблагодарил женщину, сказав, что и он кое-что смыслит в этом деле и что сделал уже все, что нужно для раненого.
Этот ответ хотя и несколько огорчил молодую женщину, желавшую показать свое искусство, однако увидев, что раны больного перевязаны, она успокоилась.
— Теперь надо позаботиться о лошади; бедняжка осталась на дворе.
— Не беспокойтесь, — сказал молодой человек, — укажите только, где ее поставить.
Хозяйка взяла свечу и, проводив гостя, указала ему место. Вардан оглядел двор и, увидев низкий, покосившийся забор, спросил:
— Здесь не опасно?
— Какая опасность! «Вор у вора не крадет».
«Счастливые», — подумал Вардан.
Он осмотрел лачужку и увидел, что кроме молодой женщины и детей, спавших на полу, никого в доме не было. Но шум от беготни и разговор хозяйки с Варданом разбудили старуху — свекровь хозяйки, которая до того времени оставалась незамеченной. Она подняла голову, села на постели и спросила:
— Capo, это ты? Пришел наконец, сын мой?
— Это не Capo, — сказала молодая женщина, подойдя к ней ближе, — это гость.
Старуха, узнав, что пришел не сын, снова склонила голову на подушку и утихла.
— Глаз не сомкнет, все думает, что возвратился сын ее — мой муж.
— Где же он? — полюбопытствовал Вардан.
— Отправился в Баязет драться. В нашей деревне не найдется ни одного мужчины, все там. Я тоже всего два дня как вернулась, ходила за добычей.
— Много привезла?
— Немало. Надо быть довольным тем, что бог посылает.
«Свободная дочь свободного народа! — подумал Вардан. — Сколько жизни, сколько простоты в тебе! Чем ты виновата, что тебя научили смотреть на награбленное как на справедливо добытое! Если б ты воспитывалась в других условиях, то при твоих богатых возможностях была бы украшением человечества».
Вардан вернулся к эфенди и, осмотрев его, увидел, что тело было теплым. Дыхание стало правильнее, только по временам эфенди испускал глухие стоны, курдианка снова настаивала на том, чтобы осмотреть больного; Вардан уступил. Он знал, что курды сведущи в хирургии, так как для них раны и кровь — явление обыкновенное.
— Опасности нет, — сказала курдианка, окончив свой осмотр, — раны не очень глубокие, но в костях перелом, видно он свалился…
Вардан ничего не ответил.
— Теперь нужно приготовить что-нибудь для вас поесть, — продолжала хозяйка.
Вардан весь день ничего не ел. Бывают минуты, когда человек и чувствует голод, но не может есть. Он находился в таком состоянии: горе и сердечная боль насытили его.
— Не надо ничего готовить, — ответил он, — дайте мне кусочек хлеба и сыру.
Скромная просьба Вардана огорчила гостеприимную хозяйку, собиравшуюся приготовить что-нибудь горячее.
— Не жалейте нас! Мы теперь не так бедны, как раньше.
— Да, Баязет обогатил вас…
— Не только Баязет — у нас была и здесь обильная жатва. В прошлом году весь наш скот погиб от эпидемии, но зато бог нам дал теперь вдвойне; армяне здешнего края переселились, оставив большую часть своего добра курдам.
— Куда они ушли?
— Не знаю. Все произошло так внезапно и быстро, что у них не было времени унести все с собою, они спешили бежать, спасаясь от турецкого оружия.
— Спаслись?
— Многих из оставшихся перебили.
Страшная действительность постепенно прояснилась. Было очевидно, что совершилось всеобщее бегство армян из этого края; но куда и в какую страну, этого никто точно не знал.
Вардана мучили жестокие думы. Он забыл совершенно о голоде и не замечал красивой курдианки, которая разводила в печи огонь, чтобы приготовить яичницу.
В другое время, в хорошем расположении духа, любой юноша не мог не залюбоваться стройной фигурой прекрасной женщины, которая даже в своей грубой красной рубахе была прелестной. Вскочив с постели, она не успела закрыть лицо — только черные густые косы венком обвивали ее красивую головку.
XXXVI
Было за полночь. В лачужке курда светился еще огонек. Патриархальная семья вся размещалась в одной комнате: храпела на своей постели старуха; рядом с нею валялись дети, изредка бормоча и смеясь сквозь сон. Возле них поместилась их мать. Наивная и свободная дочь гор считала совершенно естественным ложиться в постель при чужом человеке. В комнате было жарко, и спавшая откинула наполовину свое одеяло, приоткрыв белую, как мрамор, грудь, на которую падала густая черная коса. Молодая женщина спала спокойно, подобно невинной овечке.
