Наталья Павлищева - Клеопатра
– Что еще рассказывал Марк?
Увидев, что глаза Цезаря недобро прищурились, и понимая, что это не сулит ничего хорошего, Сервилия замотала головой:
– Это ты спроси у него самого. Мне пора, я и так засиделась. Какнибудь забегу к тебе, Кальпурния, чтобы ты не скучала в одиночестве, пока Цезарь развлекает египетскую царицу.
Глядя вслед уходящей Сервилии, Цезарь покачал головой.
– Она часто бывает у тебя?
– Сегодня впервые.
– Не слушай эту змею, Кальпурния.
Сказать чтото еще Цезарь просто не успел, жена вдруг с мольбой заглянула ему в лицо:
– Ты не бросишь меня, Цезарь?
Что он мог ответить, глядя в ее полные слез глаза? Что давно любит другую? Что Клеопатра и Цезарион для него дороже всех на свете?
Гай Юлий поцеловал жену в лоб:
– Не брошу.
– Ты давно не ночевал дома. Останешься сегодня? – В голосе Кальпурнии слышалась такая надежда, что отказать он просто не смог.
– Останусь.
Отправляя гонца на другой берег Тибра, он написал Клеопатре, что срочные дела вынуждают его остаться в Риме.
Можно обмануть сенат, в конце концов, весь Рим, но не сердце любящей женщины. Глядя на огни Рима на другом берегу Тибра, Клеопатра с горечью усмехнулась:
– Эти срочные дела зовут Кальпурнией…
Хармиона, не выдержав, отозвалась:
– А чего ты ждала? Что стоит тебе приехать в Рим, и он бросит жену?
Глаза Клеопатры, когда обернулась к Хармионе, были полны слез.
– Но ведь он может развестись с Кальпурнией…
Та вздохнула, кто кроме нее скажет царице правду?
– Тебя не слишком привечают на том берегу. Твой въезд в Рим не в счет, это был праздник и радовался народ. А теперь? Ты хочешь, чтобы и у Цезаря случилось так же? Понимаешь, что будет, если он разведется с римской матроной и женится на египтянке, пусть и царице? А что будет в Александрии, когда там узнают, что ты бросила Птолемея и вышла замуж за римлянина? Тебя просто не пустят обратно и никакой Цезарь не поможет.
– Что же делать?
– Не стоило приезжать сюда вообще, я тебя предупреждала.
– Я люблю его.
– Разлюбишь.
– Нет!
Глядя вслед уходившей в свою спальню хозяйке, Хармиона только покачала головой. И в какой недобрый день встретился на ее пути этот старый развратник?! Самой Хармионе с самого начала не нравилась эта связь, душа чувствовала грядущие неприятности. И как теперь быть – непонятно.
ЗАГОВОР ДВОИХ
– Цезарь…
– Мм…
– Здесь много мошек…
Цезарь скосил глаза на любовницу. Клеопатра лежала в своей любимой позе – на животе, ноги согнуты в коленках, даже в темноте видны болтающиеся пятки, подбородок подперт кулачками (может, поэтому у нее щеки, как у хомячка?). Цезарь, наоборот – на спине, закинув руки за голову. Округлая попка женщины заманчиво выпячивалась.
– Это потому что Понтийские болота рядом…
– Они кусаются! И после укусов остаются красные пятнышки.
Хотел посмеяться: «Кто кусается, болота?» – но Клеопатра явно не шутила, вздохнул:
– При всей моей власти запретить мошкам кусаться я не могу. И приказать болотам исчезнуть тоже.
Головка склонилась щекой на правую руку, левая вывернулась ладошкой вверх, она всегда делала так, когда пыталась чтото разъяснить. Цезаря так и подмывало шлепнуть по аппетитной округлости пониже спины, но то, что услышал, отвлекло от мысли о ягодицах Клеопатры.
– Приказать не кусаться не можешь, а приказать, чтобы вырыли канал и отвели воду от болот, можешь.
Цезарь замер, вот так просто?! Самовлюбленная девчонка! Повернулся на бок, глядя на Клеопатру:
– Ты серьезно? Полагаешь, никто до тебя до этого не додумался?
– В Дельте было много болот, там выкопали каналы, отвели воду, и стало куда легче.
– Клео, это пытались сделать многие, но болота как были, так и есть.
Она уселась, сложив ноги крестиком перед собой, так часто сидят на Востоке, но не женщины и не голые же! Даже в полумраке ему было прекрасно видно все, но это нимало не смущало Клеопатру. Ее голова была явно занята другим.
– Каналы тоже нужно уметь рыть. Хочешь, пригласим из Египта мастера?
– Ты хоть представляешь возмущение, которое вызовет в Риме появление мастера из Египта?
– Но почему, почему, Цезарь?! Если человек умен и талантлив, какая разница, где он рожден?!
– Ты это серьезно?
– В Риме, кажется, республика и граждане равны в правах?
– Римляне, Клеопатра, римляне, но не чужестранцы.
На мгновение она замерла, потом улеглась снова, но уже не на живот, а на бок.
– Что с тобой?
– Я тоже чужестранка. И я хуже римлянок.
Цезарь ужаснулся своей нетактичности.
– Клео, ты в тысячу раз лучше большинства римлянок!
– Они так не думают, Цезарь, я же не глупа и все вижу. Рим меня не принимает. – Она усмехнулась: – Я могу на свои деньги вырыть нужные каналы и осушить проклятые болота, могу выстелить улицы Рима золотом и осыпать им каждого, но это ничего не изменит.
– Вспомни, как тебя встречали… – Что он еще мог сказать?
– Это народ на улицах, но не аристократы.
– Тебе нужна их лесть?
– Да.
– Зачем?
Клеопатра чуть подумала и вздохнула:
– Не знаю…
– Послушай, живая богиня, ты хороша сама по себе, независимо от того, признают это Фульвия или Сервилия или нет!
– Скажи, в чем я ошиблась? Почему меня не признали не только матроны, но и Цицерон.
Цезарь приподнялся на локте:
– Я давно тебя хочу об этом расспросить. О чем вы говорили с нашим старым болтуном?
– Не смей его так называть!
– А как? Да, он величайший оратор, но он же и величайший трус, готовый прославлять более сильного. Интересно, что Цицерон умудряется столь искусно менять свои взгляды на противоположные и маскировать за словами эту перемену, что ему веришь! Так о чем вы беседовали с философом?
Клеопатра чуть пожала плечами:
– Да так… обо всем понемногу.
– Э, нет… Чего ты ему наговорила, что он не стал прославлять тебя на каждом углу? Обидела, небось?
– Цезарь, – возмутилась царица, – я просто предложила свой вариант перевода двух строчек Эпикура «О наслаждении».
– Что?! – расхохотался Гай Юлий. – Ты критиковала латынь Цицерона и после этого осталась жива?! Твое имя не написано огромными буквами на каждой стене Рима в знак позора?! И каждому второму гражданину Рима не отправлено гневное письмо о твоем недостойном поведении?
Клеопатра откровенно перепугалась:
– Я не сказала ничего особенного, почему меня нужно убивать?
Отсмеявшись, Цезарь повалил любовницу на ложе, навис сверху:
– Клеопатра, своим замечанием ты потеряла в Цицероне друга навсегда. Его нельзя критиковать! Запомни: для старика его латынь – образец подражания, хотя не только для него, его рассуждения – венец разумного, его жизнь – сплошной урок мужества для потомков.
Царица, уже понявшая, что любовник шутит, фыркнула:
– Но он и правда лучший!
Цезарь откинулся на спину:
– Я не спорю, дорогая, но когда это изрекается через каждые четверть часа и другие разговоры не приемлются, становится скучно. Ты не помнишь эти строчки?
Клеопатра вскочила и, достав из ниши какойто свиток, снова уселась поближе к светильнику. Продекламировав кусочек перевода, выполненный Цицероном, она произнесла и свой. Цезарь снова лежал, опираясь на локоть. Клеопатра уже замолчала, а он все не мог выйти из задумчивости.
Перед ним сидела голенькая правительница огромной страны, эллинка по происхождению, она спокойно рассуждала о переводах на латынь. Но это далеко не единственные знания Клеопатры, а оценить их некому, в Риме не приемлют знаний неримлян. Она может быть самой разумной, самой образованной, но, рожденная не в патрицианской семье, она никогда не станет равной той же Фульвии, глупышке Юнии Терции или вялой тихой Кальпурнии. Даже если бы Клеопатра была образцом добродетели и весталкой по натуре, ей не видеть одобрения со стороны матрон.
А уж такой Клеопатре, какая есть!..
Оставалось придумать, как выбить из головы упрямицы стремление заслужить любовь Рима и одобрение его матрон и патрициев.
Клеопатра шла навстречу Цезарю быстрым шагом. Он с первого взгляда понял, что дело здесь не только в ее радости от встречи с любовником, перед Цезарем была деятельная, неугомонная царица Египта. Значит, снова чтото придумала!
Так и есть, голос от волнения звенел, хотя обычно был глуховатым.
– Цезарь, Сосиген закончил расчеты, и ты можешь вводить новый календарь!
Диктатор чуть улыбнулся:
– Ты поприветствовала бы меня сначала хотя бы из вежливости…
Чмокнула в щеку: «Я тебя люблю», – и снова за свое:
– Но тебе придется продлить нынешний год на два месяца!
– Как ты себе это представляешь? Я объявлю Риму, что ввожу еще два дополнительных месяца?
– Да, ваш календарь перегнал нормальный на два месяца, придется удлинять.
Цезарь уже понял, что никаких объятий и поцелуев, пока он не выслушает все о новом календаре для Рима и не примет по этому поводу решения, ждать не стоит. Вздохнул:
