Константин Бадигин - Кольцо великого магистра
Иоанн, прихватив кувшин с коринфским вином, последовал за хозяином. Князья церкви миновали несколько комнат, обставленных с большой роскошью.
Кабинет гнезненского архиепископа был невелик, но уютен. Много книг. Впечатляющая деревянная мадонна замечательной работы, распятие из белого итальянского мрамора над дверью.
Посол поставил кувшин на стол, уселся и, повернувшись к Бодзенте, сказал:
— Его святейшество папа весьма доволен вашими действиями. Похвальна поспешность, с коей вы старались добыть короля для Польши.
Архиепископ, наклонив голову, внимательно слушал.
— Но не всякий король хорош для Польши в это тревожное время. — Посол замолчал. Слышалось только его прерывистое дыхание. — Разве Сигизмунд маркграф Бранденбургский может быть польским королем? — спросил он. — Нет, не может… его помышления — на Западе. Если он станет королем, снова начнется война за Силезию. Он снова ввергнет Польшу в пучину бедствий.
— Но, ваша эксцеленца… — поднял голову архиепископ.
— Подождите, подождите, ваша эксцеленца, — замахал короткой ручкой посол, — я не закончил своей мысли… А мазовецкий князь Зимовит разве сможет править Польшей? Нет и нет!.. В Польше будет много недовольных. Он по уши в долгах у немецкого ордена и еще больше разорит польскую казну… Неосмотрительно, ваша эксцеленца, поддерживать Зимовита Мазовецкого…
Владыка думал о немцах, заполонивших Польшу, думал о том, как они по-своему перестраивали жизнь народа, как изнутри захватывали в свои руки все нити польского государства.
— Но главный наш враг — немцы! — не выдержал он. — Немцы захватили польские земли и не дают полякам выхода к морю. А Зимовит поляк, потомок Пястов, он поможет Польше воевать с немцами.
— Так ли, ваша эксцеленца! — привскочил посол. — Разве добрый католик может быть главным врагом другого доброго католика? Главный враг добрых католиков — там, — он показал рукой на окно, — на Востоке. Добролюбивого отца всех христиан, папу, печалит, что на Востоке много людей отошли от истинной веры и не признают заместителя Христа на земле. Польше надо короля, который не побоялся бы войны с русскими отщепенцами. Польша должна поднять меч. Эти старания не будут напрасными, господь благословит вас богатством. Воссоединившиеся братья охотно отдадут под опеку свои земли… На Востоке — слава, на Востоке — богатство, на Востоке — благодать божья и святейшего папы. — Иоанн покраснел, синяя жила на лбу вздулась.
— Я не вижу такого короля! — воскликнул Бодзента. — Воевать с русскими? Это может погубить Польшу!
— Постойте, ваша эксцеленца. — Посол прижал руку к сердцу. — Можно завоевать русских руками русских… Я хочу сказать два слова только вам, ваша эксцеленца, — дело это деликатное и не терпит чужих ушей.
Папский посланник подвинулся в архиепископу и что-то прошептал ему в самое ухо.
— Как, язычника? — отшатнулся Бодзента. На его лице выразилось недоумение, даже испуг.
— Сначала крестить, потом женить на Ядвиге и короновать, — снова зашептал легат. — Его святейшество, источник мудрости и справедливости, проклянет тех, кто не подымет меча своего против схизматиков.
— Его святейшество папа не допустит. Ядвига и Вильгельм обвенчаны церковью, — пытался спорить владыка.
— Это не ваша забота, — прошипел посол.
И опять ничего не стало слышно.
Разгорелся спор. Бодзента не соглашался, но толстяк, умный и тонкий дипломат, заставил в конце концов архиепископа сдать позиции.
«Один папа на языке, — негодовал Бодзента, — все папа и папа! Вот и поспорь с ним».
— Поймите наконец, ваша эксцеленца, его святейшество папа решил создать вселенскую религию, — продолжал убеждать посол. — Мы насильно превратим в католиков все народы и племена. Византия не в счет, она на краю гибели. Преградой стоит только Русь, — горячо шептал посол. — А что такое Русь? Страна, наполовину подчиненная литовцам и наполовину татарам. Говорить вам об этом, ваша эксцеленца, все равно что читать проповедь его святейшеству папе… Объединение с Литвой превратит половину русских в католиков, а оставшимся долго не устоять. Объединенная католическая Европа раз и навсегда покончит с язычниками. И тогда — поймите, ваша эксцеленца, — мы, как католические прелаты, будь то поляк, немец или римлянин, станем господами мира, а управлять народами будут те, кто нам послушен… А Галицкая Русь? Без помощи Литвы вам не удержать эту обширную землю. И еще примите во внимание: его святейшество папа сердит на немецких рыцарей и не хочет, чтобы они крестили Литву или Жмудь и стали еще сильнее. Я говорю доверительно, ваша эксцеленца, весьма доверительно.
Бодзента был подавлен услышанным. И плохо представлял, как можно претворить это в жизнь. Он не знал, как посмотрят на папского кандидата венгерский двор и его приспешники в Польше. Он боялся разнузданной шляхты и грозных, самовластных панов. Но еще больше он боялся папского гнева и хотел сохранить место польского архиепископа.
Итальянец повеселел. Он дружески похлопал по плечу архиепископа, отхлебнул терпкого вина и стал рассказывать смешные и не совсем скромные истории из жизни римского двора.
За окнами стемнело. Дождь перестал, и на небе показались звезды. Слуги принесли свечи. Папский легат стал зевать, и Бодзента решил предложить ему отдохнуть с дороги.
Но стук в дверь помешал архиепископу. На пороге показалось взволнованное лицо канцлера.
— Гонец с литовской границы к вашему священству, — сказал он, — важные вести.
Архиепископ Бодзента печально посмотрел на папского посла. Уж очень не хотелось при нем выслушивать гонца с важными вестями. Поколебавшись, он сказал:
— Пусть войдет… Ты останься здесь, — обернулся он к канцлеру.
В комнату ввалился шляхтич в овчинном полушубке, перепоясанный мечом. Видно, он только сошел с коня и нетвердо стоял на ногах. Архиепископ почувствовал тревогу, глядя на худое лицо шляхтича.
— Кто ты есть?
— Я из Светловоды, ваше священство, — тяжело дыша, сказал шляхтич. — Меня послал к вашему священству воевода города Завихоста.
— Говори.
— Поганский князь Ягайла с большим войском литовским и русским перешел Вислу и внезапно напал на город… Завихост пал. И еще Ягайла напал на Опатов и сжег его. И еще многие города и села выжгли проклятые литовцы до самой Вислицы. — Лицо гонца покрылось мелкими капельками пота. — Много крови пролил литовский князь, — продолжал он. — Без счета людей угнал в полон… и еще похваляется, что и до Кракова дойдет. Я сказал все.
Архиепископ молчал.
Ян из Светловоды вдруг бросил на пол шапку, которую держал в руках, и заплакал.
— Спасите Польшу, ваше священство! — сказал он нутряным голосом, повалившись на колени и хватая руками одежды архиепископа. — Накажите поганых! Вы один у нас, сирот…
— Не допустит господь бог язычника в Краков! — строго ответил архиепископ и, молитвенно сложив руки, посмотрел на распятие. — Ты устал, сын мой, иди отдохни.
— Выпей вина, — поднявшись со своего места и подавая гонцу кубок, сказал папский посол.
Шляхтич поднялся с колен и залпом выпил вино. Когда затихли шаги канцлера и шляхтича, архиепископ, собираясь с мыслями, высморкался и вытер пальцы о белейший кружевной платок.
— Ну что, ваша эксцеленца! — со злорадством выпалил он. — Хорош король — грабит Польшу, убивает польский народ!..
— Главный враг Малой Польши, ваша эксцеленца, языческая Литва, — тонко улыбнувшись, ответил посол. — Если Литва примет православие, Ягайла станет еще злее. Но если удастся сделать его католиком, он ревностно станет защищать поляков.
Епископ Иоанн стал прохаживаться мелкими шажками по комнате, заложив руки за спину и перебирая мясистыми пальцами кожаные четки.
— Вы не в силах сейчас защитить свои границы не только от Литвы и руссов, но и от крестоносцев! — вдруг вскричал он, круто повернувшись к Бодзенте. — А тогда вы будете сильным государством.
Когда папский посланник, утомленный сытным обедом и горячим спором, укладывался спать под огромным альковом, прикрывающим не только кровать, но и большое кресло и столик, он не забыл горячо помолиться и поблагодарить Иисуса Христа. Нежась на мягкой перине, он вспомнил свой разговор с папой. Святой отец сидел тогда на своем кресле с неподвижным лицом, закованный в одежду из золота и драгоценных камней. «Польша должна поднять меч на русских схизматиков. Славяне должны задержать славян на пути в Европу», — изрек его святейшество папа. А он, епископ Иоанн, сумел уговорить польского архиепископа.
Проезжая через Краков, он советовался с некоторыми самовластными панами, и они обещали поддержать замысел римского двора. Посол собирался посетить великого магистра немецкого ордена и наметил путешествие в языческую Литву.
