Дмитрий Миропольский - Тайна трех государей
Маленький караван выехал из Старой Ладоги и взял курс на Петербург.
– Я могу освежить вашу память, – говорил Владимир по дороге, – и вы поймёте, насколько хорошо нам известен каждый ваш шаг. Вы руководили диверсионной группой в эфиопской провинции Тиграи. Это самый эпицентр гражданской войны. В тех же краях в одном из храмов города Аксум хранился настоящий Ковчег Завета. Мировая святыня номер один. Его решили тайно перевезти в Аддис-Абебу, поскольку столицу контролировали правительственные войска. Очевидно, президент Эфиопии рассчитывал при помощи Ковчега усмирить повстанцев или как минимум торговаться с ними. Из соображений секретности конвой был малочисленным, да и вообще эфиопы – невеликие вояки, а против таких, как вы, у них нет никаких шансов. Во время транспортировки другая диверсионная группа, которой командовал Варакса, сняла охрану и захватила Ковчег. Дальше ваши группы встретились. Вы вдвоём уничтожили всех бойцов как свидетелей – возможно, именно тогда Варакса был ранен. Потом запутали следы, ушли от погони и прибыли в порт.
– Противоречите сами себе, – заметил Одинцов. – Вы говорили, что моя группа занималась ликвидацией полевого командира повстанцев. А тут оказывается, у меня было другое задание? Я должен был ассистировать группе Вараксы? Полная ерунда. Каждая группа готовится к конкретной операции и комплектуется определёнными специалистами. Ну а насчёт уничтожения своего отряда… Как вы себе это представляете? Не наш метод. Это только в американских боевиках бывает. Вон, у молодёжи спросите.
Он кивнул через плечо на Мунина, который внимательно слушал разговор и пробурчал:
– Я не люблю боевики.
– Факты и логика, – спокойно сказал Владимир. – Мне понятно ваше желание выглядеть перед своим протеже эдаким рыцарем без страха и упрёка, но факты и логика против вас. Специалисты из вашей группы выполнили свою задачу, и необходимость в них отпала. То же и с отрядом Вараксы. Конечно, в бою и при отходе можно потерять часть бойцов, но чтобы сразу в двух группах уцелели только командиры… Согласитесь, это маловероятно: чаще бывает наоборот. Из чего я делаю вывод, что вы с Вараксой имели особые инструкции насчёт остальных участников операции. Только собственноручное уничтожение всех свидетелей могло надёжно гарантировать их молчание.
– Самое время вспомнить про инструкции, – подхватил Одинцов. – Их кто-то должен был разработать. Кто-то должен был поставить боевую задачу. Кто-то должен был сообщить о графике и маршруте следования конвоя, о его составе… Это разведданные, которые собирают не один день и тщательно проверяют множество людей. Наконец, такие операции согласуются на очень высоком уровне, вплоть до первых лиц государства. Если мы с Вараксой захватили груз, то должны были доставить его тем, кто отдавал приказ. Вот с них и спрашивайте.
Владимир оставался невозмутимым.
– Всё верно. Всё, кроме одного. Отдать приказ на такую операцию действительно могли только на очень высоком уровне. Но Варакса по пути в Россию не вылезал из лазарета. Может, ему на самом деле было так плохо, а может, он только симулировал – не важно. Главное, Вараксе поручили захват груза, а вам – силовое прикрытие. Очевидно, вы двое сговорились и сначала украли Ковчег у эфиопов, а потом у начальства. Груз, который вы зарегистрировали на своё имя, формально уже не был грузом, который захватил Варакса. Наверх ушёл рапорт о провале операции, а затем вы спокойно передали ящики Вараксе.
– Не сходится, – Одинцов покачал головой. – Мы же не дебилы – на собственную жизнь в напёрстки играть. Даже если бы начальство проморгало, что мы присвоили груз, это установила бы первая же проверка. Операция провалилась, рапорт поднимается по цепочке всё выше, и каждое звено требует наказать виновных. А кому охота подставлять задницу, да ещё за других? Нас бы сразу выпотрошили. Но вместо этого меня наградили, дали майора…
– И посадили в тюрьму, – с усмешкой закончил Владимир.
– Ничего смешного, – хмуро зыркнул на него Одинцов. – Там была чистая уголовка и совсем другая история… Толково работаете. Даже это раскопали?!
– И это, и многое другое. Так что самое время перейти от воспоминаний к существенной части нашей беседы.
Вдоль дороги монотонно тянулись укрытые серым снегом бескрайние болота с редким лесом вдалеке.
– Я в туалет хочу, – сказал Мунин.
– Потерпишь, – процедил напарник Владимира.
– Нет, – сказал Мунин так решительно, что Владимир обернулся, смерил его взглядом и пообещал:
– Чуть дальше у обочины встанем.
Мунин заёрзал.
– Мне не у обочины. Мне в туалет надо.
– Я бы тоже не отказался, – поддержал Одинцов.
– Вот вам точно придётся потерпеть. – Владимир переговорил с водителем на иврите. – Будет заправка – остановимся. Пять минут.
На заправке машину загнали в парковочный карман, Мунина отконвоировали в туалет, а Одинцов покурил в приоткрытое окно. Снаружи для страховки встал израильтянин из «лендровера». Владимир остался в салоне и заботливо держал Одинцову сигарету: руки пленника были по-прежнему связаны с ногами.
– Я не знаю, на что вы с Вараксой рассчитывали, – признался Владимир. – Дважды украденный Ковчег обязательно должны были вычислить. Но произошло событие, которое вас удивительным образом обезопасило.
– Какое событие? – спросил Одинцов и с наслаждением затянулся сигаретой.
– Развал Советского Союза. Это же девяносто первый год. Последние корабли из Эфиопии уходили весной. У КГБ на всё не хватало рук. Вспомните! Грызня по всем уровням, Горбачёв против Ельцина, августовский путч, – Владимир криво усмехнулся, – всеобщая эйфория от победы над хунтой и, наконец, историческое заседание в Беловежской пуще… Сколько ниточек тогда оборвалось! А сколько бывших руководителей партии и правительства вдруг поумирали? Одни застрелились, другие выпали из окна, третьи приболели как-то странно… Наверное, из оставшихся кто-то что-то знал про Ковчег, но общая картина рассы́палась. Кусочки пазла могли оказаться вообще в разных постсоветских странах – вот и не дошли ни у кого руки до скромных диверсантов.
Мунин с конвоиром заняли места, и машины двинулись дальше.
– Но всё равно вас должны были вычислить, – продолжал Владимир. – Только позже, при попытке продать Ковчег Завета. Вы же не представляете себе, какая это ценность и что начнётся в мире, когда станет известно…
– Стоп, – сказал Одинцов. – Вы всё время говорите – Ковчег Завета, Ковчег Завета… А я мало того что не представляю, какая это ценность. Я вообще не понимаю, о чём речь. Может, просвети́те?
– Знать надо такие вещи! – подал голос Мунин. – Нельзя же быть совсем дремучим.
– Вы по образованию кто? – спросил у него Владимир, развернувшись вполоборота.
– Историк.
– Наверное, из хорошей семьи. В синагоге бываете? Родители или бабушки-дедушки традиции соблюдают?
– Он детдомовский, – сказал Одинцов.
Владимир немного смутился.
– Гм… Простите. Мне казалось, в детских домах России нет еврейских сирот, всех забирают в семьи.
– Такие, как я, ба-а-альшая редкость, – смешок Мунина прозвучал невесело. – Правда, гордиться особо нечем.
«Ну да, его же били не только за то, что очкарик и умный, – сообразил Одинцов. – Огребал ещё и за то, что еврей».
– Есть какие-то фундаментальные знания, которые… – задумчиво начал Владимир. – Хорошо. Если информация о том, что такое Ковчег Завета, поможет вам рассказать правду, почему нет? В Торе его называют «арон а-брит» или «арон а-эхуд»…
33. Миссия невыполнима
С утра Ева выслушала сообщение о программе семинара, которую объявил слушателям профессор Арцишев.
– Хочется, чтобы вы познакомились с моим любимым городом, – сказал он, – и прониклись его духом. У Петербурга особенная энергетика. Она мало кого оставляет равнодушным: одни в её поле процветают и даже становятся великими, других она буквально сживает со свету…
Ева отметила, что профессор переменил пиджак, однако на плечах его по-прежнему мерцали искры.
– Надеюсь, мы останемся в живых, – с улыбкой говорил Арцишев, – и успешно поработаем. В частности, нам предстоит анализировать экзотические гипотезы строения Вселенной. Одна из них гласит, что всё сущее – не более чем голограмма. То есть результат игры света. В такой Вселенной материальные объекты – это результат колебаний параметров единого поля, трёхмерная проекция, фрагменты данных или попросту воспоминания.
Профессор пристально посмотрел на Еву и добавил, обращаясь лично к ней:
– Но если воспоминания хотя бы вполовину так же прекрасны, как вы, я готов принять эту гипотезу без оговорок.
Ева из вежливости подыграла, изобразив смущение: актёрствовать она умела и подобных признаний за последние двадцать лет выслушала без счёта.
– Организаторы сделали всё возможное, – продолжал Арцишев после того, как смолкли смешки в аудитории, – чтобы у вас остались самые приятные воспоминания о Петербурге. Для этого мы приготовили насыщенную культурную программу. Но нашей главной целью, как это ни скучно звучит, всё же остаются научные изыскания. Часть занятий с вами проведут мои ассистенты, а пока вам придётся потерпеть вашего покорного слугу.
