Ясуси Иноуэ - Хозяйка замка Ёдо
— Перед кем это я должен спину гнуть? Перед военачальниками, которые позволяют себе веселиться в разгар сражений? — И самурай, пришпорив жеребца, величаво продолжил путь.
Хидэёси всё слышал, а Тятя, сидевшая подле него, даже вздрогнула от неожиданности — та же гордыня, то же отчаянное бесстрашие звучали когда-то в голосе юного Такацугу Кёгоку.
Разгневанный кампаку тотчас велел разузнать имя бесстыжего самурая. Ему доложили, что это был Мотоюки Ханафуса, вассал Хидэиэ Укиты. В тот же день Хидэёси призвал к себе Укиту и приказал ему обезглавить провинившегося. Но когда Укита уже собирался удалиться, Дабы выполнить приказ, кампаку внезапно передумал:
— Постой. Мальчишка всё ж таки не лишён силы духа. Пусть вспорет себе живот. Ступай. — А поразмыслив, опять переменил решение: — Однако храбрости ему не занимать — даже меня не испугался. Жалко терять такого бравого воина. Лучше повысь его в чине!
Тятя вздохнула с облегчением. Смерть юноши, который так живо напомнил ей о Такацугу, изрядно бы её огорчила.
На четырнадцатый день шестой луны Хатигата, ключевая крепость равнины Канто, сдалась объединённому войску под командованием Кимуры, Асано, Маэды, Уэсуги и Санады. Весть об этой победе Хидэёси получил через четыре дня, и с того момента участились мелкие вылазки против Одавары, а также наладился открытый диалог с осаждёнными. До недавних пор Хидэёси, ещё при жизни и поддержке Хидэмасы Хори, так и не узнавшего из-за безвременной кончины о взятии Хатигаты, тайком склонял засевших в замке военачальников к капитуляции, теперь же мирные переговоры стали вестись официально. Двадцать четвёртого числа Кадзутоси Такигава и Ёситака Ку-рода по приказу Хидэёси отправились в Одавару к Оте Удзифусе, коменданту крепости, с предложением сдаться. В то же самое время Хидэиэ Укита, которому предстояло выступить посредником и обсудить условия капитуляции, отправил в ставку Удзифусы дары — снедь и сакэ — от имени главнокомандующего.
Тут подоспела весть о взятии замков Хатиодзи и Цукуи — таким образом, последним оплотом Ходзё на равнине Мусаси осталась крепость Оси. Можно себе представить, в какое отчаяние впали защитники Одавары. Началось брожение умов. Время от времени с территории осаждённого замка долетали ружейные залпы и крики, но слов было не разобрать.
Двадцать шестого числа пала ещё одна цитадель, Исигаки, — событие, которого давно и с нетерпением ждал Хидэёси, замысливший перенести туда свою ставку. Переезд состоялся — дамы Ёдо и Кёгоку последовали за своим господином из Юмото в Исигаки, — и тем же вечером, в час Свиньи, осаждающие войска начали ружейный обстрел Одавары.
На третий день седьмой луны пал замок Нираяма, продержавшийся в осаде так же долго, как Одавара. Не пал — рухнул, и под его обломками нашли смерть все защитники, надежда и опора клана Ходзё.
Пятого числа из Одавары вышел Удзинао Ходзё и сдался в плен. Хидэёси даровал ему жизнь — Удзинао приходился зятем Иэясу Токугаве, и милость была оказана исключительно по этой причине, — но безоговорочно потребовал от Удзитэру и Удзимасы Ходзё, Кэнъидэ Мацуды и Масасигэ Дайдодзи совершить самоубийство.
Седьмого числа армия Ходзё покинула Одавару. Восьмого и девятого за полководцами и воинами последовала челядь. Десятого победители вступили во владение замком и окрестностями. Одиннадцатого Удзитэру и Удзимаса исполнили обряд сэппуку, положив конец роду Ходзё, который издавна правил на землях Канто.
Тятя, ставшая свидетельницей падения дома Ходзё, подумала тогда, что ещё одно громкое имя кануло в небытие, исчезло безвозвратно и бесславно. Асаи и Сибата, по крайней мере, спасли фамильную честь, сгорев вместе со своими замками.
— Когда вы отбываете, мой господин? — спросила Тятя у Хидэёси в день смерти Удзитэру и Удзимасы Ходзё.
— Отбываю? — удивился Хидэёси. — Куда это?
— Не могу знать куда, но вы ведь уже готовы отправиться в путь.
— С чего ты взяла?
— Насколько я заметила, покорив один замок, вы сей же час отправляетесь штурмовать другой. — Говоря это, она вспомнила, как стояла на обочине дороги наутро после падения Китаносё и смотрела вслед Хидэёси, который вёл свои войска на север.
— Я выступаю в поход завтра, — без тени улыбки сказал он.
На следующий день Тятя отправилась к главным воротам Одавары на проводы Хидэёси, который в этот раз шёл войной на северные кланы. В гордо восседающем на боевом коне полководце уже не было ничего общего с тем балаганным пугалом, нацепившим на себя фальшивую бороду и помпезно покинувшим столицу весной. После побед в Канто ему покорился весь восток, теперь он выступал в поход на север. Если Хидэёси по-прежнему будет сопутствовать удача, в скором времени его самодержавная власть распространится над всей Японией.
Тятя глаз не могла отвести от старого воина, удалявшегося в сторону площади, где собралась его огромная рать, готовая сражаться до победы. Хидэёси ни разу не обернулся к своей наложнице, будто, едва поднявшись в седло, сделался другим человеком и позабыл о её существовании. В глазах дамы Ёдо он и правда изменился — перестал быть заклятым врагом, виновным в гибели её семьи. Благодаря Хидэёси её сердце и тело расцвели, наполнились странным ощущением полноты бытия, которое никто и никогда не смог бы ей дать.
Когда силуэт главнокомандующего исчез вдали, первые лучи утреннего летнего солнца позолотили землю, словно предупреждая о том, что день будет жарким. Накатила волной песня цикад, спросонья приветствовавших мир, и у Тяти закружилась голова в упоительном опьянении жизнью.
Через две недели после отбытия Хидэёси Тятя и Тасуко тоже покинули Одавару, но их путь лежал в ином направлении — через десять дней они рассчитывали остановиться в Оцу. Возглавили процессию паланкины Тяти и её свиты, за ними тронулся кортеж дамы Кёгоку. Время от времени носильщики устраивали передышки, и тогда Тасуко выходила из паланкина, чтобы осведомиться у кузины, не слишком ли утомило её путешествие. Однажды Тятя не выдержала и спросила у согнувшейся в почтительном поклоне, точно какая-нибудь прислужница, наследницы знатного рода:
— Сколько раз его высокопревосходительство наносил вам визит в Одаваре?
Дама Кёгоку сделалась пунцовой от смущения, на глазах выступили слёзы. Тятя подумала, не эта ли девичья стыдливость привлекает Хидэёси в Тасуко, и при мысли о том её сердце обожгло ревностью, с которой она так успешно боролась со дня приезда кузины в ставку главнокомандующего в Соундзи. Дама Ёдо, впрочем, тотчас овладела собой и весело рассмеялась, а затем доверительно шепнула:
— Я хочу, чтобы его высокопревосходительство Хидэёси принадлежал только вам и мне. Вы согласны?
Дама Кёгоку потеряла дар речи от ужаса перед дерзкими словами, которые, как ей показалось, вырвались у кузины невольно. Но дама Ёдо знала, что говорила. Она открыла своей подруге и сопернице тайные мысли, с самого начала весны не дававшие ей покоя. Она ненавидела всех наложниц Хидэёси, а главным врагом считала его законную супругу, Госпожу из Северных покоев. Лишь с безобидной Тасуко, тихой и робкой женщиной, несмотря на её высокородство, Тятя готова была делить свою горячую любовь к верховному правителю Японии.
VI
Утром двадцать седьмого дня седьмой луны дамы Ёдо и Кёгоку прибыли в столицу. Тридцать четыре лошади, навьюченные добром, и шестьсот самураев служили им эскортом. Одавару они покинули утром пятнадцатого числа и путь до Киото, таким образом, проделали за двенадцать дней — в соответствии с распоряжениями Хидэёси, повелевшего многочисленным стражникам, которые сопровождали наложниц всю дорогу, доставить бесценные сокровища в срок.
Сразу по прибытии в Киото Тятя испросила аудиенции у Госпожи из Северных покоев. Покидая столицу, она намеренно пренебрегла визитом к законной супруге Хидэёси под предлогом спешки, однако теперь избежать неприятной встречи не представлялось возможным. Кроме того, Тятя узнала от Хидэёси, что их сын теперь находится в Дзюракудаи, и она воспользовалась случаем с ним повидаться.
Оказавшись во дворце, Тятя отдохнула после длительного путешествия в гостиной своей кузины, затем отправила посланника в Северные покои справиться, когда хозяйка сочтёт возможным её принять. В ответ ей было велено явиться незамедлительно, и Тятя поспешила к резиденции супруги Хидэёси. Однако там её заставили долго дожидаться аудиенции. Она пришла туда без свиты и целый час провела в полном одиночестве.
Наконец Госпожа из Северных покоев соизволила показаться в приёмном зале. В сопровождении внушительного числа придворных дам она появилась со стороны галереи и проследовала к внутренним помещениям мимо Тяти, даже не посмотрев в её сторону. Тятя осталась сидеть на татами, дрожа от гнева. День был прохладным, но её спина неожиданно взмокла от пота.
