Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874—1883
– Так точно, ваше благородие, – Иван смотрел в глаза Миши.
– А я вот сегодня прислушивался, а выстрела не услышал, хотя ждал его.
– Не знаю, ваше благородие, но у меня, может, слух лучше?
– Скажи, когда Михайлов выбегал из дома, он ни с кем не столкнулся?
– Я бы заметил.
– А вот Семён Силкин утверждает, что Георгий на него наскочил у дома.
– Врёт ваш Силкин, не было этого.
– Значит, ты в стороне стоял и от угла, который мне показал, всё видел?
– Так точно.
– Следовательно, один из вас, Силкин или ты, соврал?
– Значит, так.
– Семён лицо не заинтересованное.
– А я? – Перебил Костромин.
– Я думаю, да.
– И каким макаром? – Улыбнулся щербатым ртом допрашиваемый.
– Ты был в квартире?
– Наговоры, – вскочил Иван, борода тряслась, в уголках губ появилась слюна.
– Сядь, – грозно сказал Путилин и сказал Мише, – продолжай.
– Дело в том, что когда ты вошёл к Пелевиным, подъехал Семён Силкин на подводе, погрузился и после столкновения с Михайловым, уехал. Когда же вышел ты, на улице никого не было. Куда ты дел нож?
– Не понимаю о чём вы говорите? – выдавил из себя Костромин.
– Чего ж не понять? – Вступил в разговор Путилин. – Ты убил, часы я найду, как и нож, видимо, ты хранишь всё накопленное и жадность на дала выбросить такую улику, как рублёвый бумажник. Я уверен в том, что ты убийца, всё говорит против тебя и, как сказал Михаил Силантьич, выстрел, часы, бумажник, мотив я обязательно найду. Просто не понимаю, как можно убивать того, кто с детских лет бегает под ногами. – Костромин играл желваками.– ненависть что ли такая или простая зависть?
Огонек по—соседски. 1875 год
Иван Дмитриевич Путилин, бывший начальник сыскной столичной полиции, уж год, как пребывающий в отставке, сидел в кабинете квартиры, которую занимал лет восемь. Безделье утомило, но резкая боль в левом боку временами так беспокоила, что хоть на стену лезь да еще нога, пострадавшая еще в молодые годы.
Решение уйти в отставку давалось не просто, столько лет в полиции, начинал с писарей, не чурался никакой работы, дослужился до действительного статского советника. Ваше Превосходительство, чудно, да и только – всего сорок пять, а болезни доконали. Иной раз забежит Миша Жуков расскажет про дела, совета спросит. Вот тогда Иван Дмитриевич откладывал в сторону газету и, вроде бы не испытывая интереса, а у самого глаза так и загорались, выслушивал бывшего помощника и невзначай подсказывал, ведь знал стольких проходимцев, воров, убийц в лицо, что те не переставали на улицах раскланиваться, зная, что Путилин давно в отставке.
Глаша, дородная женщина с русыми длинными волосами и неизменной улыбкой на пухлых губах, бывшая у Путилина и служанкой, и кухаркой, постучала в кабинет. Иван Дмитриевич перевернул следующую страницу и недовольно проворчал:
– Входи!
– Иван Митрич, – тихо произнёсла она, когда прикрыла за собою дверь, – там, – она махнула рукой куда—то в сторону, – барыня к вам.
– Кто?
– Барыня, – еще тише сказала Глаша, словно опасаясь, что та ее услышит.
– Зови, – пожал плечами Путилин и поднялся из—за стола, поправив домашнюю куртку из синего сукна. Не ждал никого, да кроме сыскных агентов никто и не заходит.
В кабинет вошла высокая с прямой осанкой женщина лет тридцати. Голубые, как осеннее небо, глаза смотрели на хозяина кабинета с нескрываемым интересом, алые губы затронула едва уловимая улыбка.
– Добрый день, господин Путилин, – голос у нее оказался на редкость певучим, – извините за вторжение, не будучи представленной, но исключительные обстоятельства вынуждают меня обратиться к вам.
– Добрый день, – улыбнулся в ответ Иван Дмитриевич, – с кем имею честь разговаривать?
– Елизавета Сергеевна Карташова.
– Очень приятно, чем могу служить? – И указал рукой на стул, – присаживайтесь, Елизавета Сергеевна, – и взглянул вопросительно на посетительницу.
– Иван Дмитриевич, если не ошибаюсь? – Поправив платье, она присела на стул.
– Так точно, сударыня, так что привело вас ко мне?
– Волею случая мы с вами соседи, – певучий голос успокаивающе звучал в кабинете, – мой дом дальше по улице, вот и случилось со мною несчастье.
– Несчастье? – Переспросил Путилин, и лоб прочертили ряд морщин.
– Совершенно верно.
– В чем заключается моя помощь?
– Вы же, как я слышала, начальник сыскной полиции?
– Увы, сударыня, бывший начальник, – поправил Карташову Иван Дмитриевич.
– Бывший? – С удивлением и досадой произнёсла Елизавета Сергеевна.
– Да, но вы расскажите, в чем дело и, может быть, я смогу вам помочь?
Посетительница поднялась, вслед за ней и Путилин, она некоторое время стояла, комкая в руках перчатки, потом решилась.
– У меня вчера произошел пожар, но большая странность в том, что в одной лишь запертой кладовой, вот я подумала, что дело для сыскной полиции очень уж мелкое и хотела обратиться к вам частным порядком, чтобы вы поручили кому—либо разобраться в этом деле. Извините, что решилась вас побеспокоить, – и посетительница, кивнув на прощанье головой, направилась к выходу.
– Постойте, Елизавета Сергеевна, – Путилин произнёс после некоторого молчания, – что находилось в кладовой?
– Все мои меховые вещи.
– Сумма велика?
– Извините, но для меня – да.
– Хорошо, я попробую вам помочь.
– Благодарю, но…
– Сударыня, если вас не затруднит подождать пять минут, то я надену верхнее платье и приступлю к расследованию.
Елизавета Сергеевна только улыбнулась в ответ.
Каменный двухэтажный дом тайного советника Карташова, в котором проживала его вдова Елизавета Сергеевна, находился чуть дальше. Иногда прогуливаясь по улице, Иван Дмитриевич останавливался у него, рассматривая лепнину и большие балконы, никогда не задумываясь, кто живет в доме, но вот он поднимается по лестнице на второй этаж.
Путилин прошел в спальню, где на застеленную кровать бросил домашнюю куртку, не озаботившись убрать в гардеробную, хотя такой вольности себе никогда не позволял, накинул сюртук, застегнулся на все пуговицы и стал походить на чиновника, лелеющего мечту предстать перед вышестоящим начальством. Взглянул в зеркало, увидев там уставшее похудевшее лицо, не совсем здорового человека. Чертыхнулся, надел на лицо улыбку и вышел к ожидавшей его даме.
Внутренность дома Карташова была обставлена, хотя и старой, но в отличном состоянии мебелью.
– Это здесь, – наконец произнёсла хозяйка, указывая белой рукой на обгоревшую дверь, – я не стала спешить с ремонтом, поэтому к кладовой никто не прикасался.
– Замечательно, – произнёс Иван Дмитриевич, но почувствовал, что сказал бестактную вещь, немного смутился, – я хотел сказать, – но увидев очаровательную улыбку на лице Елизаветы Сергеевны, еще больше смутился и замолчал.
– Огонь занялся только в кладовой, а там ничего не было, кроме моих вещей, я отказываюсь понимать, что там могло заняться?
– Прошу прощения, Елизавета Сергеевна, – на лице Путилина продолжали пунцеветь пятна, – будьте любезны, распорядитесь, чтобы принесли свечу.
– Уж не хотите повторного пожара? – Карташова сделала попытку пошутить, но Путилин был так серьезен, что Елизавета Сергеевна сама смутилась.
– Стеша. – крикнула она, – Стеша.
По лестнице послышались дробные шаги и перед хозяйкой с гостем предстала совсем молоденькая девушка лет восемнадцати.
– Елизавета Сергеевна звали? – И окинула взглядом Ивана Дмитриевича, словно он пришел незваным в чужой дом.
– Принеси свечу.
Шаги вновь барабанным боем застучали по лестнице и спустя минуту послышались обратно, но теперь они были более осторожными, девушка боялась погасить свечу.
Путилин взял из рук девушки подсвечник и шагнул в кладовую, довольно обширную, как он определил сажень на полтора. Вдоль стен когда—то висела одежда и, как сказала хозяйка, зимние вещи. Теперь на полу валялись черные бесформенные куски материи, закопченный потолок показывал, что языки пламени лизали даже потолок, находящийся на высоте двух саженей. Иван Дмитриевич внимательно осмотрел каждый вершок пола и стен, до куда, мог достать. Вышел из кладовой в покрытом пятнами сюртуке и черный след красовался на щеке.
– Пока могу сказать только, что вы правы, это был поджог.
– Значит, я права, – Елизавета Сергеевна закусила губу и потом произнёсла. – Иван Дмитриевич снимайте сюртук.
Путилин удивленно посмотрел на Карташову.
– Стеша почистит, вы немного замарались.
– Ничего, мне недалеко, дома мне почистит моя служанка.
– Вытрите лицо.
Путилин торопливо достал из кармана платок, но так неловко, что уронил на грязный пол, поднял и, не зная, что предпринять, держал в руке.
