Юрий Лиманов - Святослав. Великий князь киевский
У первой же развилки дорог он решил отойти от Днепра. Теперь они шли, петляя от одной дубравы к другой. Шуршали под ногами охряные фигурные листья, поскрипывали голые могучие ветви. Дубравы просматривались зимой насквозь, и всё же деревья создавали иллюзию укрытости...
К вечеру вышли к знакомой деревне. Святослава поразила тишина. Ни одна собака не забрехала, хотя не могла не учуять приближение людей.
Деревня была пуста.
Во дворе первого от околицы дома лежала собака в луже Побуревшей крови. Сорванная с петель дверь валялась на земле. В доме ни души...
— Половцы побывали и на правом берегу, — негромко произнёс кто-то из дружинников, хотя это было ясно и без слов.
Дальше двигались уже с оглядкой, выслав вперёд сторожу. Миновали ещё две брошенные деревни, в них дымились, догорая, избы... В третьей заночевали, выставив охрану.
У знакомой развилки на Хорино Святослав подозвал Ягубу.
— Я схожу туда, — сказал он коротко, понимая, что Ягубе не нужно ничего объяснять.
— Может, не надо, князь? Половцы здесь точно прошли...
— Сам вижу. Надо, — оборвал его князь. — Я догоню.
Он направился по знакомой дороге. Разбитая многими копытами, она ясно говорила, что по ней недавно прошла конница и что никакой надежды нет. Но князь всё же пошёл дальше...
Вот и дом... Он остолбенел, увидев рыжую холопку Стешу, распростёртую у крыльца с задранным подолом, в груди торчала половецкая стрела.
Святослав вбежал в дом.
В горнице среди поломанных лавок у опрокинутого стола в луже крови лежала Неждана. В руке она сжимала нож, на шее, в том самом месте, что так любил он целовать, зияла страшная рана. Открытые глаза, казалось, смотрели на него с укором. Он присел на корточки, попытался закрыть ей глаза, но не смог — труп уже окоченел. Князь набросил на неё рядно...
Она погибла гордо, предпочтя смерть позору насилия.
Предать сейчас её тело земле по христианскому обычаю Святослав не мог. Что было делать? И он решил поступить так, как сделали бы древние славяне.
Князь поставил на место стол, лавки, привёл в порядок всё остальное в горнице. С трудом поднял труп, ставший словно каменным, положил на стол. Поставил в голове икону, сняв её из красного угла. Поцеловал Неждану в ледяной лоб. Пошёл в хлев. Пустые стойла и пятна крови красноречиво свидетельствовали, что коровы, так любимые Нежданой, не избежали участи хозяйки.
Святослав набрал соломы, вернулся в дом, бросил на пол, полез в печь. Как он и думал, под слоем пепла теплились угольки. Он раздул их, сунул туда жгут соломы и поджёг им брошенную на пол охапку. Постоял, дожидаясь, пока не занялись ножки стола, и вышел, притворив за собой дверь...
На том месте, где когда-то он стоял, ожидая, выйдет ли Неждана, отправится ли на богомолье в монастырь, князь остановился и долго смотрел, как разгорается пламя. Когда дом превратился в огромный погребальный костёр, Святослав повернулся и пошёл к шляху.
Он нагнал своих к вечеру. Дружинники шли, растянувшись, понурые и мрачные. Всё кругом свидетельствовало о недавнем пребывании здесь половцев.
Святослав поравнялся с Ягубой, тот вопросительно взглянул на него.
— Я похоронил её по древнему обычаю...
— А певец?
— Певца я не видел.
Они миновали одно пожарище, затем другое. За ними увязалась корова, непрерывно мычащая от боли — у неё кровоточило пробитое стрелой вымя.
Наверное, из-за этого надрывного мычания они не услышали конского топота.
Половцы возникли внезапно, окружив их плотным кольцом.
Не дожидаясь команды, дружинники встали плечом к плечу, прикрылись щитами, выхватив мечи.
Половцы пустили своих коней вскачь, окружая русов, извлекая из колчанов луки.
Всё, что произойдёт дальше, Святослав отлично знал: половцы начнут на скаку расстреливать дружинников и будут продолжать эту кровавую потеху до тех пор, пока не упадёт последний воин.
Святослав вышел вперёд так, чтобы все его видели, поднял обе руки над головой пустыми ладонями к половцам, закричал по-кыпчакски:
— Не стреляйте! Я хочу говорить с вашим ханом. Я князь Святослав и готов заплатить выкуп за себя и своих воинов!
К нему подъехал совсем молодой, безусый половец и крикнул:
— Меня зовут Кончак. Ты мой пленник! Я уважаю воина, который готов платить выкуп не только за себя, но и за своих людей!
Первым делом половцы заставили отдать доспехи, оружие, красные русские щиты. Обыскали и отобрали серебро. Всё это делалось сноровисто, без суеты. Юный Кончак оказался не только удачливым воином, но и рачительным хозяином. Имя его Святослав, хорошо осведомленный в делах Дикого Поля, слышал впервые. По некоторым признакам речи и по одежде можно было предположить, что происходит он из рода Токсобичей, одного из самых крупных у донских половцев.
В последнее время князья всё чаще втягивали половцев в свои усобицы. Сам Святослав не раз уже прибегал к помощи степняков, когда не хватало денег на содержание торков. Привлекал их и не думал о последствиях. А теперь ему стало страшно: половцы свободно гуляли по Правобережью. А значит, кто-то показал им не только известные, охраняемые броды вроде Витичева, но и тайные, скрытые, как та переправа, которой воспользовался сам Святослав, отступая.
Половцы погнали пленников в обход Киева. Несколько раз они встречали другие отряды своих соплеменников. Это тоже беспокоило князя — так близко у Киева гуляли только печенеги. Но в те далёкие времена, как явствовало из летописей, степняки находились всего в полутора поприщах от Киева. Сегодня же укреплённые городки протянулись на юге цепью примерно в пяти днях пути, а половцы чувствуют себя здесь привольно и не боятся. Неужели Изяслав в своей ненависти к Ростиславу пошёл дальше, чем когда-то Олег, и впустил половцев в святая святых, в сердце земли Русской?
На следующий день они переправились на левый берег Днепра в месте, которое никогда не служило переправой. Здесь всё было подготовлено: струги, насады, лодки и плоты для коней. Охраняли переправу хорошо вооружённые половцы. Они смотрели на орду Кончака, возвращающуюся с богатой добычей и полоном, с откровенной завистью.
Воспользовавшись краткой остановкой, дружинники мылись в ледяной воде, стирали одежду, отдыхали. Помылся и Святослав, хотя его мучил холод, и он с ужасом думал о предстоящих ночах.
— Князь говорит по-кыпчакски? — спросил без предисловий подошедший к нему Кончак.
— Плохо.
— Мои воины сейчас разобьют, походный шатёр. Я приглашаю князя разделить со мной трапезу.
— Благодарю за честь, хан. Но я буду есть то же, что и мои воины.
Нужно ли приносить эту жертву воинскому братству? Ты называешь меня ханом, но я ещё не хан, а глава рода, по вашему, подручный князь. А хан — это вроде великого князя. Я ещё должен пройти долгий путь, пока стану великим князем. Ханом народа кыпчак-и-дешт. Но даже сегодня я не хочу равнять себя с простыми воинами моего рода. Если я сяду с ними вместе к походному котлу, они не станут кушать меня в походе.
— Я сижу со своими воинами вместе за столом и дома, и в походе. И это не умаляет моего достоинства.
— Да, я слышал, что у вас, русов, много странного. Вы любите одну женщину, спите в душных клетках, называете простых воинов «други». Но я хочу лучше знать ваш народ.
— Почему?
— Чтобы стать ханом, я должен побеждать. Чтобы побеждать, я должен знать своего врага. Я ещё раз приглашаю тебя в свой шатёр. От моего приглашения не отказываются.
— И всё же я откажусь.
Они стояли друг против друга — мощный, уже начинающий грузнеть Святослав и такой же высокий, но по-юношески гибкий Кончак.
— Я должен был бы зарубить тебя, князь. Но... — Кончак неожиданно сказал на ломаном русском: — Кто же убивает курицу, которая несёт яйца? — Он широко улыбнулся и пошёл прочь. Потом остановился и сказал уже по-кыпчакски: — Я больше никогда не буду приглашать тебя кушать со мной. Завтра ты узнаешь цену своего выкупа. Приготовь гонца в Киев.
«Вексич», — сразу же подумал князь. К счастью, боярин В походах внешне ничем не отличался от рядового дружинника, и половцы не могли догадаться о его высоком положении.
Святослав пошёл искать боярина...
Пленных половцы разместили в голой степи, в полупоприще от своих веж, на берегу небольшой речки, уже покрытой салом, бросили им несколько старых изорванных шатров, отполированные за многие годы службы жерди, один котёл для варки пищи и тряпье, чтобы укрываться морозными ночами. Десяток половецких воинов на сытых конях сторожили их и при малейшей попытке отойти от становища стегали нещадно плетьми.
Топить можно было только сухой прошлогодней травой, ковылём, перекати-полем. На таком огне вскипятить воду оказалось делом неимоверно трудным, а уж о том, чтобы что-то варить, и речи не было. Половцы вечером привезли и бросили тушу неосвежёванного барана. Пришлось делить мясо, и каждый пек его на палочках на крохотном огне. Понятно, что через несколько дней весь сушняк вокруг становища они сожгут, и придётся ходить далеко в степь, если, конечно, разрешат охранники.
