Юрий Лиманов - Святослав. Великий князь киевский
За те несколько дней, что ушли на похороны Вячеслава, Глеб и Изяслав сумели договориться и объединились. И теперь перед Ростиславом стояла грозная сила с многочисленной конницей половцев. Ростислав, испугавшись не только за великокняжеский престол, но и за свою жизнь, повёл себя не самым благородным образом: решил поторговаться, причём обещал расплатиться не своими владениями, а землями племянника, Мстислава Изяславича. Князь Мстислав смертельно обиделся, поднял свои полки и ушёл.
Святослав ненавидел сражения в зимнее время. Обычно он мёрз в доспехах, хотя и поддевал под кольчугу две шерстяные вязанки, а сверху всегда носил доху. Вот и сейчас он не торопился сбросить её...
Начало сражения обещало успех. Удалось потеснить полки Глеба. Изяслав бросил в бой засадный полк, а затем и конницу половцев.
«Пора», — решил Святослав, скинул доху и повёл свой полк в бой.
Началась та привычная, будничная работа, которой последние годы всё чаще приходилось ему заниматься, — рукопашный бой.
Он отбил удар половца. Меченоша, что прикрывал его правую руку, вонзил тому меч в шею, и половец упал. Святослав, полегоньку осаживая коня, парируя удары, стал выбираться из гущи сражения.
Дружинники, привыкшие за долгие годы к тому, что их князь никогда не покидает первых рядов, обеспокоенно сгрудились вокруг него окольчуженной стеной. Святослав поискал глазами Ягубу. Его золочёный шлем сверкал далеко впереди, в окружении лисьих шапок половцев.
— Ягубу ко мне! — хрипло приказал князь и, пристав в стременах, огляделся. Его полк, стиснутый справа и спереди половцами, слева воинами князя Глеба Юрьевича, оказался отсечённым от полка Ростислава. Это был конец. Битва проиграна.
К полудню кольцо дружинников, окружавших князя, продолжало сужаться под натиском половцев. Ягуба протиснулся к Святославу.
— Ягуба, уходим! — прокричал князь. — Возьмёшь младшую дружину и прикроешь нас... Уходим к Киеву!
Ягуба что-то крикнул в ответ, князь не расслышал, Ягуба отъехал, сбивая вокруг себя дружинников.
Святослав крикнул:
— Други, за мной! — И бросил коня влево, туда, где половцев было меньше всего.
Старшая дружина без слов поняла замысел князя, бывалые воины сомкнулись, стремя к стремени и, как могучая белуга рвёт сети рыбака, пронзили ряды степняков и вывались к реке. В погоню бросились самые рьяные половцы, но вслед за ними пробилась младшая дружина во главе с Ягубой, ударила им в тыл, разметав тех, кто предпринял погоню, и вскоре присоединилась к товарищам, отстреливаясь на скаку из луков. Преследователи смешались, сбились в кучу, отстали.
Святослав свернул на шлях, увлекая за собой дружинников. Впереди высился холм. Он погнал усталого коня на лишённую снега вершину, остановился и стал вглядываться в круговерть сражения, хорошо просматриваемого с высоты. Горестный стон против воли вырвался из его уст — половцы, воины Глеба и полк великого князя Изяслава завершили окружение войска Ростислава. Сейчас начнётся самое страшное — избиение растерявшихся воинов... Закипели слёзы стыда: он покинул их...
К нему подскакал Ягуба.
— Князь, я думаю, лучше поехать в сторону от шляха.
— Да... — Князь заставил себя взглянуть в глаза Ягубе. — Много из младшей дружины легло? — спросил он тихо.
— Половина.
Святослав зажмурился, словно от резкого, нестерпимого света, и помотал головой.
— Боярин Вексич вырвался.
— Слава тебе, Господи! — перекрестился Святослав. — Я yжe было подумал... Он же с полком стоял...
— Он услыхал, как ты крикнул: «Уходим!»
Святослав не помнил, чтобы он это кричал... Наверное, кричал, давал команду, думая обо всех...
— Где он?
— Здесь я, князь, — послышался знакомый с детства такой родной голос.
Святослав обернулся. Медленно на усталом коне поднимался на холм Вексич.
— Не казнись, князь, — сказал боярин, безошибочно угадывая состояние соратника. — Ростислав раньше нас бежал. И чуть в плен не угодил. Конь у него споткнулся. Если бы не княжич Мстислав, быть бы ему в плену.
— Куда они поскакали?
— Не ведаю. А нам бы к Киеву надо, но не по шляху, а в обход. Эх, жаль, кожухи покидали. Замёрзнем...
— Вот и я то же говорю, — сказал Ягуба. — Гнать надо к Киеву!
— Подождём, вдруг ещё кто из боя вырвется.
— Так и половцев дождаться недолго... — недовольно проворчал Ягуба.
Половцев, отъезжающих с места сечи, они увидели одновременно.
Численность их втрое превосходила спасшихся дружинников Святослава.
Ни слова не говоря, Святослав погнал коня вниз с холма. Уже миновав склон, крикнул:
— Сюда скачут половцы! За мной! — И поскакал к Днепру.
Нужно было во что бы то ни стало оторваться, поскорее достичь переправы, и, если быстро перебраться на правый берег, можно считать себя в безопасности.
Они мчались вдоль низкого берега Днепра по извилистой слякотной дороге, прихотливо повторяющей все повороты реки. Остатки дружины — десятка три самых опытных, закалённых в боях дружинников и несколько меченош — растянулись шагов на сто. Святослав крикнул Вексичу, скакавшему рядом:
— Веди всех к переправе! — А сам свернул на обочину дороги и осадил коня, пропуская воинов.
Подъехал Ягуба. — Я бы мог и один прикрыть отступление, князь, — сказал он недовольно.
— Здесь моё место! Хватит и того, что я из битвы ускакал, оставив кметей... И перестань за мной, как нянька ходить! — сорвался на крик князь.
Последними скакали трое раненых дружинников, постепенно отставая.
— Держитесь, други! — крикнул Святослав, замыкая отряд. — Скоро переправа, там вздохнём... — И он развернул коня, чтобы встретить половцев.
— Совсем избезумился, князь! — крикнул Ягуба. — В плен захотел?
— Много воли взял! — зло огрызнулся князь.
— Твоё место впереди, князь!
Некоторое время их кони скакали голова к голове, потом Святослав, признавая правоту Ягубы, ударил своего плёткой и поскакал, обгоняя дружину.
Он помнил, что впереди, совсем недалеко, должна быть переправа. Если там остались лодки, придётся бросить на этом берегу коней и переплывать на лодках. Половцы не погонят своих коней в ледяную воду. Больше того, они начнут арканить и делить брошенных лошадей...
Он догнал боярина Вексича и прокричал ему об этом на скаку.
Измученное, обагрённое кровью лицо боярина на мгновение осветилось улыбкой — он понял, что план князя сулит им спасение.
Святослав поскакал вперёд, ему не терпелось взглянуть на переправу, убедиться, что лодки на месте.
Лодки действительно остались у переправы — один большой насад[44] и с десяток однодеревок[45]. Вполне хватит для переправы людей, и даже можно перевезти доспехи и оружие.
Расположенная рядом с переправой рыбацкая деревушка оказалась безлюдной. Холодные очаги говорили о том, что рыбаки давно покинули её.
Подоспели дружинники на измученных конях.
Князь быстро и без лишних слов объяснил, что единственная возможность для них — бросить здесь лошадей. Всё это понимали, но некоторые из старых воинов не могли без слёз расстаться со своими четвероногими соратниками. Сам князь с горечью снял седло с тонкого венгерца, служившего ему два года во многих боях и походах, поцеловал в нежные, тёплые губы и кинул седло в насад...
На середине Днепра он поднял со дна насада своё золочёное с серебряными стременами седло и бросил его в тяжёлые, ледяные волны родной реки...
Они уже поднялись на правый высокий берег Днепра, когда у переправы появились половцы. С минуту понаблюдав, как арканят половцы их боевых коней, князь с трудом заставил себя отвернуться и пошёл первым в сторону Киева.
Дул промозглый, сырой ветер. Шёл мокрый снег. Становилось всё холоднее. Хотелось содрать с себя промерзшую кольчугу, сдёрнуть золочёный обледеневший шлем, остаться в одном подшлемнике, но нельзя — в любую минуту могут налететь половцы. Дружинники и так оказались по сути безоружными, вдали от родных городов. А кожухи и тулупы, сброшенные перед боем, так и остались там, в распадке, у коноводов, если, конечно, половцы пощадили их...
Святослав приказал двигаться бегом.
Вспомнилось, как в детстве возмущался он, когда наставники часами заставляли его бежать с оружием и в доспехах...
Когда от воинов пошёл пар, а Вексич стал дышать со свистом и хрипом и лицо его приобрело лиловый оттенок, Святослав разрешил перейти на быстрый шаг.
У первой же развилки дорог он решил отойти от Днепра. Теперь они шли, петляя от одной дубравы к другой. Шуршали под ногами охряные фигурные листья, поскрипывали голые могучие ветви. Дубравы просматривались зимой насквозь, и всё же деревья создавали иллюзию укрытости...
