Николай Гейнце - Тайна высокого дома
— Экой живучий! — пробормотал Семен Порфирьевич.
— Теперь ему, шалишь, капут, не выкарабкаться… — со злобно-радостным смехом заметил Семен Семенович.
— А ну-ка, помоги мне столкнуть этот камень… — сказал отец.
— К чему?
— Разве ты не понимаешь, что этот камень должен быть на дне, чтобы объяснить случайное падение.
— Ты прав.
Они общими усилиями начали двигать огромный камень, на котором сидел за несколько минут Гладких, и который, упав в колодец, конечно, придавил бы его насмерть.
Камень, однако, поддавался туго.
Вдруг перед ними выросла женская фигура и хриплым голосом крикнула, чуть ли не над самым их ухом:
— Убийцы! Убийцы!
Они с ужасом отшатнулись.
Луна всплыла из-за туч и сквозь деревья осветила высокую женскую фигуру с длинными черными волосами и мертвенно-бледным лицом. Под ее высоким лбом сверкали, как раскаленные уголья, черные глаза.
Объятые паническим страхом, оба преступника бросились бежать от колодца.
Им в догонку несся хриплый крик:
— Убийцы! Убийцы!
Стоны из колодца продолжались.
— Спасите! Спасите! — ясно долетали слова.
Женщина услыхала их. Как стрела пустилась она бежать к дому, но выбежав из лесу на дорогу, вдруг столкнулась с двумя прохожими.
Это был нищий Иван и Борис Иванович Сабиров.
— Что такое! Что случилось? — разом спросили они.
— Там, в колодце, Гладких… Спасите его… — сквозь слезы проговорила она.
От звука этого голоса нищий вздрогнул — он показался ему знакомым.
— Кто вы такая? — спросил он, но женщина быстро убежала снова по направлению к лесу.
Все это было делом одного мгновения.
— Вы поняли, что говорила эта странная женщина? — обратился Иван к Сабирову. — Гладких в колодце — я знаю этот колодец… Надо подать ему помощь.
— Конечно же… поспешим… — отвечал Борис Иванович. Они быстро направились к лесу. Иван шел впереди. Подойдя к колодцу, они явственно услыхали стоны. Иван первый пришел в себя от неожиданности всего происшедшего.
— Там, действительно, Иннокентий Антипович! — воскликнул он. — Надо его спасти во что бы то ни стало.
Железная кирка, за которую, как мы знаем, обеими руками ухватился Гладких и которую, по счастью, не успел выпустить при падении, застряла на половине глубины колодца в срубе и Иннокентий Антипович повис на руках над водою.
Скоро, однако, он почувствовал, что руки его коченеют, что силы слабнут, что крики бесполезны — смерть, неизбежная смерть, встала перед его глазами.
Тогда его мысли сосредоточились не на себе, не на своем спасении — он считал себя обреченным на верную гибель — а на Марье Петровне и на бедных сиротах: Борисе и Тане. Ему приходилось умирать, не приведя в исполнение заветного плана, не сдержав данной самому себе клятвы.
Во мраке ночи, и ослепнув к тому же от брошенного ему в глаза песку, Гладких не мог узнать своих врагов, но он угадал их.
Это были два Семена Толстых! Он был совершенно убежден в этом. Не трудно было понять причину, которая побудила этих негодяев на преступление.
Эта причина была — богатство Петра Толстых, на которое они уже давно точат зубы.
Иннокентий Антипович хорошо понимал, что его смерть припишут случайности и что подлые убийцы из засады не будут наказаны.
Эта мысль наполняла его сердце бессильной злобой.
«После меня, — думал он, — настанет очередь Петра. Они убьют и его, завладеют всем его состоянием, будут распоряжаться Таней… Что будет с ней? Какую участь приготовят они несчастной девушке… Нет, нет, я не хочу умереть! Я не должен, не смею умереть!»
Он старался одной ногой упираться в гнилое бревно колодезного сруба, чтобы ослабить тяжесть своего тела, висевшего на кирке, и дать хоть немного отдохнуть совершенно окостеневшим рукам. Гнилое дерево трещало, и каждую минуту кирка могла не вынести тяжести, и он полетит на дно. Там — верная смерть.
Он снова собрал последние силы и снова крикнул. Затем он в отчаянии застонал и заплакал.
«Все напрасно — в доме и в казармах все спят, да если бы и не спали, это слишком далеко отсюда, чтобы кто-нибудь мог услыхать!» — проносились в его уме тяжелые мысли.
— Боже милосердный, за что Ты призываешь меня к Себе, не дав исполнить моего обета! — прошептал несчастный.
В эту минуту к колодцу подошли нищий Иван и Борис Иванович Сабиров.
Гладких услыхал над собой разговор, но в ушах у него был страшный шум и ему показалось, что он ошибся.
— Надежды нет! — простонал несчастный и захрипел.
IX
СПАСЕНИЕ
Необходимо объяснить, каким образом нищий Иван и Борис Иванович Сабиров очутились близ высокого дома в тот самый момент, когда оба Семена Толстых осуществили задуманное ими почти год тому назад зверское преступление.
Жизнь порой играет такими совпадениями событий, что даже простая летописная их отметка кажется неправдоподобною.
В таком неправдоподобии, быть может, упрекает и нас читатель этого правдивого повествования, а, между тем, мы пишем почти не украшая действительности, пишем то, что до сих пор находится в свежей памяти сибиряков-старожилов.
Читатель не забыл, что нищий Иван, он же Егор Никифоров, обещал Сабирову принести в Завидово шкатулку, которую четверть века назад передал ему отец молодого инженера, передал при обстановке, тоже, конечно, не забытой читателями.
Мы видели Егора среди развалин его бывшей избы в то самое время, когда Татьяна Петровна приходила посмотреть на бывшее жилище ее несчастных родителей. Он был там именно для того, чтобы достать шкатулку Ильяшевича, но осевшая и разрушившаяся от времени печка, обрушившиеся балки и масса насыпавшегося мусора делали невозможным совершить эту работу одному, без инструментов, а потому он с пустыми руками отправился на следующий день в Завидово, объяснив Борису Ивановичу встреченное им препятствие в исполнении его обещания.
— Попросить кого-нибудь помочь — не рука, а одному мне не осилить, особливо без инструментов, — печально сетовал Иван, стоя перед сидевшим за своим письменным столом Сабировым.
— Я могу помочь тебе… я силен… и не белоручка! — заметил последний.
— Да уж придется нам с вами там повозиться, потому окромя вас не с кем.
— Но я могу только через несколько дней, а то теперь у меня спешная работа, — отвечал инженер.
— Как вам свободно… Она оттуда не убежит, страсть как завалена.
Они выбрали день и решили, что Иван встретит Бориса Ивановича вечером, на почтовом тракте, при повороте на проселочную дорогу, ведущую на заимку Толстых, и что оттуда, во избежание подозрений, они пройдут пешком, через тайгу в поселок. Сабиров должен был захватить с собой потайной фонарь, лопату и веревку с крючком, которым стаскиваются бревна.
Выбранный Иваном и Сабировым день был как раз днем совершившегося покушения на жизнь Гладких. Все произошло, как было решено между ними, и вот почему оба они очутились ночью в тайге близ высокого дома и, услыхав крики о помощи, поспешили на них и встретили полупомешанную нищую, голос которой так поразил Ивана.
Последний наклонился к колодцу и явственно расслышал стоны, не видя никого в черной глубине.
— Иннокентий Антипович, это вы? — крикнул он. — Это я, Иван, вы слышите меня?
— Да… — донеслось из глубины колодца.
— Мужайтесь… мы все сделаем, чтобы спасти вас.
— Веревку, веревку… — крикнул изо всей силы Гладких.
— Есть! — крикнул Иван.
Они сделали петлю из захваченной Борисом Ивановичем с собой веревки и спустили вниз.
— Веревка спущена! — крикнул нищий.
— Я слышу… — отвечал голос из глубины колодца. Сабиров светил фонарем. Иван почувствовал, что Гладких схватил веревку.
— Там сделана петля, попробуйте обернуть веревку вокруг вашего тела или подмышки…
Иннокентий Антипович не мог последовать этому совету, так как должен был держаться руками за кирку.
— Это невозможно! — с отчаянием в голосе крикнул он.
— Я это предугадывал! — задумчиво сказал Борис Иванович.
— Что же мы будем делать? — растерялся Иван.
— Подождите! — вдруг сказал Сабиров и, передав фонарь Ивану, укрепил железный крюк веревки за толстый, выступавший из земли, корень ближайшего дерева и стал спускаться по веревке в колодец.
Все это было делом одного мгновения, и Иван опомнился лишь тогда, когда Сабиров уже висел над бездной.
— Боже мой, что вы делаете? — мог только воскликнуть он.
— Не бойся, веревка крепка! Свети только мне как можно лучше.
— Но как же вы выберетесь назад? — воскликнул озадаченный нищий.
— Я хороший гимнаст! — отвечал Сабиров и скрылся уже в глубине колодца.
Он благополучно достиг Гладких и, упершись одной ногой в сруб колодца и держась одной рукой за веревку, другой закинул с ног петлю на талию Иннокентия Антиповича и затянул ее.
