Владимир Меженков - Проклятие Ирода Великого
– Ты должен отомстить за смерть своего брата и моего друга, – сказал в заключение Офелий. – Располагай мною и моими людьми по собственному усмотрению.
Ирод посмотрел на спутников Офелия и своих германцев и горько усмехнулся.
– С такими-то силами? – спросил он. – У меня не осталось ни войска, ни денег.
– О деньгах не беспокойся, – сказал Офелий, – я привез двести талантов, которые дарит тебе сириец Сарамалла, недовольный захватом его страны Пакором. Убей Пакора, и тогда Сарамалла озолотит тебя и признает царем Иудеи.
– Иудеи никогда не признают меня своим царем, – возразил Ирод.
– Кого же, по твоему мнению, они признают, если они уже теперь поняли свою ошибку и проклинают Антигона? – спросил Офелий.
– Его племянника и внука Гиркана Аристовула, – ответил Ирод, неожиданно для себя выдав свою сокровенную тайну. Офелий недоверчиво посмотрел на Ирода.
– Ты имеешь в виду брата Мариамны? – переспросил он. – Но ведь ему только-только исполнилось пятнадцать лет! Не слишком ли он молод, чтобы стать царем?
– Не слишком, – ответил Ирод. – Лучшего царя, чем этот бесстрашный юноша, в жилах которого течет кровь Хасмонеев, я Иудее не желаю.
7Приняв решение, Ирод снова почувствовал прилив энергии. Он уже стыдился мысли о самоубийстве, посетившей его ранним утром. Оставаться и далее в Иудее, чтобы найти средства для спасения Фасаила, больше не имело смысла. Рассчитывать на содействие арабов также не приходилось. Оставалось одно: ехать в Египет к Антонию и просить его содействия в возведении на престол шурина.
Ирод пришпорил коня, и уже через два дня достиг Пелузия [117]. Здесь он был приветливо встречен старейшинами города и местными иудеями, прослышавшими уже о постигшем его горе. Во время обеда, данного в его честь, Ирод узнал, что Марк Антоний спешно покинул Египет и возвратился в Рим, где его товарищ по триумвирату Октавий устроил бойню Луцию Антонию. Тогда Ирод отправился в Александрию, чтобы оттуда отплыть в Рим. В Александрии, однако, его задержала Клеопатра.
Царица приняла его, лежа в бассейне, наполненном молоком с медом и розовым маслом [118]. Ирод смутился, увидев Клеопатру, выходящую голой из мраморного бассейна.
– Рада видеть тебя, – заговорила она своим сладкозвучным голосом, предоставив рабыням промакивать нежными губками ее стройную фигуру с белоснежной, будто подсвеченной изнутри, кожей. – Интуиция меня не обманула: вспомни, я говорила тебе в Дафне: мы не раз еще встретимся и станем добрыми друзьями.
Ирод, отводя взгляд от голой царицы, пробурчал в ответ что-то нечленораздельное. Клеопатра рассмеялась.
Вечером во дворце царицы состоялся ужин, во время которого Клеопатра поведала Ироду последние новости, пришедшие из Рима. Подавив бунт, устроенный Луцием Антонием, и казнив его участников, Октавий принялся за организаторов. Некоторым из них удалось бежать, как это сделал сенатор Тиберий Клавдий Нерон, бежавший со своей женой Ливией и полуторагодовалым сыном Тиберием [119]в Ахайю [120]. Бежала с детьми из Рима в Брундизий [121]и жена Марка Антония Фульвия, спровоцировавшая гражданскую войну, а оттуда для большей безопасности перебралась в столицу Греции. Здесь, в Афинах, состоялась ее встреча с мужем, который спешно прибыл из Египта с тем, чтобы возглавить сохранившие ему верность легионы и двинуть их на Рим. Между супругами возникла ссора, в ходе которой Фульвия упрекала Антония за его связь с Клеопатрой, а тот ее за то, что она стала причиной новой гражданской войны. Не договорившись ни до чего, Антоний ушел, не попрощавшись с женой, а через месяц после этой ссоры Фульвия скоропостижно скончалась.
Посадив легионы на корабли, Антоний высадился в Брундизии. Туда же поспешил со своими легионами и Октавий, присоединив к ним легионы третьего товарища по триумвирату Лепида, которого лишил всякой власти и отправил в ссылку. Солдаты, встретившиеся лицом к лицу, отказались воевать друг с другом и потребовали, чтобы их полководцы, бывшие товарищи по триумвирату, а ныне враги помирились, скрепив свой союз родственными узами. Уступая воле солдат, Антоний женился на сестре Октавия, тоже Октавии, незадолго до этого похоронившей своего внезапно скончавшегося мужа Гая Клавдия Марцелла, от которого у нее остался сын Марк Марцелл, а Октавий женился на Скрибонии, доводившейся Антонию десятой водой на киселе и уже дважды побывавшей замужем за консулярами, от одного из которых имела детей. После церемонии бракосочетаний они составили и подписали Брундизийский договор, по которому за Антонием сохранялась вся Азия и присоединенный к ней Египет, а к Октавию отошли Италия и европейские провинции.
– Как видишь, – сказала Клеопатра, закидывая ногу на ногу и обнажая белоснежное колено, – я снова свободна.
– Мне необходимо срочно попасть в Рим, – сказал Ирод, устраиваясь за столом так, чтобы не видеть голых ног царицы. Это не осталось незамеченным со стороны Клеопатры.
– Боишься, что тебя приревнует ко мне твоя молодая жена? – спросила, улыбнувшись, она. – Кстати, она у тебя не первая и, полагаю, не станет последней?
– Мне необходимо как можно скорей оказаться в Риме, – повторил Ирод.
– А ты заметно изменился за время, прошедшее после нашей последней встречи, – сказала Клеопатра, оставляя слова Ирода без внимания. – Появились седые волосы. Тебе идет седина.
– Мне нужно ехать в Рим, – в третий раз повторил Ирод. – У тебя найдется для меня корабль?
– О чем ты говоришь, милый друг? – деланно рассмеялась Клеопатра. – Сегодня я не смею без особого на то разрешения Антония дать тебе во временное пользование даже шпильку с моей головы. – Клеопатра кокетливо запустила в волосы пальцы, при этом рукава ее прозрачного платья упали к плечам, обнажив красивые руки. – И потом, куда ты собираешься плыть на зиму глядя? Ты посмотри, как штормит море. По такой погоде даже самый надежный корабль может пойти ко дну, не говоря уже о захудалом суденышке, которое тебе могут предложить без ведома Антония и вопреки моей воле корабельщики, да и то не даром, а не меньше, чем за сто талантов. – Внезапно оборвав смех, она нахмурилась и исподлобья посмотрела на гостя. – Но ведь у тебя нет таких денег, красавец? – спросила она почти зло.
– Я заплачу сто талантов за любое судно, которое способно продержаться на воде хотя бы сутки, – сказал Ирод.
Во взгляде Клеопатры теперь сквозила не злость, а ненависть. Выдержав долгую паузу, она наконец произнесла:
– Ну что ж, за сто талантов найдутся самоубийцы, которые согласятся доставить тебя в Италию.
Ирод облегченно вздохнул и улыбнулся Клеопатре, стараясь выглядеть как можно вежливей.
– Спасибо, царица. Я не забуду твоей доброты.
– Да уж, постарайся, – сказала Клеопатра и демонстративно зевнула. – А теперь иди, я устала от тебя.
Ирод поднялся.
– Ты даже не поцелуешь меня на прощанье? – спросила Клеопатра.
– Ты заслуживаешь большего, чем поцелуй, – сказал Ирод. – Ты заслуживаешь преклонения.
Клеопатра махнула платочком слугам, чтобы те проводили гостя. Прежде, чем покинуть ее покои, Ирод услышал слова, произнесенные почти шепотом, напомнившим ему шипение змеи:
– Берегись, Ирод, отвергнутых женщин. Они бывают страшно мстительны.
Ирода почти силой вытолкнул за порог один из слуг – высоченного роста мрачный детина с безбородым лицом. «Запомни мое имя, – сказал он. – Меня зовут Афенион. И постарайся не появляться там, где услышишь это имя».
Глава девятая
В РИМЕ
Клеопатра оказалась права: шторм, бушевавший на Средиземном море три недели кряду, понес утлое суденышко, зафрахтованное Иродом за огромную сумму, на восток, к побережью Малой Азии, и разбил его о скалы острова Родос [122]. Ирод лишился всего своего немудреного багажа, но чудом сберег оставшиеся у него сто талантов, подаренные сирийским богачом Сарамаллой. Впрочем, и этих денег он тут же лишился: увидев, какие страшные разрушения произвела на острове война, развязанная Кассием, он подарил их властям острова. Узнав от Ирода о постигшем его несчастье и желании как можно скорее оказаться в Риме, благодарные родоссцы предоставили ему триеру [123], которая через два дня плавания доставила его в Брундизий.
На итальянский берег Ирод сошел нищим (со своими телохранителями-германцами он расстался еще в Египте). К кому бы он ни обращался за содействием, рассказывая о себе одну только правду, его принимали в лучшем случае за самозванца, в худшем – за сумасшедшего. Тогда Ирод решил идти в Рим пешком. Наведя справки, какой путь ему лучше избрать, чтобы быстрее достичь столицы, он ступил на базальт Аппиевой дороги [124].
