Форт Далангез - Беспалова Татьяна Олеговна

Услышав мои слова, Адамчик подскочил как ошпаренный. Я двинулся к выходу. Адамчик следом. Переходя из столовой в гостиную, из гостиной по коридору в кабинет, я слышал за спиной осторожные шаги Адамчика и грохот накрахмаленных юбок его цыганки.

— Мне необходимо поговорить с тобой наедине, — бросил я на ходу, перейдя на всякий случай на немецкий язык.

— Jawol Meine Herr general, — с готовностью отозвался Адамчик.

— Ну как? — спросил Адамчик, едва переступив порог моего кабинета.

Я с радостью заметил, как проворно он захлопнул дверь перед самым носом странной Амаль-Амалии или как, бишь, её там. Я слышал, как цыганка барабанила кулачками в дверь. Бедняжка призывала и стыдила какого-то Ибрагима Жвица, но где ж я ей такого возьму?

— Мне нужно, чтобы ты донёс до своих деловых партнёров кое-какую информацию… — начал я.

— Точнее дезинформацию, — вставил Адамчик.

— Не перебивай старших.

— Jawol Meine Herr general! Готовите большую операцию?

— Такому прощелыге, как ты, я скажу лишь то, что считаю нужным.

— Jawol Meine Herr general!

— Да что ты заладил как попугай?

— Готов служить Царю и Отечеству как истинно православный христианин!

— Тебе придётся встретиться с Камиль-пашой…

— Слава Богу, не впервой. Турецкий делец Ибрагим Жвиц готов на всё ради Русской короны!

— Не богохульствуй. Что ещё за Ибрагим Жвиц?

— От Кайсери до Эрзерума я известен как Ибрагим Жвиц.

— Это что ещё за чёрт?

— Чертыхаться грешно, дядя… Впрочем, отвечу. Этот мой Ибрагим Жвиц — натура тёмная, невероятно щедр, но несмотря на это и сказочно богат. А наши паши и беи падки на богатые подарки. Впрочем, и скромными дарами не брезгуют.

— Ибрагима Жвица могут заподозрить в связи с тобой, то есть в шпионстве.

— Мой Ибрагим Жвиц социалист и нелоялен ни одной из европейских монархий.

Я внимательно смотрел на Адамчика. Чёрт знает что за кукла такая: богат, как царь Соломон, а с виду совсем несерьёзная моль. Однако и сам Адамчик, и воспитавшая его мадам Шель много лет являются поставщиками императорского двора и гвардии.

Взять хотя бы его конные заводы. И тут я припомнил Адамчика верхом на резвом жеребчике в смешной английской шапочке с козырьком, делавшим его большой и горбатый нос ещё более крупным и кривым. Потом я представил Адамчика в дублёном полушубке и крагах за штурвалом аэроплана. Лицо наполовину скрыто огромными очками, делающими его похожим на смешную клювастую сову. Припомнил я и старинную приятельницу собственной тёщи, мадам Шель. Как же её имя? Изабелла? Аделаида? Эта самая Шель — восьмая дочка Витебского мастерового-еврея — до старости оставалась замечательной красавицей. В юные годы Шель безоглядно влюбилась в какого-то гусарского поручика. Соблазнённая им и покинутая, осталась одинокой на всю жизнь. Неужто ждала его, отказывая всем женихам? Впрочем, при всём при том, торговоростовщическая карьера мадам Шель складывалась вполне удачно. Шель, богатея день ото дня, тем не менее не замыкалась в своей успешной коммерции. Напротив, госпожа Шель слыла щедрой благотворительницей, возводила богатые храмы, где и сама усердно молилась по православному обычаю. Бездетная "вдова" на личные средства содержала несколько сиротских приютов. Собственно, с Адамчиком она впервые встретилась в одном из таких заведений. Симпатичный и сообразительный подросток четырнадцати лет приглянулся одинокой деве, для благопристойности именующей себя "вдовой". Злые языки болтали разное. Но как водится среди людей, поговорили и забыли. А мадам Шель до сих пор жива. Столетняя старуха, почти привидение, чьи финансовые дела ловко ведёт повзрослевший Адам Ковших, он же Леонид Однодворов, он же Ибрагим Жвиц, он же чёрт ещё знает кто!

— Ну что ты там хотел, дядюшка? Разворачивай свои карты. Рассказывай, какие козыри я должен вручить моему другу Камиль-паше.

Я с сомнением смотрел в знакомые самую малость навыкате ясные глаза и видел в них собственное растерянное лицо.

— Дверь, ведущая к нашей победе заперта на семь замков. Один из них я вручаю тебе, Адам.

— Господь мой всемогущий… Я не подведу! — И снова неуместная для хорошего христианина горделивая поза. — Зачем ты на меня так смотришь, дядюшка? Сомневаешься?

Я молчал. Держал актёрскую паузу, наблюдая за праведным и горделивым гневом любимого "племянника".

— Я происхожу из почтенного купеческого рода, не говоря уж о почётном гражданстве!..

— Смотри, Адам. Если что, я прижму тебя так… — я потряс крепко сжатым кулаком у него под носом. — И не посмотрю на то, что ты почётный гражданин.

Сцена получилась вполне патетической, и я отступил, довольный собой.

Адамчик пару раз сморгнул, облизал губы, покривился и молвил преувеличенно обиженным тоном:

— Твоё презрение к нашему купеческому сословию мне известно, дядя.

— Деловых людей уважаю, вот только…

— Господь мой всемогущий! О чём ты, дядюшка?

— Слишком уж ты деловой. И каким образом при такой своей известности ты вручишь мои козыри Камилю-паше? Молод, красив, богат. Поставщик Императорского двора и Русской армии. А ну как турки усомнятся в подлинности подкинутых тобой козырей?

— Я и с турками приторговываю.

— Ой ли? И не боится шея ятагана?

— Вот ты умён, дядюшка, и решителен, и смел, а много не понимаешь. Камиля-пашу знаю как храброго и честного человека. Это в общих чертах.

— А ты объясни!

— Объясняю. Камиль-паша талантливый полководец…

— Ах, оставь!..

— …но он же и человек со своими… гм… особенностями, фанабериями, фантазиями. К тому же, как ты понимаешь, каждому турку полагается гарем. А у меня, помимо конных заводов, маслосыродельня в Костроме и прочие производства. Помимо этого, небольшая концессия в Китае. Торгую шёлком и прочей экзотической мануфактурой, не исключая и бумажных змеев.

— С гаремом Камиль-паши мы воевать не будем. Гарем — это дело такое… сокровенное. А свою жалкую торговлишку с турками ты оставил бы. В военное время могут расценить как предательство. Я-то тебе доверяю…

— Доверие мне равнозначно подвигу на поле брани. Ты смелый человек, дядюшка.

Смех его походил на лягушачье кваканье. Гнев ударил мне в сердце, но голова оставалась невозмутимой.

— Ты забываешься, Адамчик…

— Дядюшка… ваше сиятельство… Присядьте, прошу. Вот так.

— Ко мне, как к генералу, ты обязан обращаться, как к превосходительству…

— Галя! Срочно один стакан воды и рюмку водки! Да где ж ты запропастилась, Галя? Водку — мне. Воду его превосходительству.

Я позволил ему суетиться вокруг себя, распоряжаться Галей, проглотить полстакана водки, не дожидаясь обеденного времени и прочее. Мне надо было выиграть время на обдумывание его странного плана. Тут и водка пришлась весьма кстати. Карие очи Адамчика отуманились. На смуглых щеках выступил алый девичий румянец.

— Как же ты, поставщик Императорского двора и Русской армии, намерен стать осведомителем Камиля-паши? — спросил я, напившись поданной воды после того, как за Галей закрылась дверь.

— Господь мой всемогущий! Турки берут на лапу. Этим обстоятельством я и намерен воспользоваться.

— Отвечай по чести, без этих твоих околичностей.

— Отвечаю прямо. Суну в лапу. Подарок. Ну, ты понимаешь?..

— Каков же подарок?

— Женщина. Хорошее дополнение к многолюдному гарему паши.

— Живой товар?

— Нисколько. Женщина действует добровольно. Она надёжна и именно ей ты вручишь свои козыри как дополнение.

— Женщина — Амаль? Карты и пёстрые юбки?

— Амаль.

— Но почему? Зачем этой цыганке… И какова плата?

— Странный вопрос. Амаль — русский патриот. Такой же как я. Патриотизм не требует платы. Напротив, патриоты у нас, как правило, гонимы.

— Черкешенка и циркачка — русский патриот?

— Господь мой всемогущий! Да разве патриотизм имеет национальность?

— Слова, слова…

— Я докажу!