Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
Примерно тот же путь прошёл и Иван Евстигнеич. В Кафе русских рабов много. Было и два-три десятка свободных. А в мастера вышли только двое. Русские жили каждый сам по себе. Молиться ходили в греческие церкви. Да греческий мало кто знал. Но попал в Кафу отец Иларион.
В 1485-м, среди полоняников, которых пригнали из разграбленного татарами Киева, увидела Матрёна худого старика в изорванной рясе. Старик был плох. Лежал не поднимая головы, дышал трудно, с хрипом. Матрёна послала сына к доктору. Рэб Арон лечил всех рабов в доме Дель Пино. За это хозяин давал ему скидку при выкупе рабов- евреев.
Доктор осмотрел старика, поохал:
— Плох. Грудь застудил. Я пришлю микстуру. Укутай ему грудь тёплым платком и пить давай побольше. Лучше — горячее молоко.
Добыла Матрёна козьего молока да десять дён выхаживала больного. Выходила. Отец Иларион был в Киево-Печерской лавре иеромонахом. В Афонском монастыре жил шесть лет. Истинный пастырь!
И тогда пошла Матрёна к Прокофию Фомичу. Знала она мастера хорошо, Ондрей в то время состоял у него учеником:
— До каких пор мы будем в Кафе без русского попа пропадать! — сказала она. — Отец Евлогий в Константино-Еленинской церкви неплохой мужик. Да по-русски ни бельмеса. Ему со своими греками хлопот хватает. Собраться всем вместе, да выкупить отца Илариона! Будет свой поп. А я синьора Алессандро умолю, он дорого не возьмёт.
Умолила Матрёна хозяина, и отпустил тот на волю старого монаха за сундучок кипарисового дерева с секретными запорами работы Прокофия Фомича. Отец Евлогий разрешил ему служить в Констан- тино-Еленинской церкви. Так снова появился в Кафе русский приход.2
Отец Иларион и собрал прихожан в Русское братство. Со своими-то полегче. Помогали больным, убогим. Когда и выкупить кое- кого из рабов удавалось. Прошло время, приметил отец Иларион Онд- рюшу. Парень грамотный, церковные службы с издетства знает. И предложил выучить его на дьякона. Матрёна, конечно, обрадовалась. Выкупили и его. А ещё через год в Успенском монастыре владыка посвятил его в дьяконы. К тому времени женили Ондрея на Марусе, младшей дочери Прокофия Фомича. Дьякон должен быть женат.
Беда, помер отец Иларион в прошлом году. Конечно, Ондрей старался. Да молод он был больно. И, главное, дьякон — не поп. А тут и его усылали так далеко! Опять прихожане сиротами оставались.
— Вот что, Ондрей, — сказал, ероша седую бородку, Прокофий Фомич. — С Богом не борись, с сильным не судись. Повелели ехать — езжай. Но ты и о нас думай. Будешь в Москве, поклонись преосвященному Прохору, епископу Сарайско-Подонскому. Говорят, он под Москвой в сельце Крутицком живёт. Мы к его епархии принадлежим. Его предшественник, епископ Вассиан, нам образ Богоматери пожаловал. Ты, Ондрюша, не робей. Ударь челом Владыке за нашу общину. Скажи, пропадают тут в Кафе русские люди без своего батюшки. Может, смилуется да пришлёт попа. А мы бы его всем обеспечили. Чать не чужие мы для Москвы. И вот еще, сухая ложка рот дерёт. У меня от отца Ила- риона две греческие книги остались. Он их с Афона принёс да на страшном пути от Киева до Кафы не бросил. Дорожил. Нам они ни к чему. А для епископа им, быть может, и цены нет. Ты их с собой возьми. Береги. А как будешь просить за нас, ими Владыке и поклонишься. Просьба-то подоходчивее будет.
— Хитёр ты, Фомич! — восхитился Иван Евстигнеич. — Ладно удумал!
—Знаю я эти книги, — сказал Ондрей. — Отец Иларион сии творения святых отцов Василия Великого и Исаака Сирина мечтал на русский перевести. Да не успел. Он и меня к сей работе хотел приспособить, да не постиг я греческий настолько, чтоб такие премудрые книги толмачить.
***Конюшни Дель Пино размещались за городом. Два дня Васька Ворон с Ондреем и синьором Балтазаро отбирал коней, сбрую, сёдла и вьюки для товаров. Придирчиво проверял каждую пряжку, каждый ремешок. Лопнет в дороге — беда.
С «Санта Катарины» привезли товары: генуэзские шелка и бархат, миланские клинки, золотые и серебряные изделия. Господа разбирали, что везти в Москву, что купит синьор Дель Пино. Платил он щедро. Знал, что богатые татары заплатят вдвое.
Ондрей расспрашивал синьора Балтазаро об опасной дороге.
— Степь коварна. Не дай Бог отбиться от каравана. Но пока ты под охраной Измаил-бея, можешь спать спокойно. Он осторожен и знает до Оки каждый кустик. Вот в Москве смотри в оба. Там труднее. Да ты ведь и сам московит. Тебе легче.
К назначенному сроку караван — пять верховых, двенадцать вьючных да две запасных лошади — был готов.
Матрёна обняла сына на прощанье:
—Страшно мне, сынок. Бог знает, что ждёт тебя в дороге, а уж в Москве особо. Сердце болит, — матушка, сняла с шеи образок Николы Угодника, перекрестила им сына. — Батюшка благословил меня им, когда выдавал замуж. Баяла мать, что образок непростой. Может, он и убережёт тебя от беды. И ещё возьми, в Москве без денег плохо. Ну, с Богом... — Матрёна сунула сыну за пазуху небольшую калиту с аспрами и сомами, серебряными монетами Кафы.
* * *В Кырк-ор3 отправились вместе с купеческим караваном. Синьора Алессандро в Кафе почитали. Поэтому и к Гвидо Спинола отнеслись сдержанно — конкурент всё-таки! —но благожелательно. Головы купеческих караванов, Армен Алачьян и Коста Ставраки, рассказывали ему о московских порядках, о ценах. Армен немного говорил по-итальянски, а в разговорах с Костой приходилось толмачить Ондрею. Московиты, Ванька да Митька, латынщика и еретика сторонились: «от греха подале».
К вечеру на второй день подошли к караимской деревушке у подножья Кырк-ор. Тут и остановились. Сотня полунагих рабов копала рвы и укладывала фундамент большого здания.
— Новый дворец для Менгли-Гирея строят братья Иоаниди, — сказал Коста. — Храбрым стал крымский хан. Сеид-Ахмеда, хана Золотой Орды, не боится. Решил тут Город-сад4 построить. А главных-то его врагов, старших братьев Нордоулата и Айдара, Великий князь Иван держит где-то под Вологдой. Не пускает в Крым.
Кырк-ор
С утра синьор Гвидо поехал в крепость. Горная дорога круто шла вверх. Над скалами поднимались каменные стены Кырк-ор. Ворот не было видно. Но вот за последним поворотом открылись тайные южные ворота.
— Кто строил эту крепость? — восхитился синьор Гвидо. — При подъёме мы все время едем к стене правым, незащищённым боком. Нападающий беззащитен! А лощина перед воротами — настоящая ловушка...
Просторный дом рэб Иосипа прилегал к городской стене рядом с кенассой, караимской синагогой. Во дворе их встретил молодой, ярко-рыжий караим. Он придержал стремя, помогая гостю сойти, и учтиво приветствовал отньора на хорошем тосканском наречии:
—Рэб Иосип бен Моше счастлив видеть благородного синьора Спинола в своём доме. Пройдите в покои. Рэб Иосип сейчас выйдет.
Гости сели на подушки в комнате, богато украшенной коврами. На восьмиугольном столике стояло персидское блюдо с фруктами.
— Этот наглый еврей мог бы и встретить меня, — раздраженно бросил синьор Гвидо. Но тут послышались грузные шаги, и в комнату вошёл хозяин.
—Извините меня, ради Бога! — он учтиво поклонился. — Старые ноги плохо ходят. Я не успел спуститься, встретить вас. Боярин Шеин живёт в моём доме. Попросить его принять вас?
— Вот это удача! — обрадовался синьор Спинола. — Буду Вам крайне благодарен.
—Вы посланы герцогом Лодовико?
— Нет. Я еду по поручению банка св. Георгия для заключения торгового договора.
—Торговля полезна всем. В Москве нужны умелые итальянские мастера: литейщики и рудознатцы, пушкари и врачи. А проехать туда куда проще через Кафу. Литва ведь мастеров в Москву не пропускает.
Не удивляйтесь, если боярин будет обращаться с вами несколько свысока. Он посол, а московиты весьма чувствительны к этим вопросам.
Иосип хлопнул в ладоши. Немолодая, худощавая женщина в чёрном шелковом платье и расшитой золотом душегрейке внесла кофе на серебряном подносе.
«Китайский фарфор! — ахнул про себя синьор. — Этот еврей богат, как князь!»
