Кэтлин Кент - Жена изменника
— Вот так-то, легче легкого, как будто яйцо из гнезда вынул! — присвистнув, сказал Джон и улыбнулся.
Он предложил Марте руку, чтобы помочь сесть обратно, но она отказалась и полезла сама, ободрав о спицы башмаки. Джон отвернулся, чтобы не рассмеяться, а она от ярости залилась краской. Этот шотландец может скалить зубы сколько хочет, подумала она, но впредь ему не удастся поднять ее на смех. Сейчас она подождет, а когда придет время, объяснит парню, кто всем заправляет в семействе Тейлоров.
После ужина Марта задержалась за столом и заметила, что Джон начинает клевать носом. Приготовленная ею пища была не столько плотная, сколько вкусная, хорошо разогретая и с достаточным количеством жира, поэтому из головы у мужчин сами собой улетучились дневные заботы, и Марта чувствовала, что Джон сейчас предвкушает, как отправится спать в недавно пристроенную комнатенку позади очага, где он жил вместе с Томасом. Пристройка эта была узкая и тесная, но доски были пригнаны плотно, щели в крыше как следует просмолены, и в отличие от хлева, где оба работника спали летом, она не протекала.
— Прошлой ночью, — вдруг сказала Марта, повернувшись к Пейшенс, — я слышала вой. Видно, возня в курятнике привлекла хищников из перелеска.
Джон приоткрыл один сонный глаз.
— Это, наверное, лиса приходила проверить курочек, — сказал он.
— Нет, — ответила Марта, покачав головой. — Я слышала вой волка.
По крыше застучало сильнее — утренний дождь перешел в град. Ночь обещает быть очень холодной, подумала Марта, а особенно для того, кому не придется спать в доме.
— Послушай меня, — сказала Марта, обращаясь к Пейшенс, но при этом не сводя тяжелого взгляда с Джона. — Кому-то надо остаться на ночь в хлеву, иначе утром мы найдем там одни перышки.
Тут Джон уже полностью очнулся от приятной дремоты и поднял голову, бросив быстрый взгляд на Томаса, который сидел неподалеку и медленно точил мотыгу. Оселок время от времени издавал сильный скрежет, и Марте показалось, хотя полной уверенности у нее не было, что валлиец отмечает каждую ее фразу намеренно долгим, режущим слух звуком.
— Но на дворе так холодно, — неуверенно отозвалась Пейшенс. — И Даниэль никогда не заставляет работников спать в хлеву до первого апреля...
Марте потребовалась еще четверть часа, чтобы запугать кузину волками и добиться желаемого результата. Она напирала на то, что Даниэль крайне огорчится, потеряв своих прекрасных кур из-за небрежения супруги, и притом к их дому найдут дорогу страшные лесные хищники, а это грозит опасностью детям, и все в том же духе. Пейшенс, слабо возражая, ушла наконец в спальню, прихватив с собою и детей. Марта осталась наедине с мужчинами и только теперь с торжествующим видом повернулась к Джону и указала ему на дверь.
Джон, словно с мешком камней на спине, поплелся к выходу и стал медленно натягивать пальто, то и дело вздыхая и надеясь на заступничество Томаса. Но Томас молчал. Тихо отложив оселок, он отправился в теплую постель, а через некоторое время и Джон проследовал за ним в пристройку с жалобами на свое невезение. Его голос, приглушенный, но сердитый, был хорошо слышен в общей комнате:
— Чертова ведьма! Послать человека в хлев, как собаку... Утром я ей покажу!
Тихо скрипнули веревки — это Томас улегся своим огромным телом на кровать.
— Оставь ее в покое, Джон, — посоветовал он, — не то она тебя по миру пустит.
Марта подошла к сундуку с бельем и вытащила из него самое тонкое стеганое одеяло. Подождала, пока Джон выйдет из комнатенки, и, протянув ему одеяло, с самым добродушным видом сказала:
— Тебе пригодится, в хлеву ведь холодно. — Потом отворила дверь и, когда Джон ступил под хлещущий дождь, добавила: — В следующий раз подумаешь, прежде чем надо мной смеяться.
Марта закрыла дверь на засов. На ее губах появилась улыбка, когда она представила себе, как униженный Джон, ругаясь, забирается в ясли, а хлев наполняется квохтаньем кур и ржанием лошадей, вторящих его обиженному ворчанию.
Марта подняла весь дом еще до рассвета — нужно было начинать стирку. Она отправила Томаса в хлев за Джоном, и тот явился к столу угрюмый и молчаливый. В его волосах и одежде застряла солома. Все ели с удовольствием, и только Пейшенс сидела как квашня, бездумно ковыряя хлеб, замоченный в молоке. Один локон упал, подобно развязавшейся ленте, ей на лицо, а ее бледная кожа приобрела зеленоватый оттенок.
Марта потерла ногтем порванный шов на чулке, который чинила, и задумалась, хватит ли у Пейшенс сил подновить некоторые растрепавшиеся воротники и манжеты. Тревожная мысль, посетившая Марту во время работы, стала заметна в ее взгляде. Всем повивальным бабкам известно, что если при беременности мать постоянно недомогает, значит, младенец родится здоровым, ибо развивающееся дате забирает все соки матери. Но от этой беременной женщины исходил какой-то нездоровый запах, какой бывает у замоченных дрожжей. И Марта встревожилась. Нужно не забыть собрать мочу кузины и понюхать, нет ли в ней каких-нибудь вредных примесей. Марта часто помогала при трудных, болезненных, иногда тяжелейших родах, но ей еще ни разу не пришлось потерять ребенка. Она переняла от других, старших и более опытных повитух знания, накопленные многими поколениями. Умела смотреть, нюхать, щупать, знала весь жертвенный ритуал появления человека на свет, когда новорожденного надо вырвать из ревностной и цепкой божьей хватки и положить на окровавленную, сработанную родительскими руками кровать. Младенцы у нее всегда выживали, но три роженицы упокоились в земле. Двух из них покрыли тканью, изначально предназначавшейся для украшения детской колыбели. Выйдя во двор, Марта подставила лицо утреннему солнышку и, закрыв глаза, почувствовала, что от теплых лучей кровь так и прилила к щекам. Ледяной дождь со снегом прошел, и тучи, неделями закрывавшие небо, начали таять, превращаясь в серые, пролегающие наискосок полосы. Вскоре Марта почувствовала, как под чепцом кожу стали пощипывать капельки пота, и, развязав ленты, она сняла чепец с головы. Восточный ветер, прохладный и колючий, прилетевший с соленого океана, дул ей в спину, наполняя воздухом передник, как парус, и трепля похожие на тугие веревки пряди ее волос. Она снова медленно открыла глаза, щурясь и моргая от яркого света, и стерла пальцами пот из ямки под шеей. Попыталась выкинуть из головы мрачные мысли о кузине и всей грудью вдохнула соленый воздух.
Длинная тень, упавшая на двор, испугала Марту. Она обернулась и встретилась глазами с ничуть не смутившимся валлийцем. Конечно, он тихонько подкрался к ней и рассматривал, пока она стояла с закрытыми глазами. Позади валлийца маячил Джон. Этот тоже ее разглядывал, но как только заметил угрожающий вид Марты, сразу же отвел взгляд.
— Ну? — сказала она, быстро надев чепец и пряча под ним спутавшиеся на ветру черные волосы. — Если будете лодырничать, вам не выполнить заданной работы.
— Я иду со своим человеком, чтобы поставить ловушки, — ответил Томас низким звучным голосом, словно он проглотил вместе с пюре горсть мелких камушков.
Скрестив руки, Марта оглядела говорившего. Она сама была высокого роста, но рядом с Томасом почувствовала себя почти ребенком. Ее злило, что приходится смотреть снизу вверх, склонив голову набок, чтобы охватить взглядом всю его фигуру. Со своим человеком, сказал он. Со своим человеком, как будто Джон Левистоун нанялся к нему, Томасу, а не к Тейлорам.
— Можешь заняться ловушками, когда твой приятель закончит уборку, — сказала она и, развернувшись на каблуках, удалилась.
Марта с удовлетворением отметила наступившую тишину. Дойдя до дома, она наконец обернулась через плечо и увидела, что Томас пошел обратно в хлев, а Джон, взявшись за мотыгу и грабли, начал отскабливать зимнюю грязь и присохшие листья от влажного фундамента дома.
Больше часа она разбирала семена, откладывая те, что пойдут для посева, и время от времени поглядывая в окно или через открытую дверь на то, как работает Джон. А тот напевал песенку: «Она была что твой мужик. Ее любили все. В прыжках и в беге всех резвей и первая в борьбе...» Иногда он останавливался, чтобы тихонько выругаться или жалобно пробормотать: «Господи, вот злыдня!»
Когда Марта закончила считать семена, она увидела в окно, что Томас вышел из хлева и остановился, внимательно рассматривая землю, как будто уронил ударник, соскочивший с его кремневого ружья. От этого взгляда по спине у нее пробежали мурашки.
Позабыв про теплую шаль, она быстро пересекла двор и подошла к Томасу, присевшему у хлева и разглядывавшему старый посеревший сугроб, комья грязи и мокрого снега, покрытые глубокими вмятинами и холмиками. Когда перед ним легла ее тень, Томас выпрямился, весь настороже, и перевел взгляд на талые поля и окружающий лес. Марта посмотрела в ту же сторону, но за голыми деревьями ничего не заметила.
