Юрий Пиляр - Люди остаются людьми
Беру карабин на ремень и, переводя дух, оглядываюсь. Меня нагоняет лейтенант. Вместе доходим до опушки леса, где в снежных траншеях сидят бойцы, потом присоединяемся к цепочке бредущих по лесной дороге людей.
Примерно через час, свернув на проселок, мы вступаем в темную тихую деревню. В конце улицы, за полем, которое вырисовывается, как мглистое пятно, взлетают осветительные ракеты и погромыхивают выстрелы: там передовая. Там в снежных окопах мерзнут в обнимку с винтовками бойцы, и где-то там, немного позади их, стоят наши пушки…
Штаб полка размещается в большой пятистенной избе. Когда я захожу, в ней уже все готово: окна зашторены, у двери сидят телефонисты, писаря оттачивают карандаши.
Как будто ничего страшного и не было!..
Без четверти двенадцать наши кружки наполняются водкой. На столе консервы, белые сухари, копченая колбаса из посылок, присланных нам из тыла под Новый год.
— С Новым годом, товарищи! — встав, говорит исполняющий обязанности начальника штаба румяный лейтенант.
— За победу! — подняв кружку, говорит Малинин. — И чтобы не было так, как сегодня…
— С Новым, победным годом! — раздаются голоса.
Мы чокаемся и пьем. Потом сразу, не сговариваясь, ложимся отдыхать — все, кроме оперативного дежурного.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я примащиваюсь в ногах у Малинина на лавке и, кажется, только-только засыпаю, как вдруг удар сумасшедшей силы сбрасывает меня на пол. Через голову летят осколки стекла, волна морозного воздуха окатывает и разливается по полу.
— В ружье! — вопит голос нашего дежурного.
В кромешной тьме хватаю карабин, ноги — в валенки, и к выходу. У двери давка: застрял сундук.
— Так вашу мать! — кричит юный звенящий голос лейтенанта.
Он дергает кого-то за шиворот, кому-то поддает коленкой под зад. Наконец пробка рассасывается, и мы на улице.
Б-б-бах! Думается, всего в десятке шагов от нас сверкает косой грохочущий вихрь.
Мы кидаемся врассыпную. Дождь осколков падает сверху. В ту же минуту нас подхватывает темный бурлящий поток и увлекает за собой.
Мы куда-то бежим. Мы бежим из деревни по снежной целине — бойцы с винтовками и командиры с револьверами в руках, — бежим, обгоняя друг друга. Сзади нас гремят разрывы и стучат пулеметы. Мы бежим, пока не попадаем в большой овраг.
И сразу все стихает… Настает рассвет. Я вижу кругом смущенные лица. Что же опять случилось?
Отправляюсь на поиски своих. В конце оврага в кустах толпятся люди в белых полушубках. Вижу красное хмурое лицо командира полка. Комиссар, вытянув руки по швам, замер перед маленьким подвижным человеком. Тот, энергично потрясая кулачком, вероятно, отчитывает его.
Шлепков стоит в стороне. Грузный, с одутловатым лицом подполковник водит пальцем по раскрытой планшетке, которую держит перед ним коренастый, похожий на молодого медведя командир.
Через минуту Шлепков и комиссар полка, понурившись, идут к одной повозке — их, наверно, отстранили от командования, — маленький, подвижный человек шагает к другой. У грузного подполковника в руках появляется бинокль.
Коренастый командир отдает распоряжения. По оврагу разносятся негромкие протяжные крики команд. Все заряжают винтовки, карабкаются по склону, потом выскакивают из-за укрытия и несутся по истоптанному снеговому полю обратно к деревне.
До деревни метров триста. Я вижу густую цепь бойцов, катящуюся полукольцом. В центре — напоминающий медведя командир с винтовкой наперевес. Мы с Малининым бежим в цепи шагах в двадцати от него. Это что-то совершенно новое: без артподготовки, без стрельбы и даже без криков «ура».
Мы успеваем преодолеть, наверно, половину пути, когда со стороны деревни раздаются первые беспорядочные выстрелы. Мы не обращаем на них внимания и несемся дальше. Кто-то рядом падает. Но мы несемся. Наш командир бежит впереди, упруго отталкиваясь короткими сильными ногами. Грохочут сразу несколько пулеметов. Снова с размаху падают люди. А наша молчаливая, ощерившаяся винтовками цепь, сужаясь, уже берет деревню в клещи. Серые фигуры справа, прыгая и пригибаясь, достигают крайних дворов…
Внезапно пулеметы смолкают. Утихают ружья. Теперь становятся слышны крики впереди, на другом конце деревни, и это не наши крики: гортанные и панические.
Вот обломки раскиданных жердей, черный сарай, свежие задымленные воронки. Закопченный, рябой от осколков снег. Стена избы в белых ссадинах.
Так это же наша штабная изба! Я останавливаюсь, судорожно ловя ртом воздух. Поспевает Малинин. Мы взбегаем на крыльцо, врываемся внутрь: точно, наша изба. Малинин, топча стекла, бросается в угол.
— Никого нет? — кричу я.
— Никого и ничего, — отвечает Малинин.
В сенях за дверью слышатся шаги и возбужденные осипшие голоса.
2В избу заходит коренастый командир, за ним наш начальник штаба, лейтенант, и остальные штабисты. Все веселые, шумные, красные от холода и бега.
— Так это твоя хата, начштаб?
— Так точно, товарищ командир полка, — отвечает лейтенант.
— А красиво мы их турнули, а? — Коренастый показывает б улыбке два ряда ровных, крепких зубов. — А?
— Лихо, товарищ комполка.
— Ну добре, затыкайте окна и за дело. Смотрите, чтобы фрицы снова не преподнесли нам букет вонючего запаха.
— Слушаюсь, — говорит лейтенант. — Разрешите представить командиров штаба?
— Давай… Старший лейтенант Симоненко, ваш новый командир полка, — называет он себя первым.
Пока штабные начальники, подходя и козыряя, знакомятся с новым командиром, я украдкой разглядываю его. Лицо у Симоненко обветренное, губы твердые, в светлых глазах — умные чертики. На голове ушанка с подоткнутыми ушами — явно не по форме. Дубленый командирский полушубок порыжел и местами вытерся, не то что у наших штабистов. На ногах валенки-чесанки домашней работы, уже порядком изношенные. В общем, боевой командир, видавший виды… Шлепкова мне все-таки жаль: он принимал меня в полк.
— Военный переводчик второго разряда… пока не аттестован, — говорит начштаба.
Я делаю шаг вперед и прикладываю руку к шапке.
— Добре, — произносит Симоненко, задерживая на мне взгляд. — Все?
— Из командиров все.
— А адъютант у меня есть?
— Адъютант убит на прошлой неделе, — чуть померкнув, докладывает начштаба.
— Ага… Так вот я пока беру его к себе, — говорит Симоненко, указывая на меня. — Будешь по совместительству переводчиком и адъютантом у меня с комиссаром.
— Есть, — отвечаю я не очень весело… Не переоценивает ли он моих способностей?
— Ваше помещение рядом, — говорит начштаба. — Телефон подтягивают.
— Добре. Пошли.
Подхватив свой карабин, я направляюсь за Симоненко и начальником штаба. Малинин подмигивает мне.
На улице уже тихо. Лениво падает редкий серый снежок. У дома, к которому мы подходим, стоит пустая запряженная кошевка — это бывшая кошевка Шлепкова…
В доме тепло. На самом видном месте — кровать, застланная синим ватным одеялом. У печи старушка в черном платке. За столом гладко причесанный голубоглазый человек с матерчатой шпалой на петлицах. Он кивает командиру как старому знакомому и, поднявшись, протягивает руку начальнику штаба.
— Старший политрук Худяков.
— Наш комиссар, — говорит Симоненко.
Я старательно отдаю честь новому комиссару полка.
Скинув полушубок, Симоненко немедленно садится за карту. Худяков достает из планшетки свою. Начальник штаба докладывает обстановку, затем сверяет свои часы с часами командира и просит разрешения уйти.
Я выхожу вместе с ним в сени. Спрашиваю, каковы мои новые обязанности. Румяный лейтенант дружески хлопает меня по плечу.
— Везучий ты, черт… Только больше не говори «пожалуйста», в армии это не принято. А по существу так: неотступно следуешь за командиром или комиссаром, отвечаешь за их безопасность, выполняешь все поручения и, конечно, заботишься о быте.
На моем лице, вероятно, появляется кислая мина, потому что лейтенант ободряюще добавляет:
— Ну, не все сам, понятно. На то есть повар, ездовые. Тебе надо только распоряжаться… Словом, живи!
Хлопнув меня еще раз, он уходит. Я остаюсь в холодных сенях… Распоряжаться мне еще никогда не приходилось. Но делать нечего — отправляюсь знакомиться со своими подчиненными: двумя пожилыми ездовыми и толстощеким поваром, который уже хлопочет вместе с хозяйкой-старушкой у печи.
Через час мы обедаем — командир, комиссар и с какой-то стати я с ними. В пять вечера начинаем проверку постов. Наши бойцы окопались вдоль извилистой речки, отрыли в снегу траншеи и небольшими группами скрыто ходят обогреваться в сараи. Пушки и минометы замаскированы в палисадниках на окраине деревни. Наша задача — пока держать этот рубеж.
