Анна Ветлугина - Игнатий Лойола
...К обеду началась вялая осада. Французы выстроились в подобие боевого порядка. Пару раз стрельнули пушки, не причинив стенам никакого вреда.
— Косорукие они, что ли? — удивился Карлос.
Иниго хмурился, почёсывая мизинцем орлиный нос. Он понимал, для чего предназначены эти бесполезные выстрелы. У врагов достаточно пороху. Они могут себе позволить тратить его на всякие деморализующие жесты.
— Так и мы можем сделать вид! — предложил Педро. — Чем мы хуже? Пальнём — мало не покажется.
«Делать вид» комендант запретил. «Собака градоначальник» всё равно сообщил французам об истинном количестве пороха и людей в памплонской цитадели. Поэтому стрелять защитники крепости будут, когда начнётся настоящий штурм, а не эти дамские реверансы.
Французы между тем увлеклись театральными жестами не на шутку. Они пели, что-то вопили. Из их лагеря постоянно доносились взрывы смеха. От этих звуков испанцы постепенно впадали в чёрную меланхолию. Кто-то из кабальеро попытался со злости пальнуть в сторону врага из аркебузы, но, увидев лицо коменданта, поспешно опустил оружие.
Угнетающее ничегонеделание продолжалось два дня. На третий враги изъявили желание провести переговоры. Парламентёров пустили в крепость. Трое жизнерадостных французов бодро протопали по изъеденным временем лестницам цитадели и резко сникли под мрачными взглядами испанских кабальеро.
— Я слушаю вас, — сказал Иниго, рассеянно перебирая какие-то документы.
Они посовещались между собой по-французски. Потом один из них решительно произнёс на плохом испанском:
— Замок нужно сдать. Всем будет помилование. Король гарантирует.
— А кто командует вами? — спросил Лойола. — Неужели сам король к нам пожаловал?
— Король гарантирует милость, — повторил француз уже не так решительно.
— Но ведь он же не здесь, я знаю, — в голосе Иниго послышалось снисходительное дружелюбие. Так говорят с маленькими детьми. — Вами командует Андре де Фуа, верно?
— Де Фуа, — подтвердил француз уже совсем растерянно. Его товарищи переглянулись.
— Вот и славно, — комендант наконец оторвался от бумаг, — ему и передадите наш ответ. Слушайте внимательно: мы не сдвинемся отсюда ни на полпальца. Лучше погибнем под развалинами этого замка, чем запятнаем позорной сдачей воинскую славу Испании! Вы меня поняли? Переведите им! — обратился он к Карлосу.
Тот старательно перевёл, но, похоже, они всё поняли и так.
— Вы смелые рыцари и... м-м-м... хорошо безумны, — удивлённо сказал один из французов, молчавших до сей поры. После чего все трое вежливо откланялись и удалились.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Лойола ждал от врагов решительных действий, но день снова прошёл в мучительной неопределённости. Полуголодные, измученные бессонными ночами и бездействием защитники держались. Мрачно, но безропотно. Да Иниго и не боялся их ропота. О победе речи и быть не могло, а его личный подвиг уже не испортить. Забавно вышло: в юности он столько раз мечтал совершить что-нибудь выдающееся, да не случилось. А теперь, когда и пыл порастерян, и денежки начали манить поболе славы, — извольте соответствовать своим рыцарским идеалам! Но всё же глупо погибать за эту надоевшую до тошноты Памплону! Может, пока французы чешутся — король Карлос успеет прислать подкрепление? Город-то всё же стратегически важный.
...На рассвете следующего дня его разбудили караульные. Ёжась от холода, он поднялся на башню и огляделся. Во вражеском лагере явственно наблюдалось шевеление. Вокруг палаток суетились люди, куда-то поскакали три всадника, а главное — пушки подтаскивали на более близкое расстояние, и с этим трудно было бороться. Французы использовали для прикрытия кусок земляного вала. Его когда-то начали насыпать для дополнительной защиты цитадели, да так и бросили.
Иниго тем не менее приказал стрелять. Кабальеро торопливо принялись заряжать проржавевшие мецы.
— Дон Иниго! — упавшим голосом позвал Педро.
— Ну что ещё?
— Порох-то, похоже... того... отсырел чуток...
— Вот дьявол! — пробормотал Лойола. — Педро! Сбегайте в подвал, где хранится крупа. Там в углу есть одна подозрительная бочка... явно не с вином. Никакого порядка у этих проклятых наваррцев!
Толстый Педро, тяжело дыша, бросился исполнять приказ. В это время знобкая сырость определилась в моросящий дождик. Корпус мецы потемнел и заблестел, как новенький. «Может, и вправду дёшево не дадимся!» — подумал Иниго с неожиданным задором.
Порох из продовольственной кладовой тоже частично отсырел, но находился в гораздо лучшем состоянии, чем на пороховом складе. Правда, оказалось его в той бочке всего ничего. Забили им три мецы, с замиранием сердца начали поджигать. В двух пушках упорно не загоралось, зато третья выстрелила.
Грохот потонул в торжествующих воплях. Некоторые кабальеро не удержались и тут же пальнули в сторону французов из аркебуз. Никакого практического смысла эта затея не имела — слишком далеко. Но для бодрости духа полезно, поэтому комендант не стал их останавливать.
— А! Забегали певуны! — злорадно выкрикнул Карлос. — Подождите ещё, сейчас...
Он не успел договорить. С адским грохотом выстрелили сразу несколько «Саламандр». Всё вокруг покрылось едким удушливым дымом. Стало трудно дышать. Когда серный дух преисподней немного рассеялся — Лойола огляделся. Вроде бы никто не убит и не ранен и башня цела. Но вот за башней в стене зиял громадный пролом.
— Вниз! Быстро! — закричал Иниго. — Обороняем брешь!
И первым бросился к пролому.
Он бежал не оглядываясь и слышал за собой топот верных кабальеро. Добежав, проворно вскарабкался на груду камней — то, что осталось от стены, — и гордо встал, обнажив шпагу. Он приготовился стоять до последнего, бросаясь на каждого, кто соберётся лезть в пролом. И солдаты всё правильно поняли. Боковым зрением комендант видел, что они расположились позади полукругом и пребывают в полной готовности.
Только вот французы штурмовать пролом не спешили. Прошло несколько томительных минут. Ничего не происходило.
«Сейчас снова выстрелят, — понял Иниго. — Ах, дьявол!»
Сердце его сжалось, но осанка стала ещё более гордой. Расставив ноги, он продолжал стоять на камнях с высоко поднятой шпагой.
Адский грохот вновь разорвал пространство. Волна нечеловеческой боли накрыла храброго коменданта и, сомкнувшись над ним, лишила чувств. Сразу же после этого крепость была сдана. Верные кабальеро, оставшиеся без бешеной энергии своего командира, сложили шпаги и безропотно впустили французов с наваррцами в пролом.
...Придя в себя, Иниго увидел небо, стремительно очищающееся от облаков. Как будто чья-то невидимая рука раздвигала их, увеличивая колодцы бездонной синевы. Он попытался вспомнить, что произошло, но волна боли снова накрыла, и сознание померкло. Очнувшись в следующий раз, он увидел совершенно чистое небо и услышал рядом с собой разговор:
— Ну что вы хотите? Это ведь чугунное ядро! Странно, что он остался жив.
— Точнёхонько между ног пролетело! Рассказать кому — не поверят!
— Сам не поверил бы, кабы не видел.
«Вот смех-то, — думал Иниго, — интересно, с кем это случилась такая нелепость? А ноги ему всё же зацепило или нет?»
Представляя, как мог произойти столь необычный случай, он попытался шевельнуть ногами и опять лишился чувств от боли.
Потом небо сменилось обшарпанным потрескавшимся потолком. Иниго увидел прямо над собой лицо одного из трёх французов, присутствовавших на переговорах. Неподалёку навязчиво бубнил чей-то очень знакомый голос, только слов было не разобрать. Рывком повернув непослушную шею и отчаянно скосив глаза, комендант разглядел своего подчинённого — тощего Карлоса. Тому перевязывали руку, и делал это почему-то враг-француз.
Охваченный глубоким презрением и отвращением, Лойола попытался плюнуть в предателя, но слабый плевок не захотел лететь и в итоге оказался на его собственном лице. Иниго собрал последние силы, но вдруг забыл, зачем собирался плевать в Карлоса.
К вечеру этого ужасного дня реальность наконец перестала играть с комендантом в прятки. Правда, ясное понимание того, что произошло, едва ли принесло ему радость. Обе его ноги оказались перебиты ядром, удивительным образом пролетевшим между ними. Крепость была сдана, город полностью перешёл к французам.
* * *
Они, а вовсе не король Карлос, оценили подвиг бывшего коменданта. Французские врачи с восхищением осматривали его перебитые ноги. Ещё бы! Вряд ли они когда-либо в своей практике встречали подобный случай удачливости.
— Удивительная доблесть и удивительное везение!
— О да, Бог помогает хорошо безумным! — говорили они друг другу, фиксируя специальными палками его переломанные кости.
Сам Лойола вовсе не чувствовал себя везунчиком. Боль так мучила его, что он постоянно мечтал о потере сознания. Но ещё хуже боли было осознание полной бесполезности этого подвига.
