К. У. Гортнер - Клятва королевы
Я внимательно посмотрела на подругу. Беатрис всегда задавала вопросы, на которые не находилось простых ответов, пыталась изменить то, что было предопределено еще до нашего рождения. В последнее время я и сама, к своему замешательству, ловила себя на похожих мыслях, мучилась тем же беспокойством, хотя никогда бы в том не призналась. Мне не нравились мысли о будущем, ибо я знала — даже мне, принцессе Кастилии, придется когда-нибудь стать женой того, на кого мне покажут, и вести такую жизнь, какую мой супруг сочтет для меня подходящей.
— В том, чтобы выйти замуж и заботиться о муже и детях, нет ничего скучного или унизительного, — сказала я. — Такова судьба женщины с начала времен.
— Ты лишь повторяешь то, что тебе говорили, — возразила она. — «Женщины вынашивают, мужчины обеспечивают». Я же задаю вопрос — почему? Почему у нас должен быть всего один путь? Кто сказал, что женщина не способна взять меч и крест и отправиться в Гранаду, чтобы победить мавров? Кто сказал, что мы не можем сами решать, как поступать, — так же, как любой мужчина?
— Вопрос не в том, кто это придумал. Так попросту есть.
Она закатила глаза:
— Орлеанская дева не вышла замуж. Она не стирала, не шила и не собирала приданое. Просто надела доспехи и пошла воевать за своего дофина.
— Который выдал ее англичанам, — напомнила я и немного помолчала. — Беатрис, Деву призвал Господь, чтобы она исполнила Его волю. Ее судьбу нельзя сравнивать с нашей. Она стала священным сосудом и пожертвовала собой ради своей страны.
Беатрис непристойно фыркнула, но я поняла, что завоевала неоспоримое очко в споре, который мы вели с детства. Внешне я оставалась полностью невозмутимой, как всегда в ответ на напыщенные речи Беатрис, но, едва представила, как моя неугомонная подруга, облаченная в ржавые доспехи, убеждает отряд солдат отправиться воевать за родину, меня разобрал смех.
— Вот, теперь ты надо мной смеешься! — воскликнула она.
— Нет-нет. — Я с трудом подавила веселье. — Вовсе нет. Я просто подумала: встреться тебе Дева, ты бы не колеблясь пошла за ней.
— Именно! — Она вскочила на ноги. — Выкинула бы в окно книги и шитье и вскочила бы на первую попавшуюся лошадь. Это же просто чудо — делать что хочешь, сражаться за свою страну, спать под открытым небом на голой земле!
— Ты преувеличиваешь, Беатрис. Крестовые походы куда тяжелее, чем говорит нам история.
— Возможно, но, по крайней мере, мы бы хоть что-то делали!
Я посмотрела на ее руки, словно сжимающие оружие.
— Уж в таких-то лапищах ты наверняка смогла бы держать меч, — поддразнила я Беатрис.
Она выпятила подбородок:
— Это ты принцесса, а не я. Тебе пристало владеть мечом.
Меня вдруг охватил холод, словно день внезапно сменился ночью. Я поежилась и негромко сказала:
— Вряд ли я сумела бы возглавить армию. Наверняка это ужасно — видеть, как твоих соотечественников рубят враги, и знать, что смерть может в любое мгновение настичь и тебя. К тому же, — я подняла руку, не давая Беатрис возразить, — вряд ли стоит возвеличивать Орлеанскую деву в качестве примера для нас. Она сражалась за своего принца лишь ради того, чтобы погибнуть жестокой смертью. Подобной судьбы я не пожелаю никому, и уж определенно не себе. Может, тебе это и кажется скучным, но я лучше выйду замуж и рожу детей, в чем и состоит мой долг.
Беатрис пронзила меня взглядом:
— Долг — для слабых. Только не говори, будто тоже об этом не думала. Ту историю о рыцарях-крестоносцах из нашей библиотеки ты проглотила, словно марципан.
Я натянуто рассмеялась:
— Ты и впрямь неисправима.
В этот момент подъехали Альфонсо и дон Чакон. Вид у гувернера был весьма озабоченный.
— Ваше высочество, сеньорита де Бобадилья, вам не стоило скакать столь быстро. Вы могли пострадать. Кто знает, что может таиться в здешних сумерках?
В голосе его слышался страх. Хотя короля Энрике, казалось, вполне устраивало наше пребывание в Аревало, вдали от двора, его тень преследовала нас постоянно. Я настолько привыкла к угрозе похищения, что перестала обращать на нее внимание. Однако Чакон делал все, чтобы нас защитить, и к любой возможной опасности относился более чем серьезно.
— Простите меня, — сказала я. — Я виновата. Не знаю, что на меня нашло.
— Как бы то ни было, я весьма впечатлен, — заметил Альфонсо. — Кто бы мог подумать, что ты окажешься такой амазонкой, сестрица?
— Амазонкой? Уж точно нет. Я просто испытывала мастерство Канелы. Конь отлично себя проявил, не так ли? Он намного быстрее, чем можно судить по его размерам.
— Верно, — улыбнулся Альфонсо. — И ты тоже отлично себя показала.
— А теперь пора возвращаться, — сказал Чакон. — Уже почти ночь. Поедем по главной дороге, и на этот раз без скачек галопом, ясно?
Снова сев на лошадей, мы с Беатрис последовали в сумерках за моим братом и Чаконом. Я с облегчением отметила, что Беатрис предпочла не капризничать, спокойно шла шагом рядом со мной. И все же, когда мы подъезжали к Аревало под покрытым коралловыми прожилками небом, я опять вспомнила наш разговор и, несмотря ни на что, подумала о том, каково это — быть мужчиной.
Глава 2
В замке было необычно пусто для этого времени. Едва войдя в большой зал и увидев, что длинный, покрытый царапинами стол, что стоял в центре комнаты, до сих пор не накрыт к ужину, я почувствовала — что-то случилось. Альфонсо и Чакон расседлывали и чистили лошадей в конюшне. Пока Беатрис снимала с меня плащ, я взглянула на очаг. Огонь еще не разжигали. Единственный свет давали лишь шипящие факелы на стене.
— Интересно, куда все подевались? — как можно небрежнее сказала я, потирая саднящие от поводьев ладони. — Я думала, донья Клара накинется на нас с упреками.
— И я, — нахмурилась Беатрис. — Слишком уж тихо.
Я подумала, не заболела ли моя мать, пока мы катались верхом, и почувствовала угрызения совести. Мне следовало оставаться в замке, а не исчезать столь стремительно, не сказав никому ни слова.
В зал вошла моя гувернантка, направилась к нам.
— Вот она, — прошептала Беатрис, но я сразу же поняла, что тревога на лице няни связана не с нами. Если донью Клару поначалу и рассердила наша эскапада, то сейчас речь шла о чем-то куда более важном.
— Наконец-то, — сказала донья Клара без обычной для нее колкости. — Где вы были, во имя всего святого? Ее величество, твоя мать, хотела тебя видеть.
Мать хотела меня видеть. Сердце забилось сильнее, и словно издалека я услышала голос Беатрис:
— Мы были с его высочеством, донья Клара. Помните? Мы говорили, что…
— Я знаю, с кем вы были, — прервала ее моя няня, — дерзкое дитя. Я спрашивала, где вы были. Вас не было три с лишним часа, если не заметили.
— Три часа? — Я уставилась на нее. — Но мне показалось…
Я замолчала, встретившись с ее мрачным взглядом.
— Что-то случилось? Мама?..
Донья Клара кивнула:
— Пока ты гуляла, пришло письмо, которое крайне ее огорчило.
Внутри у меня все сжалось, и я потянулась к руке Беатрис.
— Послание из королевского дворца, — сообщила донья Клара. — Я сама забрала письмо у курьера и видела печать. Курьер не стал ждать ответа — сказал, в том нет необходимости. Когда сеньора прочитала письмо, она столь расстроилась, что нам пришлось приготовить ей отвар из ноготков и ревеня. Донья Эльвира пыталась заставить ее выпить, но та никого к себе не подпускала. Ушла в свои покои и захлопнула дверь.
Беатрис молча сжала мою ладонь. Слова излишни. Если письмо пришло из дворца, в нем не могло быть добрых вестей.
— Письмо, сейчас, — продолжала донья Клара, — можешь себе представить? После десяти лет молчания! Конечно, она расстроена. Мы прожили здесь столько лет и ни разу не получили приглашения, словно бедные родственники или обуза, от которой решили избавиться. Лишь Каррильо счел нужным присылать нам обещанное содержание, и даже он, Принц Церкви, не в состоянии выбить золото из казны. И вообще, если бы не скотина и урожай, мы бы умерли с голоду. Посмотри вокруг. Нам нужны новые гобелены, ковры на пол, не говоря уже об одежде. Его величество король об этом осведомлен. Он знает, что двое детей не могут питаться одним лишь святым духом и надеждой.
В ее горячности не было ничего необычного; собственно, жалобы на нашу бедность я слышала столь часто, что почти перестала обращать на них внимание. И тем не менее с моих глаз вдруг словно сошла пелена, я увидела покрытые пятнами плесени и выцветшими портьерами стены, покоробившиеся половицы и разваливающуюся мебель, будто в убогом деревенском доме, а не в жилище вдовствующей королевы Кастилии и ее детей.
И все же это был мой дом, единственный, который я знала. Я содрогнулась, внезапно вспомнив одетые в бархат фигуры, промелькнувшие в мимолетном видении на гребне горы. Похоже, я не забыла тот далекий королевский двор, где когда-то жила моя семья…
