Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
— Фридрих, я самый обыкновенный русский. Война была беспощадной, бои под Сталинградом тяжелые, но они не ожесточили меня. А вот вы совершили настоящий подвиг, когда с трибуны Нюрнбергского суда заявили о лживости сфабрикованной нацистами легенды о «превентивном» характере нападения на Советский Союз. Да, это была явная, открытая агрессия, и трибунал это признал. Наверное, когда вы, Фридрих, обличали в преступлениях фашистских главарей, они были возмущены вашим вероломством в кавычках.
— Еще бы! — воскликнул Паулюс. — Геринг, Кейтель и Кальтенбруннер взглядами разрывали меня на части. Я всего два дня присутствовал на Нюрнбергском процессе, отвечая на вопросы советского обвинителя генерала Руденко. В Берлин меня доставили на самолете, потом разместили в Потсдаме. Я очень волновался, но выступил на суде не по принуждению, а убежденный в своей правоте. Хочу еще добавить: когда по радио я обратился к немецкому народу и заявил, что Гитлер вел наш народ к преступлениям, мою семью гестапо по приказу фюрера бросило в концлагерь. А еще раньше, в сорок третьем, когда я сдался в плен, в Германии было объявлено, что я застрелился, а моя армия сражалась до конца. Три дня был траур по 6-й армии. Это ли не лицемерие фашистов?!
— Весь их режим был сплошным фарисейством, — сказал Чуйков, наполняя рюмки. — Теперь прошу ваш тост!
— Надо сперва подумать, — ответил Паулюс. — Хочу выпить за тех, кто в эти минуты и в ГДР, и в Советском Союзе несет службу по охране мира!
— Присоединяюсь, — поддержал его Чуйков.
— Матильда! — крикнул слегка опьяневший хозяин — Подай-ка нам конфеты, а то наш гость коньяк закусывает солеными огурцами.
Домоправительница тут же положила коробку на стол. Хозяин поблагодарил ее, пожав ей руку, и спросив, не возвратился ли домой Эрнст.
— Нет. Я сама удивлена, что он все еще не появился. Знал ведь, что вы ждете гостя…
(Фридрих Паулюс был женат на румынской дворянке Елене Констанции, урожденной Розетти-Солеску, и имел троих детей: сыновей Фридриха и Эрнста и дочь Ольгу. Фридрих погиб в Италии в 1944 году. Эрнст в 1970 году покончил жизнь самоубийством. Сам Паулюс умер в феврале 1957 года. Дочь Ольга принимала участие в его похоронах. —А.З.)
Чуйков начал поглядывать на часы.
— Время бежит быстро, а дел у меня на службе немало, — промолвил он с сожалением. — Так что пора заканчивать нашу беседу.
— Даже сегодня, в воскресенье, вы при делах? — удивленно повел бровью Паулюс. — У меня выходной, хотя сын с утра тоже ушел по делам. Пока не пришел, а я так хотел познакомить вас с ним. Василий Иванович, а что, если мы вместе приедем к вам на службу? У вас найдется время принять нас?
— Мы же с вами не на фронте, а по одну сторону баррикады, — улыбнулся Чуйков. — Конечно, я готов уделить вам время. Как соберетесь, позвоните мне, и я пришлю за вами машину.
Паулюс посмотрел Чуйкову в лицо и неожиданно спросил:
— Вы довольны своей военной судьбой?
— А вы? — ответил вопросом Василий Иванович.
— Я? — Паулюс растерянно усмехнулся. — Для военачальника трагедия, если он попадает в плен на поле брани, — грустно продолжил он. — Моя честь запятнана. Это ужасно! Не знаю, смогу ли я вернуть все то, что потерял на фронте. Новую власть я принял всем сердцем, но это эмоции, надо доказать своими поступками. Сумею ли?.. Вот что тревожит меня.
— А я своей военной судьбой доволен, — весело произнес Чуйков. — В девятнадцать лет я стал командиром полка, сражался с врагами в Гражданскую войну. А в сентябре 1942 года, когда ваша 6-я армия пыталась взять Сталинград, я возглавил 62-ю армию, позже переименованную в 8-ю гвардейскую, и вошел с нею в ваш Берлин, логово фашистского зверя, как мы тогда говорили…
— Я, Василий Иванович, завидую вам: пройти от Сталинграда до столицы рейха с тяжелыми боями нелегко, — сказал Паулюс.
— Да, Фридрих, но я был счастлив, когда 1 мая 1945 года на КП армии прибыл начальник Генштаба сухопутных войск Германии генерал Кребс, чтобы вести переговоры о прекращении огня в Берлине. Он сообщил, что 30 апреля Гитлер покончил жизнь самоубийством. Его заменил Геббельс, он был назначен канцлером. Перед смертью фюрер создал новое правительство во главе с президентом гросс-адмиралом Деницем… Я заявил Кребсу: никаких условий, только безоговорочная капитуляция!.. Скажу вам как на духу: я горжусь тем, что Красная армия наголову разбила вооруженные силы вермахта. Это ли не счастье — выстоять в борьбе с врагом?..
Паулюс глухо изрек:
— Я вас понимаю, Василий Иванович, и как противник, с которым вы дрались, преклоняюсь перед вашим мужеством. Дай Бог вам успехов в жизни!.. — Он с минуту помолчал и задумчиво промолвил: — Есть у меня к вам еще один деликатный вопрос. Когда я вернулся в Берлин, услышал от своих коллег, что в ГДР едва не разразился путч летом прошлого года. Это правда?
Чуйков улыбнулся:
— Что было, то прошло, Фридрих, и надо ли вам подробности того, что случилось? Поберегите свое здоровье.
— А всё же, хотя бы вкратце, расскажите, — попросил Паулюс — Мне тоже нужно знать, кто у нас враги, а кто друзья.
Чуйков не стал скрывать что-либо от Паулюса и объяснил, что спецслужбы Запада спровоцировали выступление немцев ГДР против своих властей. Возбужденные люди, в основном безработные, окружили здание правительства ГДР и пытались забросать его бутылками с горючей смесью. Помощь народному правительству ГДР оказала Советская армия. В Берлине объявили военное положение, и на улицы города, в его центр, вошли советские танки и другая военная техника. Советский военный комендант в Берлине в своем приказе потребовал от бунтовщиков прекратить противозаконные действия, разойтись по домам и «больше трех не собираться».
К 14 часам 17 июня, как пишет советский контрразведчик Александр Провоторов в своей книге «Заметки контрразведчика», в Берлин из Москвы прибыл маршал Говоров, а из Варшавы — министр обороны Польши маршал Рокоссовский. Последний перед вылетом в Берлин приказал подтянуть польские силы к границе с ГДР. Сложилась тревожная ситуация, и назревало военное столкновение. Главнокомандующий, он же глава советской контрольной комиссии в Германии, генерал армии Чуйков привел в повышенную боевую готовность все дислоцированные в Германии советские войска. Закордонная советская разведка докладывала о том, что в руководстве вчерашних наших союзников по антигитлеровской коалиции, особенно в администрации США и его силовых структурах на территории ФРГ возникли опасения потерять Западный Берлин, имевший по Потсдамскому соглашению особый самостоятельный статус. Резкое заявление Чуйкова, пишет Александр Провоторов, представителям американской, английской и французской дипломатии о том что, если провокации не прекратятся, Западный Берлин будет раздавлен «как консервная банка», отрезвляюще подействовало на западных военных стратегов. Через несколько часов из Бонна прибыл министр по общегерманским вопросам (иностранных дел) ФРГ Кайзер, который на секретном совещании у берлинского бургомистра дал категорическую установку на прекращение провокаций против ГДР, а на другой день с призывом к спокойствию публично выступил на многотысячном митинге перед западноберлинскими жителями.
К вечеру 17 июня обстановка повсюду нормализовалась. Ни один советский солдат на всей территории ГДР не пострадал. Не было потерь и со стороны немецкого населения.
— Вот как все происходило, — завершил свой рассказ генерал армии Чуйков. — А могло быть и хуже. Так что, Фридрих, как человек, искушенный в военном деле, помогайте укреплять армию ГДР. Ну а что касается нас, советских людей, то мы всегда придем вам на помощь.
— Да, вы правы, Василий Иванович, порох надо держать сухим! — откликнулся Паулюс.
А во время минувшей войны их отношения были совершенно иными, потому как Сталинградская битва была кровавой и беспощадной…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Нравственная сила государства заключается в характере его граждан.
П. Пестель1
Москва, июль 1942 года.
С утра Сталин просматривал папку с донесениями с фронтов. Он был задумчив, хмур. События на советско-германском фронте развивались неблагоприятно для нас: ударная группировка немецких войск стремилась прорваться в большую излучину Дона, боевые действия на юго-западном направлении обострились, что, естественно, весьма обеспокоило Ставку Верховного главнокомандования. И когда на доклад прибыл генерал-полковник Василевский, Сталин резко вскинул голову и, обжигая его укоряющим взглядом, спросил:
