Михаил Веллер - Наш князь и хан
Мамай разъярился. Мало того, что этот «великий князь московский», который униженно клянчил вернуть ему ярлык, не платит налогов сам! Так он еще опустошает другой его улус и смеет обкладывать данью в свою пользу! То есть Москва решительно предъявила свои национальные интересы. И подверглась санкциям.
Следующим летом, 1377, на Русь движется с юга карательная экспедиция Араб-шаха Муззаффара. То ли Мамай его послал, то ли он сам решил булгарский улус под ордынскую руку вернуть, после чего стал ханом в Сарай-Берке – ученые не знают, и мы не узнаем. А только все на той же бранной реке Пьяне новая битва кончилась уже иным образом. Араб-шах разнес русские полки из Владимира, Мурома, Ярославля и еще несколько. Двое русских князей, командовавшие войском, погибли. Монголы разорили Нижний Новгород, сожгли Рязань (ну просто проклятье какое-то), головешки остались и от Новосильского княжества.
Заодно нагрянула пограбить и мордва. Была отбита. И земли ее той же зимой русские подвергли страшному опустошению.
А вот в следующем году состоялась победная для русских битва на Воже – притоке Оки. Мамай отправил на Русь корпус из пяти туменов – 50 000 бойцов (их никто уже не пересчитает и огромную цифру не уточнит). Великий князь московский Дмитрий Иванович лично командовал московским войском, к которому присоединились отряды Пронского княжества (один из уделов Рязани) и, возможно, псковичи.
Последовал страшный разгром и почти полное уничтожение захватчиков. Все монгольские командующие во главе с мурзой Бегичем погибли. (Откуда у монгола белорусская фамилия – имя? – Бегич? Не сербская же. И почему один из четырех погибших нойонов-темников именовался Костров? Ну, славянам военная карьера в Орде отнюдь не возбранялось…) Мамай отполз, затаив злобу, как писали в романах.
Да, так это случилось в 1378, а в 1379 московиты опять отправились на войну. Литва у них зачесалась. С Литвой войны долго шли!.. Хотя подвергшееся очередному освобождению Брянское княжество то входило в Литву, то не входило. Но только уделы его Трубчевск и Стародуб перешли под московскую длань.
Мы – мирные люди
То есть. Двадцать лет, предшествовавшие Куликовской битве, Русь воевала беспрерывно. Иногда удивляешься: когда хлеб сеяли-жали, когда детей растили и хозяйство вели?..
Всех битв и стычек мы здесь перечислить не в состоянии. Это будет толстенная монография «Русские войны середины XIV века». Что ни год, что ни год, да еще не по одному разу!..
Воевали с татаро-монголами и друг с другом. С Мамаем и с его соперниками. С Литвой и с мордвой. Заключали друг с другом союзы, которые тут же распадались и составлялись уже в новых комбинациях. И каждый пытался остаться независимым, и сам подчинить себе кого можно, и найти могущественных союзников, и кинуть их при первом выгодном случае.
Так что ко времени Куликовской битвы народ был идеологически отмобилизован и к бранному делу привычен. Модус вивенди, так сказать. Образ жизни, то есть. Ратное дело есть такая же естественная часть природы, как времена года, пахота на прокорм семьи и смена поколений.
Битвой больше, битвой меньше. Так и живем.
Мильон терзаний в сумасшедшем доме
Ты собираешься разобраться лишь в одном историческом событии – и вскоре оказывается, что влез в дебри хитросплетений той эпохи, клубок разматывается и сплетается в паутину, твои мозги опутаны безумством связей и дат – и чем дальше в лес, тем наглее и бесчисленней мельтешат в глазах партизаны.
Что можно знать о средневековой истории, если сегодня мы так и не знаем, кто убил Кеннеди? Если советские архивы Второй мировой войны частично засекречены, частично уничтожены, а частично перевираются с особенным цинизмом? Если сто лет подряд каждый лидер страны приказывает лить деготь на предыдущего? Если сегодня (март 2015) Россия яростно отрицает, что злополучный малазийский «Боинг» над Донбассом был сбит российской ракетой? А вооруженные силы России не сражаются там же с украинской армией (ну разве что солдаты взяли отпуск и самовольно поехали провести его в Донбассе и повоевать там)?
Историю пишут победители – это внешнеполитическую историю, когда война кончилась. А вообще историю пишут власти. Ставят задачу историкам – и историки оформляют желаемую власти точку зрения в монографии и диссертации. Чем авторитарнее строй – тем управляемее история.
И журналисты пишут историю – опосредованно. Журналисты создают идеологическую атмосферу в обществе. И историки, надышавшись этой идеологизированной атмосферой, пишут историю. Глаза у них от искреннего патриотического угара встают поперек лба, и вот под таким углом зрения они и рассматривают историю. Особенно родную. Мама не горюй.
То есть. История – это политика, обращенная в прошлое. Пардон за банальность.
Но мы с презрением отвернемся от этой продажной девки всех режимов. И обратимся к историкам честным и непредвзятым. И что же мы имеем? Не понос – так золотуха. Не нравится чума на оба ваших дома? – холера ясная вам в бок.
Что делает честный историк? Он валит факты, как самосвал кирпичи. Контуры постройки в этой груде уловить трудно. Практически невозможно. Факты заваливают и плющат историка, как лавина лягушку. Расплющенная лягушка гордится самоотверженностью своей жертвы. И декларирует, что принципиально чуждается версий и тенденций. Ее интересует истина. Истина – это лишь неоспоримые факты. А причины и мотивы – всегда неоднозначны и спорны.
Беда в том, что заваленный фактами историк, не держась за путеводную нить версии, почему это все стряслось, перестает видеть лес за деревьями. Остаются два принципа изложения фактов: хронологическая последовательность и конкретные следствия. Сделали то – вышло вот так. Все.
И тогда – и тогда! – насилуемая с особенным цинизмом история в отчаянии расстается со своим смыслом. Потому что историк не в состоянии отделить принципиально важные факты от прочих груд и залежей. И становится верхоглядом: видит только главные поражения, победы и изгибы.
С политической точки зрения все объясняется стремлением к власти и могуществу. Все неудачи объясняются сакральным словом «кризис».
С экономической точки зрения все объясняется стремлением к обогащению.
С психологической точки зрения – есть властолюбие и амбиции вождей и царей.
Все. Перекур. А в шестнадцатый номер – шампанского! Там банкет по случаю присвоения звания «академик».
* * *Но ты же должен понять, какого хрена ты идешь войной на соседа. Если пограбить – тогда хоть ясно. А если ты – мирный работяга, кормишь семью, умирать тебе неохота – чего прешься в чужой предел? Смерти ты боишься, калекой стать ужасаешься, убивать не любишь, разбогатеть с той войны не рассчитываешь. Чего прешь? Власть приказала?..
А вы думаете, идеологическая работа с массами появилась только в XX веке? Вы не учитываете влияние элиты государства – князя, дружины, бояр, церкви – на «простой народ»? Вы полагаете, агитаторов изобрели большевики? Вы забыли, что мировоззрение верхушки матрицируется на нижние этажи социальной пирамиды?
А стадный инстинкт вы полагаете присущим только быдлу, но высокодуховный народ ему не подвержен? Все ему подвержены, господа хорошие, либералы с консерваторами. И эксплуатируют этот инстинкт рекламщики всех мастей: торговые и политические, от искусства и от истории. Ибо человеку – на уровне инстинкта! – потребно иметь мнение, солидарное с мнением большинства общества, и в действиях своих поступать подобно большинству общества. И ум инстинкту не помеха.
…У нас в мозгах сидит одна страшная ошибка. Мы полагаем, что предки были глупее нас. Ну, простоватее, наивнее, что ли. Они не знали физики и математики, не имели радио и телефона, автомобилей и самолетов не было – жизнь их была куда примитивней и скуднее нашей. Вечер при лучине, из музыки – гусли и пение с притопами.
Вдобавок – что ужасно! – вредоносный вклад внесли русские исторические романы и особенно фильмы. Там из благих намерений выведены благородные недочеловеки. Они разговаривают выспренным, тяжелым, неестественным, полуцерковным языком. У них нет чувства юмора, они практически не улыбаются, не шутят, а хохочут изредка тяжелым оперным смехом, и чтоб было видно отличные зубы. В их отношениях нет легкости, естественности, простоты – все с выломом, с вывертом, с надрывным историческим пафосом.
Они примитивнее нас. Душевно и умственно проще. Достижений цивилизации лишены, в устройстве мира несведущи. Нет – они умеют любить и ненавидеть, хранить верность и прибегать к коварству, проявлять доблесть и мстить. Но набор их чувств и стремлений краток и прост. Сплошные основные инстинкты. Правда, мощное древо патриотизма затеняет стремления половые, бытовые и стяжательские.
На быт они внимания обращают мало. Чтоб там годами надрываться ради собственного домика, или отказывать себе в лишнем куске, чтоб жене обновку на ярмарке купить, или рыдать семьей, что с князем уж который год не расплатиться – не, мы выше этого. Мы такие былинные патриоты.
