KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Павел Загребельный - Первомост

Павел Загребельный - Первомост

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Павел Загребельный, "Первомост" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Солнечные лучи пригрели темя отца игумена, спавшего простоволосым, игумен поднял голову, взглянул на Кирика, на плывущий берег, на коней белого и черного, на быстрого хлопца возле них, снова воззрился на Кирика, с трудом начал вспоминать вчерашнее, видимо, так ничего и не вспомнил, но, обладая трезвым крестьянским разумом, быстро понял все, что случилось во время его сна, зевнул, перекрестил себе рот, сказал успокаивающим тоном, обращаясь к Кирику, который уже склонял голову в провинности и раскаянии:

- Верно сделал, сын мой, что спас младенца.

- Коней он...

Кирик не мог вымолвить слово "украл", вообще никакого слова не мог найти. Но игумен сказал даже с радостью:

- Коней продадим: славные кони.

Кирик должен был бы обрадоваться такому неожиданно легкому разрешению его сомнений и опасений, но, подвластный привычке сопоставлять все с записанным в книгах, он вроде бы и не услышал слов игумена, а продолжал свое:

- А кони будто в видении и объявлении Иоанна Богослова - конь черный и конь белый, только без всадников и без предначертаний высоких, ибо не может быть высокосвященным неправедное. Сказано же: "Кто плох, пускай будет еще хуже".

- Продадим коней, - повторил, зевая, игумен, - еще и выгодно продадим!

Он и в монастыре все время скупал коней и перепродавал их то другим монастырям, то купцам, то боярам, а то и всяким темным людям, не боясь греха. Кирик знал об этом, да и кто бы не знал, но как-то забывалось от волнения, да и не могло прийти в чрезмерно мудрую голову Кирика предположение, чтобы игумен с легким сердцем сразу решил продать подумать только! - краденых чужих коней!

А в это время Немой, не уснувший до самого рассвета, растолкал Стрижака и, прикидываясь разъяренным и огорченным, показывал ему, что стряслось, как их обманули, обвели вокруг пальца, обокрали, ограбили.

Стрижак сел, протер глаза, взглянул на беспорядочно разбросанную чью-то, кажется его собственную, одежду, на давно уже погасший костер, на пустые жбаны, валявшиеся у ног, на седла и сумы, на плавни, где не видно было их коней, перевел взгляд на прибрежные лозняки, надеясь, что, быть может, это все шутки, быть может, там и кони и Маркерий, но и там ничего не увидел, а поскольку Немой и дальше продолжал бесноваться, Стрижак наконец понял всю глубину их позора, подскочил к Немому, схватил его за грудки, заревел:

- Проспал, немая скотина!

Тот играючи толкнул Стрижака в грудь, и поп задрал голые ноги. Не мог выбрать места, куда падать, зарылся головой прямо в золу, поперхнулся, словно кот, выбрался из пепла, заскулил:

- Обокрали, распроклятые монахи! Будь они трижды прокляты, будь они прокляты стократно! И коней украли! Не догонишь. Что скажет воевода! Связался же я с этим Немым земнородцем!

Немой стоял уже спокойно, прикидываться дальше огорченным не было потребности. Теперь он мог замкнуться в обиду, за которой было легко скрывать торжество и насмешку над Стрижаком. Стрижак долго еще чесался, вздыхал и скулил, потом с кряхтением и сопением начал собирать свои пожитки, поднимал каждую вещь с земли, рассматривал на свету, словно бы удивляясь, как же так случилось, что все было разбросано, будучи не в состоянии вспомнить, когда, и для какой надобности раздевался, снова примерял к себе, будто чужое или только что сшитое.

Но странная вещь: как ни перебирал и ни просматривал одежду, сколько ни примерял, а портов своих не находил нигде. Не было портов, хоть плачь, хоть убейся! Видно, взял кто-то из послушников - тот, которого он назвал ослом, или же другой, окрещенный им "рабским пометом". Стрижак что-то словно бы и вспомнил, сквозь вчерашний туман опьянения увидел, как раздаривал свое одеяние, но не столько одежду раздаривал, как прозвища для всех этих паршивых монахов, хорошо ведая, что прозвища к ним пристанут, как репей к собачьему хвосту, а одежды они брать не станут, потому что монаху завещано иметь в собственности разве лишь посох, но, видно, послушник не удержался от искушения, а может, взял из любопытства, потому что никогда не видел златотканых портов, или же просто чтобы поглумиться, оставив человека средь плавней без штанов.

Стрижак даже губу прикусил от злости, а тут еще Немой стоял перед глазами раскоряченно, будто хотел подразнить своими портами. Стрижак крикнул ему:

- Чего стоишь? Не видишь, человек без портов! Снимай свои, негоже мне раздетым быть!

Но тотчас же и понял, что Немой не слышит и не понимает его, хотя словно бы и улыбается одними глазами на его крики. Силой же попытаться содрать штаны с Немого Стрижак не пробовал, потому что не хотел еще раз оказаться в пепле. Кое-как одевшись, - хотя какой уж там наряд без штанов, когда голые ноги ничем не прикроешь и они торчат, будто старые колья, покрытые рыжим мхом, - Стрижак направился к сумам, нашел там мясо и хлеб, потряс оба жбана, чтобы убедиться, что они пусты, покачал головой:

- Пей, да не забывай, что и завтра захочется. О господи всеблагий и всемилостивый!

Стрижак сердито кивнул Немому, чтобы и тот перекусил, затем побрел к берегу - то ли взглянуть, где стояла лодка монашеская ночью, то ли в надежде найти свои порты или просто отхлебнуть воды и побрызгать на свою физиономию.

Немой тоже пошел к берегу, умылся, освежился после бессонной ночи, затем они взяли седла, навьючились, как два осла, и повернули туда, откуда пришли.

Немой как-то очень умело приладил седло у себя на плече, оно у него было все собранное, лежало прочно и удобно, а Стрижак бросил его к себе на шею, войлочные подкладки натирали ему кожу, стремена болтались с двух сторон, больно ударяя по бокам, и пришлось всунуть в стремена руки, чтобы придерживать это железо, а тут еще трава непривычно щекотала голые ноги так, что хотелось вскрикнуть. Немой, наверное, все это видел и смеялся, для того и отстал нарочно. Стрижак остановился, закричал, указывая Немому рукой:

- Иди впереди!

Немой сделал вид, что никак не поймет, чего от него хотят. Прикидывался дураком, безъязыкий земнородец. Стрижак, покачиваясь, спотыкаясь, подбежал к нему, толкнул в плечи:

- Впереди, говорю!

Но тот уперся как бык, стоял как столб, врос в землю как дуб - не покачнешь. Стрижак плюнул и, проклиная все на свете, двинулся первым.

Солнце поднималось выше и выше, припекало сильнее и сильнее, Стрижак путался в своей неудобной одежде, в ремнях, седло давило ему на шею и на плечи, оно становилось таким тяжелым, как мешки с солью, взваленные на осла. Будучи не в силах тащить дальше такую тяжесть, Стрижак сердито швырнул седло в траву, сел, растирая занемевшие плечи, крикнул Немому, который приближался:

- Бросай и ты и отдохнем.

Но тот расставил ноги, смотрел на Стрижака спокойно и опять со скрытой улыбкой, седла не сбрасывая с плеча, на траву не клал, потому что для него эта поклажа ничего не значила, - он бы и десяток таких седел нес неутомимо, такой и коня на себе потащит!

Со вздохами, проклиная Немого и весь род его в прошлом и в будущем, Стрижак вынужден был снова приладить на шею седло, снова ловил руками стремена, еще бы только взнуздаться самому для дополнения мук и страданий - и конец. И готов тебе путь Спасителя на Голгофу с его крестными муками. Ибо разве же муки седельные меньше? Да и то сказать - неизвестно, сам ли Иисус нес крест на гору, или другие несли, потому что и Матфей, и Марк, и Лука евангелисты говорят, что взят был Симон Киринеянин, мимо проходящий человек, да и вынужден был нести крест на Голгофу. И только у евангелиста Иоанна сказано: "И, неся крест свой, вышел он на место, называемое лобное, по-еврейски Голгофа". Еще говорится в четвероевангелии о напитке мученическом, хотя опять-таки не одинаково молвится. Матфей утверждает, будто дали Иисусу пить уксус, смешанный с желчью, Марк считает, что это было вино с миром, но и того Христос не принял. Лука вовсе умалчивает о напитке, а Иоанн считает, что распятому поднесли к устам губку, напоенную одним уксусом. Но разве же его, Стрижака, мука меньше? Когда в тебе внутренности горят от вчерашнего, когда скребут хищные звери у тебя в глотке и в кишках, раздирают тебя, шматуют нутро, а у тебя нечем залить и успокоить их, кроме воды днепровской, теплой! Разве же можно сравнить простую воду с вином, смешанным с миром! И муки седельные разве равняются мукам крестным, которые должны были, по преданию, хотя и закончиться смертью, но были почетными и славными навеки, а тут, кроме позора, не имеешь ничего, да к тому же еще со страхом и тревогой жди, что скажет тебе Воевода!

При воспоминании о Мостовике Стрижак чуть было не хлопнул себя по лбу, но вовремя спохватился, что может ударить не пустой ладонью, а железным стременем, голова же должна была ему еще пригодиться для выдумывания и всестороннего обоснования вранья, с которым он появится перед Воеводой. Стрижак на миг забыл даже о тяжести на плечах, пошел скорее, хотя и то сказать - куда торопиться человеку, пока ему не с чем прийти? Первоначально Стрижак решил рассказать все, как было, напрямик. Правда, можно умолчать, кто именно свернул в плавни, тем самым сразу напав на след Маркерия, ибо главное заключалось здесь в том, что беглец был пойман именно руками Стрижака, пойман и связан, как надлежит. Ну ладно. Скажет он, как было, а Воевода спросит - где же беглец?

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*