KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Павел Загребельный - Первомост

Павел Загребельный - Первомост

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Павел Загребельный, "Первомост" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Какой же дорогой и желанной должна быть зеленая земля наша этому отроку, если он отважился даже жечь на огне собственное тело, лишь бы только высвободиться из пут!

Кирик не осмеливался раскрыть глаза и взглянуть на хлопца. Он даже дышать перестал, чтобы не вдыхать ужасный дым от костра, он думал, что это испытание послано ему силами высшими, и мысленно молился, чтобы перенести испытание. А тем временем рядом с ним был еще один человек, который тоже не спал и видел все, но тоже закрыл глаза, чтобы не видеть, не быть свидетелем освобождения Маркерия.

Это был Немой.

Для него Маркерий, при всей своей несхожести с матерью, был дорогой к Лепетунье, единственной дорогой и единственной возможностью возвращения, он должен был бы уже тогда, когда гнали хлопца между конями, броситься, освободить его, отпустить, получив взамен этого женщину со светлыми волосами и светлой улыбкой. Но, привыкший делать все скрытно, Немой не хотел открываться перед Стрижаком, и тут, у костра, Немой тоже видел Лепетунью, видел по ту сторону огня, она стояла за связанным Маркерием, его воля называлась Лепетуньей, стоит лишь шагнуть через костер и развязать ремни на руках и ногах у парня - и больше ничего. Но снова не хотел Немой раскрываться до поры до времени. То, что Стрижак мертвецки упился, помогло ему, - теперь он ждал, пока останутся одни у костра, мешал ему лишь хлипкий монах, которого Немой мог бы придушить одним пальцем, однако ему не хотелось лишнего шума. Так дождался и совершенно неожиданного, но теперь уже нечего было делать. Немой зажмурил глаза, прикинулся сонным, он ничего не видел и не знал, ему жаль было хлопца еще больше, чем Кирику, но и сам он на месте Маркерия поступил бы точно так же.

Кирик раскрыл глаза, услышав стон. Сдавленный, еле слышный, тяжкий стон вырвался из груди Маркерия. Немой не мог этого слышать, поэтому не раскрыл глаза. Зато монах перепуганно захлопал глазами, не поверил в первый миг, еще раз взглянул, только, тогда убедившись, что хлопец уже стоит на ногах, не стоит, а подпрыгивает, чтобы заглушить хотя бы немного боль ожогов, но и не отходит от проклятого огня, наоборот, изгибается, и приседает, и вытягивает над огнем еще и руки, чтобы сжечь ремни на руках, одновременно, быть может, сжечь и руки, еще сильнее, чем ожег себе ноги.

Кирик не выдержал. Он вскочил, подобрал свою рясу, спотыкаясь подбежал к Маркерию, а тот отскочил от него, выставив грудь, готовый ударить монаха ногами, всем телом, угрожающе прошептал:

- Не подходи: убью!

- Дай развяжу тебя, - умоляюще промолвил Кирик чуть не плача.

Маркерий помолчал, еще не веря его словам, отошел подальше от монаха, спросил из темноты:

- Развяжешь?

- Ну да.

- Не обманешь?

- Христом клянусь.

- Отцом и матерью поклянись.

- Клянусь.

- Не подумай обмануть, я...

И Маркерий крутанулся перед Кириком, протягивая к нему связанные руки.

Монах долго морочился с узлами. Грыз ремни зубами, плакал над ними, тихо молился богу, Маркерий скрипел зубами, чтобы не застонать; Кирик посоветовал ему сесть, но хлопец, как ни больно было обожженным ногам, не захотел садиться, готовый бежать в любой миг; он нетерпеливо вертелся перед монахом, пока тот наконец не распутал все узлы, и Маркерий свободно взмахнул руками.

- Аще покроем, и бог нас покроет, - пробормотал Кирик.

Маркерий отпрыгнул в темноту, подальше от костра, потом он зачем-то возвратился, то ли для того, чтобы поблагодарить Кирика, то ли чтобы убедиться в своей независимости. Свободен! И снова бросился в темноту, Кирик пошел за ним, позвал его приглушенным голосом:

- Куда же ты? Постой!

- Чего тебе надобно? - издали спросил Маркерий.

- Ноги твои.

- Не твои же.

- Не убежишь. Догонят тебя. А мы бы спрятали.

- Спрячешь? Где же? На воде?

- Спрячем и защитим, ибо с нами имя божье. Иди за мной.

Он повернул к берегу и, уже не беспокоясь, идет ли за ним Маркерий или нет, начал, пробираться между густыми кустами лозняков, направляясь туда, где послушники укладывали на сон отца игумена, а может, и сами спали уже в суденышке, пока он занят был своим делом, неведомо каким - греховным или душеспасительным.

Маркерий немного потоптался на месте, подавляя невыносимый огонь в ногах, затем побежал за монахом, потому что вслед за свободой пришла растерянность, теперь он и сам не знал, что ему делать дальше, как спасаться: то ли просто бежать в плавни, скрываясь от погони и от боли в обожженных ногах, то ли забраться куда-нибудь в кусты и попытаться пересидеть, или же и в самом деле послушаться этого хлипкого монаха и последовать за ним.

И Маркерий пошел за Кириком к берегу, где послушники укладывали отца игумена в судне на отдых; по дороге они встретили обоих послушников, возвращавшихся к костру не столько для того, чтобы согреться, сколько из-за боязни темноты, но Кирик велел им вернуться обратно и готовить судно к отправке, не дожидаясь утра, чтобы до наступления дня отплыть отсюда как можно дальше, а уж днем и отдых будет для всех.

Послушники недовольно что-то пробормотали, хотя вслух не осмелились произнести то, что было у них на уме.

- Ночью? - не поверил один из них.

А другой жалостливо промолвил:

- Ой, отче!

В этом восклицании слилось все: и нежелание ночью тащить тяжелое суденышко против течения, и огорчение, что не дадут им поспать у теплого костра, и, быть может, страх, вызванный неожиданным поступком Кирика, потому что послушники мгновенно догадались, как было с Маркерием там у костра.

И тогда Маркерий, словно бы для того, чтобы рассеять все сомнения, опасения и нежелание послушников, молча и неожиданно метнулся в темноту, сильно напугав этим Кирика, а уже через миг послышался его тихий свист, который неведомо кого и призывал. Еще чуточку погодя, хотя длилось все это, как показалось Кирику, целую вечность, Маркерий возвратился так, как в начале этой ночи появились они у костра: идя между двух коней, одного белого, другого темного, с той лишь разницей, что теперь он был развязан, никто не гнал его, а, наоборот, он, свободный, вел коней в поводу.

- Кони?! - удивился Кирик.

- Кони, - сказал Маркерий, - приладим, они и потянут лодку.

- Какую лодку? Свят, свят! - замахал на него руками Кирик. - Украв, грех великий сотворишь.

- Ты меня украл, а я коней.

Не слушая его, Маркерий вел коней к берегу, а Кирик, путаясь в своей длинной рясе позади, бормотал в отчаянии:

- Воровство - что ложь. А ложью прилепляемся к лукавому.

- От лукавых убегаем, а не прилепляемся, - успокоил его Маркерий. Без коней Стрижак за нами не погонится, больно ленив. А на конях они все равно настигнут нас и снова меня свяжут. Тогда и ты страху натерпишься, отче.

- Страхом божьим очищай от скверны, - бормотал Кирик.

- Да процеживай вину, да достаточно омывай ее в мимо текущей воде, посоветовал Маркерий.

- Откуда знаешь святые поученья? - спросил Кирик, забыв о конях.

- Обучен, - ответил Маркерий. - А ну, где тут ваши веревки, опутаем коней кое-как да и потянем.

- Ох, спать хочется! - потянулся один из послушников, на что Кирик прошептал сразу же с неожиданной для него злостью:

- Не спи много, но моли бога о помощи, дабы избежали мы, яко птица, сетей.

И еще погодя, наблюдая, как Маркерий в темноте умело управляется с лошадьми, приспосабливая их к лодке, вздохнул, то ли с облегчением, то ли с сочувствием самому себе:

- Меру отмеряйте, и возмерится вам.

- Садись, отче! - позвал приглушенно Маркерий, потому что послушники уже прыгнули в суденышко, легко и тихо, чтобы не разбудить игумена, который сразу бы выгнал их на берег, да и неизвестно, как бы обошелся с тем хлопцем, которого спас Кирик.

Кирик взобрался на лодку, сел и начал молиться. Спать он не мог, удивлялся бодрости Маркерия, нравилась ему сообразительность и подвижность парня, хотя последней, кажется, было в нем слишком много. Всякие хворости досаждали Кирику всегда и повсюду, он мало ел, мало спал, строгостью к собственному телу хотя и не отгонял болезни, но удерживал их, связывал, что ли, находя спасения в размышлениях, в воспоминаниях, в исчислениях, потому что обучен был всему, даже в греческих книгах разбирался свободно, умел находить путь по звездам в небе, знал индикты греческие и римские календы, вот и сейчас, сидя на скамье в суденышке и присматриваясь, как весело идут вдоль берега кони белый и черный и тащат лодку, хотя тянул, кажется, лишь один конь, а какой - белый или черный, - и не понять, Кирик уже не думал ни о Маркерии с обожженными ногами, ни о тех двух, оставшихся у костра, ни даже об отце игумене, который рано или поздно проснется и увидит все и может разгневаться, потому что гневается он легко и без видимых причин, - так вот, Кирик не думал ни о чем, то ли для успокоения, то ли просто чтобы насладиться знанием, которым никто здесь не обладал и обладать не мог, принялся исчислять, какой день наступает, сколько дней висел месяц на западе побледневшего неба. Получалось так, что было девятнадцатое июля и месяц на небе тоже был девятнадцатидневный, если же взять по римскому исчислению, то была четырнадцатая календа августа, но месяцу небесному и у римлян было бы дней девятнадцать. Исчисления были сложные, запутанные, но тем больше удовольствия получал от них Кирик, и так увлекся, что даже не заметил ни рассвета, ни зардевшегося неба, увидел уже солнце, как выплывало оно на востоке, золотое и огромное, а на западе бледным пятном, будто круг сыра, держалась луна, и получалось, стало быть, так, что они бежали не украдкой, не тайком, а открыто, при двух небесных светилах сразу.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*