Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
«То-то тебя до сих пор влекут амурные страсти, — подумал Чернышев, — но надо же поразвлечь государыню».
— История Елизаветы Чедлей мне знакома досконально, хотя мне оная нисколько не симпатична.
Екатерина, не переставая улыбаться, взяла с ломберного столика вязанье. Не любила попусту сидеть без дела.
— Сделай милость, Иван Григорьевич, поведай, что знаешь, кроме тебя меня некому потешить сими известиями.
— В молодости сия девица, дочь полковника, состояла фрейлиною принцессы Валлийской. Весьма красивой и привлекательной наружности, флиртовала, ею увлекся герцог Гамильтон, якобы обещал жениться, но естественно сие не случилось.
Императрица, не прерывая занятия, то и дело вскидывала глаза на графа. Продолжая рассказ, зная характер императрицы, граф излагал события без деталей, по подробно, то, что он почерпнул из публикаций, дотошных до сенсаций, английских газет.
Очередной жертвой Елизаветы Чедлей оказался капитан Гарвей, младший брат графа Бристольского. Чары Елизаветы настолько завлекли, что он предложил ей свою руку и сердце. Родственники капитана категорически возражали, и капитан обвенчался с Чедлей тайным образом. Как часто бывает, вскоре выявилась противоположность характеров. Они часто ссорились, и жена укатила в путешествие по Европе. Всюду за молодой, красивой женщиной волочились мужчины. Даже король Фридрих II был очарован ею настолько, что впоследствии несколько лет переписывался с ней. Возвратившись в Англию, жена Гарвея продолжала увлекать мужчин, и вскоре ее прелести обольстили престарелого герцога Кингстона. Он сделал ей предложение. Герцог был несметно богат, но так как капитан Гарвей развода не давал, жена решилась на обман.
Вместе с приятельницей она наведалась в церковь, где венчалась с Гарвеем. Она попросила у нового, молодого пастора книгу регистрации, а ее подруга начала занимать пастора пустой болтовней. В это время Чедлей выдрала из книги лист с записью о регистрации ее брака с Гарвеем, и была такова… Вскоре герцог скончался, а Гарвей сделался графом Бристольским.
— Герцог завещал свое богатство супруге, — заканчивал свой рассказ Чернышев, — а родственники герцога судились с ней, но суд признал законное право дюкесы. Насколько мне известно, оная нынче слывет богатейшей женщиной в Англии.
При последних словах граф приподнялся, а Екатерина, протянув ему руку для поцелуя, отложила в сторону вязанье.
— Ну и потешил ты меня, Иван Григорьевич, развеял скуку.
Вставая, императрица, стараясь незаметно потянуться, спрятала улыбку.
— Не позабудь уведомить Никиту Ивановича о затеваемом вояже.
* * *
Обычно кто-нибудь из офицеров, проживавших в казарме Петербургской Корабельной команды, приносил в комнату свежие «Санкт-Петербургские Ведомости». Там тоже судачили о похождениях английской дюкесы.
— Аи да проныра!
— Водила за нос мужское сословие!
— В России подобную красотку быстро раскусили бы!
— Не скажи, и у нас простофилей меж нашего брата вдоволь!
Старшие возрастом и более рассудительные высказывались по-иному:
— Нашенские девицы к таким непристойностям не приучены!
Ушаков поначалу в споры не вступал, отмалчивался, но потом ответил.
Сослуживцы подшучивали, зная непростой характер своего товарища.
— От бабы обществу вред один. От них все беды, а то и зло. Касаемо дюкесы, в Библии сказано, сладострастная заживо умерла.
Офицеры смеялись:
— Не будь баб, и ты бы на свет не появился.
Ушаков не смутился:
— Сие иная стать. На то воля Божия…
— Погоди, тебя припрет, петухом закукарекаешь…
Все пересуды забывались на следующий день. Весеннее солнышко припекало все сильней. Капитан 2-го ранга Козлянинов подгонял командиров фрегатов, отправляющихся в поход.
— Орудья поживей со станков снимайте. В интрюм прячьте, замест балласта. Станки разбирайте. Пушки по три штуки на борт оставьте. Трюма чистите, драйте с песком. Товар принимать по описи.
С Ушаковым и Ржевским разговоо у Козлянинова был отдельный.
— Фрегаты вас в Ливорно дожидаются. Команды заменять будете полностью, всех служителей, матросов. Посему надлежит в Корабельной команде отобрать полный штат. Известно, здесь самые худые матросы. Отменных на эскадру в Кронштадт давно забрали.
Но и здесь посреди рекрутов отыскать надобно, кто поздоровей. Путь долгий, успеете вышколить.
Козлянинов ткнул пальцем в Ушакова:
— Ты, Федор Федорович, пойдешь со мной, на «Северном Орле». А ты, — он перевел взгляд на Ржевского, — на «Павле», у Скуратова. Экипажи свои настропалите. Служителям вахту нести исправно, для выучки. Адмиралтейств-коллегия предписала вояж сей пользовать для практики офицеров. Баклуши не бить. Море Средиземное познать наиполно. Глядишь, выпадет вновь с кем схватиться. Мы-то к Чесме добирались ощупью.
15 июня 1776 года отряд Козлянинова снялся с якорей и покинул Кронштадтский рейд. Следующее рандеву было назначено на первой стоянке в Копенгагене.
* * *
После замирения Порта не спешила очистить Крым от своих янычар. Под видом всякого торгового люда оставляла их в татарских селениях, надеясь там удержаться надолго.
Русский посол в Константинополе, князь Николай Репнин, каждую неделю навещал рейс-эфенди, настоятельно требовал «немедленно и без изъятия выехать из всей Крымской области всем оставшимся там турецким военным людям». Репнин не хотел оставлять эту обузу своему преемнику. Канцлер, Никита Иванович Панин, тоже не оставлял посла в покое. «По приближающемуся Вашему скорому из Царьграда, — сообщал он, — обратному в отечество отъезду мы за нужно признали, что по постановлению 5-го артикула последнего вечно мирного трактата министр наш второго ранга, при Вас еще при Порте Оттоманской себя аккредитовав, прямо в дела вступить мог, к чему мы назначили бывшего доныне в Швеции резидентом нашего статского советника Александра Стахиева, в характере чрезвычайного посланника и полномочного министра. Который для наибольшего в пути поспешания в переезд свой чрез турецкие владения сказывать будет принадлежащим к Вашему посольству».
Стахиев появился в турецкой столице в те дни, когда из далекого Петербурга прибыл кабинет-курьер. События такого рода случались нечасто. И тогда размеренная прежде жизнь посольства нарушалась. Все его обитатели, от посла до последнего служащего, задерживались на службе дольше обычного. В довольно жаркий августовский день, в Буюкдере, престижном пригороде турецкой столицы, где располагался загородный посольский дом, царило необычное оживление. Срочно снимали копии с отправляемых в коллегию документов, шифровали секретные депеши, наводили различные справки. Посланник Александр Стахиев долго совещался с советником, греком-фанариотом, Александром Пинием. Пиний лучше всех в посольстве знал обстановку в Константинополе. Выходец из Фана-ры, квартала, где располагался греческий патриарх, Пиний три десятка лет верно служил интересам России. Вместе с ним Стахиев обсуждал, как лучше исполнить только что полученный из Петербурга высочайший рескрипт, который гласил: «Для учинения на деле начала и опыта беспосредственной торговли вИталию и турецкие области, признали мы за нужно отправить туда несколько судов с товарами, из коих четыре уже пошли в путь оный из Кронштадта, а два приказано от нас снарядить и нагрузить в Ливорне из оставшихся там судов нашего флота. В числе сих фрегатов пять снаряжены в образе и виде прямо купеческих судов, а шестой оставлен один в настоящей своей военной форме для прикрытия оных на походе от африканских морских разбойников».
— Для успешного исполнения надобно отрядить под видом консула служителя нашего, — посоветовал Пиний. — А самое подходящее послать драгомана нашего, Лошкарева Сергея Лазаревича, к Дарданеллам. Там он встретит сии суда и к нам сноситься будет.
Зачитав Лошкареву высочайший рескрипт, Стахиев объявил драгоману-переводчику, что он будет исполнять обязанности консула у входа в Дарданеллы.
Слушая Стахиева, Лошкарев в глубине души возмущался. «Сколь долго тяну здесь лямку драгомана, а всепо службе не удосуживаются повысить чином».
— Ваше превосходительство, дело сие вновь для меня и не столь простое…
— Да, весьма, но надобно постараться. Вы, Сергей Лазаревич, не раз бывали в Дарданеллах, насколько я успел узнать. Кроме вас, никто не справится.
— Быть может, и так, но турецкие начальники привыкли трактовать с людьми рангом повыше моего.
— Сергей Лазаревич, — понимающе произнес посланник, — вы же разумеете, что не в моей власти чины присваивать. Что я могу сделать, так это представить к очередному чину в коллегию. Но я вас вполне понимаю. Потому поедете к Дарданеллам в качестве вице-консула. Получите тысячу левков, на первые расходы, заведете книгу шнуровую для всех записей, в помощь возьмите нашего студента Ивана Равича для разных посылок. Надеюсь получить от вас доказательства вашей преданности и усердия. Поезжайте с Богом.
