Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар - Роман роялиста времен революции :
"Ахъ! я думаю какъ Малуэ, его планъ я бы предпочла всему остальному, — отвѣтила принцесса;- но мы связаны другими мѣрами и поневолѣ приходится ждать"…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Покуда ждали, крестьяне въ Жаллезъ не ждали.
Въ ночь съ 8 на 9 поля, Алліе, обманутый ложными надеждами изъ Кобленца, велѣлъ бить въ набатъ во всѣ колокола Виваре.
Безъ всякой поддержки внутри, безъ помощи изъ-за границы, возстаніе было подавлено…
Нѣкоторые изъ стоявшихъ во главѣ, спасшихся отъ смерти, бѣжали въ Ліонъ. Тамъ они должны были съ Анри испробовать послѣднюю попытку, попытку столь же безполезную, какъ и всѣ предъидущія.
Со всѣхъ сторонъ вокругъ престола проваливалась почва, раскрывалась пропасть, въ которой 10 августа 1792 г. ему предстояло погибнуть окончательно.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Наканунѣ 10 августа. — Первый ударъ въ набатъ, — Gentilhommes въ Тюльери. — Физіономія дворца. — Король. — Маршалъ де-Малье. — Людовикъ XVI скрывается въ Національномъ собраніи. — Первая стычка. — Приказъ прекратить огонь. — Швейцарцы и Gentilhommes'ы въ саду Тюльери. — Вирье спасается отъ рѣзни. — Онъ пріѣзжаетъ въ Ліонъ. — Шаліе. — Его портретъ. — Занятіе Савои. — Графиня Вирье въ Лозаннѣ. — Эмиграція. — Изреченіе Гете. — Отчаянныя письма Анри. — Преслѣдованія въ Лозаннѣ. — Анри вызываетъ къ себѣ жену, въ Ліонъ. — Болѣзнь маленькаго Аймона. — Его портретъ по Ламартину.
I.Дантъ встрѣтилъ въ своемъ аду цѣлую толпу душъ несшихся за знаменемъ, которое держала вѣчно убѣгающая фигура. Въ ту минуту, когда они думали, что настигли его, призракъ исчезалъ и несчастныя души въ безпорядкѣ летѣли въ пропасть.
Это вѣрное изображеніе монархіи съ самаго начала Революціи. Она тоже бѣжала со знаменемъ въ рукѣ и увлевала за собою своихъ вѣрныхъ, которые вмѣстѣ съ нею должны были погибнуть 10 августа.
Какая надежда могла быть у нихъ, кромѣ надежды на смерть, при видѣ всей этой массы народа, которая во время бунта бросилась приступомъ на Тюльери?
Около полуночи 9 августа раздался первый ударъ въ набатъ, въ Корделье. Онъ разбудилъ марсельцевъ въ ихъ казармахъ. Въ то же время онъ оповѣщалъ послѣднихъ друзей короля, что насталъ часъ поспѣшить ко дворцу.
Но потому, какъ они крались вдоль стѣнъ, безъ мундировъ, пряча свои оружія, съ опущенными головами, можно было подуматъ, что они стыдятся жертвовать своею кровью.
Вирье, Кастежа, Ламартинъ, д'Эрвильи, Клермонъ д'Анбоазъ являются первыми, за ними слѣдуютъ Пюизегюръ и Малье. Къ часу ночи прибываютъ во дворецъ еще 30, 40 gentilhommes'овъ. Между ними Преси, съ которымъ Анри встрѣтится скоро на другомъ полѣ битвы.
Въ Тюльери страшная безурядица. Она разрушительнымъ вѣтромъ проносится надъ этими нѣсколькими батальонами вѣрной, неизмѣнной, національной гвардіи и надъ этими полками швейцарцевъ, которые сохраняютъ еще свой гордый видъ. Тѣмъ не менѣе, чувствуется, что тутъ нѣтъ ни воли, ни приказаній, что король не знаетъ, что ему дѣлать съ солдатами…
Грустно было видѣть, какъ онъ при первыхъ лучахъ свѣта, въ лиловомъ сюртукѣ, въ шелковыхъ чулкахъ, шатаясь отъ усталости, тяжелою поступью прохаживался среди своихъ послѣднихъ защитниковъ, улыбаясь имъ унылою улыбкою.
Такимъ образомъ онъ ходилъ отъ двора Карусель до Тюльерійскаго сада, машинально повторяя все тѣ же слова или скорѣе издавая звуки, которыхъ онъ самъ не слыхалъ. Передъ этою атоніею національными батальонами овладѣваетъ чувство иронической жалости. Швейцарцы, которымъ нѣтъ дѣла до короля, не замѣчаютъ его слабости. Но какое горе для этихъ двухъ, трехсотъ Gentilhommes'овъ, которые желаютъ только смерти, не найти въ глазахъ ихъ повелителя ни искры битвы, на устахъ ни слова изъ увлекательныхъ словъ Беарнейца!
За свои 80 лѣтъ старый маршалъ Малье, который командуетъ этой кучкой храбрецовъ, не разъ видѣлъ монархію въ опасности, и никогда онъ не отчаявался. Но теперь, при видѣ того, какъ король покидаетъ свой дворецъ, чтобы спрятаться за кресломъ президента въ Собраніи, онъ отчаивается.
Еще не было ни одного ружейнаго выстрѣла, еще не было пролито ни одной капли крови… Покуда проливаютъ только слезы ярости эти вѣрные, въ которыхъ король повидимому сомнѣвается.
Людовикъ XVI ушелъ, не отдавъ имъ никакихъ приказаній. Они не знаютъ, должны ли они присоединиться къ тому небольшому отряду, который послѣдовалъ за нимъ, или они должны вступить въ безполезную борьбу съ чернью.
Жители предмѣстій, повидимому, тоже въ нерѣшимости.
Начинаются переговоры между ними и швейцарцами, которые выглядываютъ въ окна. Но вдругъ раздается выстрѣлъ, затѣмъ другой. Безъ всякихъ приказаній завязывается общая стрѣльба.
Швейцарцы переходятъ съ наступательнымъ дѣйствіямъ. Три или четыре ихъ роты, въ полномъ порядкѣ, появляются внизу большой лѣстницы.
Толпа, при видѣ ихъ, отступаетъ и разсыпается. Gentilhommes'ы съ жандармеріею наступаютъ съ обнаженными шпагами. Все бѣжитъ, все отброшено до самой площади Карусель.
Побѣда за королемъ.
Швейцарцы кидаются, чтобы окончить ее, какъ вдругъ появляется запыхавшись д'Эрвильи изъ Собранія, куда онъ проводилъ Людовика XVI.
"Не стрѣлять! — кричитъ онъ, когда ему удается быть услышаннымъ. — Король желаетъ и требуетъ, чтобы за нимъ послѣдовали!
Въ такую минуту подобное требованіе всѣхъ поражаетъ. Тѣмъ не менѣе не остается ничего болѣе, какъ повиноваться.
Отступаютъ. Тогда толпа переходитъ къ наступательнымъ дѣйствіямъ. Она въ безпорядкѣ врывается во дворецъ вмѣстѣ съ швейцарцами. Начинается самая отчаянная борьба.
Драка одинъ на одного, такое избіеніе на лѣстницахъ, въ капеллѣ, въ апартаментахъ короля, что не уцѣлѣть ни единому gentilhomme'у, ни единому швейцарцу.
Тѣмъ не менѣе нѣкоторымъ, въ томъ числѣ и Анри, удалось выбраться изъ дворца и пробраться въ собственный садъ короля. Они бѣгутъ къ рѣшеткѣ, которая отдѣляетъ его отъ большого сада Тюльери,
Калитка заперта. Ее расшатываютъ. Она не поддается. Наконецъ одна рѣшетка поддается; но отверстіе такъ узко, что за разъ больше одного человѣка не можетъ пролѣзть, тѣмъ не менѣе одному швейцарцу удается пролѣзть и добраться до первыхъ деревьевъ.
Его замѣтили съ набережной.
Въ это самое время, батальоны, расположенные передъ мостомъ Ройяль, замѣчаютъ небольшой отрядъ, который спасается бѣгствомъ, и направляютъ въ него залпъ пуль.
При звукѣ выстрѣловъ, въ окнахъ дворца показываются марсельцы. И вотъ они тоже начинаютъ стрѣлять съ тыла въ Анри и его друзей.
Удержаться на позиціи немыслимо. Семь труповъ уже лежатъ у рѣшетки и заслоняютъ проходъ. Нельзя медлить. Повсюду смерть; она неминуема, если пойдешь назадъ, и есть нѣкоторая надежда ее избѣжать, двинувшись впередъ.
И вотъ идутъ впередъ, пробираясь ползкомъ между трупами.
Затѣмъ швейцарцы и gentilhomme'ы бѣгутъ, перепрыгивая отъ одного дерева въ другому, покуда они наконецъ внѣ раіона пуль негодяевъ, которыхъ, повидимому, весьма забавляетъ эта охота на людей.
Они убили 12 или 15 швейцарцевъ. Ихъ красные мундиры были хорошею цѣлью. Ихъ трупы лежатъ между рѣшеткою и первыми деревьями. Тамъ же убиты на смерть Кастежа и Клермонъ д'Анбоазъ…
Вирье, благодаря своему маленькому росту, совершилъ этотъ опасный переходъ благополучно. Посчастливилось также Віоменилю, Ламартину и еще нѣсколькимъ. То прокрадьгваясь, то убѣгая, то прячась за деревья. имъ удалось добраться до оранжереи въ концѣ сада. Оттуда они выбрались на набережную. Они разсчитываютъ скрыться въ Елисейскихъ поляхъ. Но конный отрядъ, который выѣзжаетъ на площадь Людовика XV, заставляетъ ихъ направиться на откосъ Сены. Тамъ лодка. Они прячутся въ нее. Отрядъ проѣзжаетъ мимо, не замѣтивъ ихъ… Они спасены.
Эти подробности заимствованы у Ламартина, который слышалъ ихъ отъ своего отца. Отъ отца также онъ узналъ, что бѣглецы добрались до лѣса въ Медонѣ.
Вѣроятно, Анри скрывался съ ними. Но въ запискахъ его дочери не упоминается объ этомъ мучительномъ эпизодѣ. Въ нихъ прямо говорится о прибытіи его въ Ліонъ и именно въ такихъ выраженіяхъ: та же воля, которая направила моего отца въ Кобленцъ, направила его на смерть…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
II.Постановленія, принятыя городскимъ управленіемъ Ліона на другой день, 10 августа, могутъ дать вѣрное представленіе объ опасностяхъ, которымъ подвергался Анри. Постоялые дворы, гостинницы всѣхъ родовъ подвергались ежедневному обыску. Въ нихъ съ такимъ рвеніемъ разъискивались бѣжавшіе изъ Тюльери, что Вирье былъ вынужденъ мѣнять каждый день и имя и помѣщеніе.
Надо сказать, что городъ попалъ въ руки Шаліе [74], этого мрачнаго иллюмината, который придавалъ Ліонскому террору характеръ поразительно странный.
Какъ и Шабо, Шаліе былъ растрига. Его голосъ, его жесты, слова носили на себѣ отпечатокъ духовнаго краснорѣчія. Онъ говорилъ только тирадами, апокалипсическими строфами. У Шаліе были тѣ-же слова, что и у Савонаролы, проклятія, достойныя пророковъ, умиленіе дѣвъ, и нечеловѣческое смиреніе, чисто мученическое.
