Шарль-Альбер Коста-Де-Борегар - Роман роялиста времен революции :
Прибытіе въ Кобленцъ аббата Клода Аллье дѣйствительно заставило принцевъ и ихъ совѣтчиковъ обратить вниманіе на планъ, предложенный Salon franèais и уже почти забытый.
Съ первой же аудіенціи, доблестный организаторъ лагеря, де-Жаллезъ, заявилъ, что готовъ присоединиться въ своихъ попыткахъ съ попыткамъ провинцій Ліонне, Дофине, дю-Форезъ. Увы! на этотъ разъ дѣло шло не о препровожденіи короля въ Ліонъ, но о послѣдней запрудѣ, которую можно было противупоставить все захватывающей революціи.
Вирье слишкомъ хорошо зналъ эти провинціи и былъ такъ близко заинтересованъ проевтами, которые собирались воскресить, что Флаксланденъ не могъ не свести его съ аббатомъ Алліе.
Долго длились совѣщанія, о результатѣ которыхъ упоминается Анри въ одной запискѣ.
Военные вопросы, финансовые, разсматриваются въ ней въ мельчайшихъ подробностяхъ, и изъ его замѣтокъ видно, что съ нѣсколькими сотнями тысячъ франновъ, при поддержкѣ правильнаго войска, можно было выступить въ походъ.
Правильное войско было указано — это была армія его величества короля Сардинскаго.
"…Поѣзжайте же какъ можно скорѣе, любезный графъ, — писалъ Флаксланденъ Анри, увѣдомляя его, что выводы его записки приняты принцами. — Мнѣ поручено просить у вашей преданности еще этой жертвы. Изъ нашихъ послѣднихъ разговоровъ вы знаете, чего слѣдуетъ добиваться въ Туринѣ".
Анри покорился. Но въ его отвѣтѣ было столько же смиренія, сколько и отчаянія.
"Ваше требованіе повергло меня въ большое затрудненіе, — писалъ онъ Флаксландену. — Мое повиновеніе принцамъ обязываетъ меня не останавливаться ни передъ чѣмъ — я долженъ рѣшиться на эту поѣздку, чего бы мнѣ это ни стоило — разъ они этого требуютъ… Я отправлюсь въ путь, вспоминая вѣрнаго Зопира…"
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Зопиръ отправился въ вѣчность безъ ушей и безъ носу… Судьба его весьма печальна. Но развѣ она печальнѣе судьбы Вирье?
У Вирье не было больше ни силъ, ни денегъ.
Онъ покидалъ Кобленцъ убитый разочарованіемъ, замученный страданіемъ. И вотъ онъ отправляется отстаивать интересы короля въ то самое время, какъ Людовикъ XVI утверждаетъ декретъ, въ силу котораго всѣ имѣнія эмигрантовъ секвеструются.
Анри былъ теперь эмигрантомъ за то, что такъ безполезно потратилъ время въ Германіи.
9 февраля, въ день голосованія этого декрета въ Собраніи, Вирье дрожалъ въ Кобленцѣ въ своемъ чердакѣ.
30 марта, въ тотъ день, когда король утвердилъ декретъ, онъ отправился въ Туринъ.
Полное раззореніе, непоправимое — вотъ вѣсть, какую онъ привезетъ женѣ, проѣзжая Савойю по пути къ Альпамъ.
Хотя его очень торопили отъѣздомъ въ Туринъ, но Анри рѣшилъ, что потерялъ столько часовъ ради службы королю, что можетъ потерять нѣсколько часовъ для свиданія съ женою и съ дѣтьми.
"Нигдѣ не останавливаясь, онъ доѣхалъ до Женевы, а черезъ 8 дней послѣ своего отъѣзда изъ Кобленца, онъ прибылъ съ своей теткѣ, баронессѣ де-Блоне и свидѣлся наконецъ съ своей семьей. Несчастье наконецъ сжалилось надъ близкими его сердцу болѣе чѣмъ надъ нимъ самимъ.
По словамъ его дочери, Анри такъ измѣнился, что его было трудно узнать. Онъ былъ страшно худъ. Онъ дрожалъ въ лихорадкѣ, и когда эта лихорадка, которая нѣсколько оживляла его лицо, спадала, страшная блѣдность разливалась по лицу его, недавно еще столь молодому. Анри было едва 39 лѣтъ.
Вотъ разсказъ m-lle де-Вирье.
"…Несмотря на всю радость свиданья съ отцемъ, — пишетъ она, — его здоровье, его грусть внушали намъ серьезныя опасенія… Напрасно старался онъ насъ успокоить, казаться веселымъ…
"Было ясно, что его угнетала печальная участь, которая насъ ожидала въ будущемъ. Но у насъ были и еще другія заботы. Было извѣстно, что прибылъ агентъ принцевъ. Отецъ только чудомъ спасся отъ шпіоновъ, которыхъ подсылала къ намъ Женевская республика. Это чудо сотворила, вѣроятно, болѣзнь отца, благодаря которой онъ почти не выходилъ изъ дому".
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Если правда, что приходится платиться за свои качества, какимъ разореніемъ для Анри явилась его преданность. По распоряженію барона де-Флаксландена ему скоро пришлось покинуть тихую семейную жизнь, чтобы снова окунуться во всѣ ужасы безъисходной политики.
Будетъ ли онъ счастливѣе въ Туринѣ, чѣмъ былъ въ Кобленцѣ? Онъ не смѣлъ надѣяться.
Его вѣрительныя грамоты были убѣдительны. Его кузенъ, баронъ де-Блоне, который, сопровождая его, могъ раскрыть ему повсюду двери, ибо въ то время въ Туринѣ савоярская вѣрность была еще настоящимъ талисманомъ!
Наконецъ маркизъ де-Серентъ, бывшій гувернеръ дѣтей графа д'Артуа, который переписывался изъ Турина съ барономъ Флаксланденомъ, долженъ былъ обезпечить инкогнито "графу Монклару".
Это первое изъ выдуманныхъ именъ, подъ которымъ отнынѣ Вирье было суждено существовать…
V.Изъ замѣтокъ, оставленныхъ m-lle де-Вирье, видно, что отецъ ея имѣлъ нѣсколько аудіенцій у короля Сардинскаго.
Анри нашелъ его весьма озлобленнымъ противъ его зятей и ихъ свиты…
"…Эти люди только портятъ нашихъ людей, — безпрестанно повторялъ Викторъ Амедей III, — что касается организацій, которыя мои зятья предпринимаютъ, они могутъ заниматься ими, только не здѣсь…"
Не утѣшительны были подобныя рѣчи. Но онѣ усложнялись еще политическими соображеніями, которыми сопровождалъ ихъ сардинскій министръ, баронъ Отвилль.
По его мнѣнію, "его властелинъ былъ слишкомъ слабъ, чтобы взять на себя какую нибудь иниціативу и подвергнулъ бы себя самымъ ужаснымъ опасностямъ, если бы вздумалъ обойтись безъ опоры всѣхъ великихъ державъ".
Но было легко замѣтить въ основаніи этой выжидающей политики закваску затаенной злобы, необъяснимой въ особенности для Анри, если бы одинъ любопытный документъ не выяснилъ причины ея.
Этотъ документъ ничто иное, какъ дневникъ герцога Женевскаго, сдѣлавшагося впослѣдствіи королемъ Карломъ-Феликсомъ. Изъ него видно, что между графомъ д'Артуа и его женою существовало несогласіе.
"Она не хочетъ жить иначе, какъ со спущенными занавѣсами; она говоритъ о своемъ удаленіи въ монастырь… Надо, чтобы кардиналъ вмѣшался, чтобы не произошло разрыва между нею и мужемъ, который можетъ быть объясненъ только его легкомысленнымъ поведеніемъ въ Туринѣ".
Понятно, что эти неудовольствія, которыя заставили нѣсколько мѣсяцевъ назадъ короля Сардинскаго просить своего зятя покинуть Туринъ, въ настоящее время не способствовали успѣху миссіи Вирье.
Послѣ третьей аудіенціи, онъ могъ считать свое дѣло проиграннымъ. Если бы даже это было не такъ, то война, объявленная Австріи въ апрѣлѣ 1792 г. Людовикомъ XVI, положила бы ему конецъ.
Союзъ Австріи съ Сардиніею въ пользу несчастнаго короля подразумѣвался въ предпринятыхъ переговорахъ.
Слѣдовательно, не оставалось болѣе ничего предпринимать, и письмо, которымъ баронъ Флаксланденъ оповѣщалъ Вирье объ окончаніи его миссіи, кончалось слѣдующею фразою:
….Понятно, любезный графъ, что обстоятельства отняли всякое значеніе у нашей интриги"…
Интрига — вотъ слово, за которое Анри отдалъ здоровье, средства, которое сдѣлало изъ него изгнанника.
Подавленный этимъ словомъ, онъ вернулся въ Парижъ, чтобы дать отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ принцессѣ Елизаветѣ.
Но что значили всѣ пережитыя имъ печали сравнительно съ тѣми, какія ему пришлось увидѣть! Принцесса какъ разъ была занята роковыми переговорами, которые предшествовали 10 августа и про которые можно сказать, что они были послѣдними спазмами монархіи [72].
Всѣ приверженцы конституціи, которые не могли войти въ составъ новаго Собранія, соединились около короля не для того, чтобы отстоять престолъ, но чтобы спасти ему жизнь.
Анри встрѣтился здѣсь съ Малуэ, съ Клермонъ-Тоннерръ, съ Лалли, съ Ла-Туръ дю-Пэнъ, а также съ Жилліе, который съ особенною горячностью относился къ этой благородной задачѣ.
Анри нашелъ Людовика XVI еще болѣе нерѣшительнымъ. Его политика безъ всякаго компаса разбивала всѣ попытки, всѣ наилучшимъ образомъ комбинированные проекты.
А затѣмъ, увы! даже и отъ той надежды, какую Анри, Жилліе и ихъ друзья возлагали на принцессу Елизавету, пришлось отрѣшиться. Принцесса также, какъ и братъ, совершенно растерялась отъ цѣлаго ряда неудачъ во внутреннихъ дѣлахъ, которыя усложнялись еще печальными извѣстіями изъ-за границы, привезееными Анри.
Обманутая, сбитая съ толку столькими разочарованіями, несчастная принцесса вступала въ сдѣлки съ предмѣстьями Парижа.
Падая все ниже, монархія вступила въ сношеніе съ Дантономъ [73].
Напрасно старался Жилліе убѣдить принцессу Елизавету, что около нея есть другіе вѣрные люди, которые имѣютъ больше правъ на ея довѣріе…
Напрасно приносилъ онъ ей планы къ побѣгу, которые онъ и его друзья неутомимо изобрѣтали — они отвергались такъ же, какъ и послѣдній планъ — увы! — который отстранилъ Людовикъ XVI, когда Малуэ предлагалъ ему бѣжать въ Руанъ, гдѣ командовалъ Ліанкуръ.
