Евгений Салиас - Кудесник
XI
Между тем хлопоты графини Ламот не увенчались успехом. Через три дня после своего исчезновения из дома Эли получила длинное письмо от опекунши, которая требовала ее немедленного возвращения, пока побег еще не огласился на весь город. Она говорила, что никогда до совершеннолетия питомицы не согласится на неравный брак ее с чужеземцем, который, может быть, и простой авантюрист темного происхождения и сомнительных достоинств. Опекунша грозилась, что в случае упорства Эли вернуться она уедет тотчас в Испанию одна.
То же самое подробнее передала ей и графиня Ламот, по мнению которой Эли следовало побывать у тетки и объясниться с ней лично, упросить, смягчить ее.
— Никогда! Я отсюда не выйду никуда! — отозвалась Эли. — Меня схватят и силой запрут, а потом увезут в Испанию.
Иоанна помолчала, борясь сама с собой, и наконец заговорила:
— Решаете ли вы это бесповоротно — оставаться и не мириться с теткой, не уступать ей? — спросила она.
— Да.
— Вы ни за что не согласитесь порвать связи с господином Норичем и забыть его?
— Ни за что… Это нелепый… извините, вопрос.
— Никогда?
— Никогда на свете! Я люблю его. Только после этого несчастного случая, благодаря моей нерешительности и этому злодеянию, я узнала и поняла, как я люблю его. Если б он умер, я думаю, что я или пошла бы в монастырь, или отравилась здесь же, не выходя отсюда.
— Это решено? Это кончено? — приставала Иоанна. — Бесповоротно решено?
Эли пожала плечами, отвернулась от нее и отошла.
— В таком случае я как друг предупреждаю вас, что через два часа здесь будут приставы королевские под командой полицейского агента и при участии секретаря испанского посольства…
— Зачем?! — воскликнула девушка, вспыхнув.
— Взять вас силой и увезти домой.
— Верно ли это? — резко произнесла Эли.
— Мне это сказала сама маркиза. Секретарь же был у нее при мне и получил от нее письменное разрешение на это насилие.
Эли вынула из кармана маленький и тонкий стилет в ножнах, нечто вроде большой иглы, и произнесла дрогнувшим голосом.
— Вот!.. Только не для них, а для себя… Меня увезут мертвую.
— Это безумие, мое дитя, — сказала Иоанна. — И если вы решились окончательно не уступать, то не так надо действовать. Надо иное… Это ребячество.
— Что же?
— Я помогу вам. Убить себя немудрено. Надо скрыться. Бежать. И сейчас.
— Куда?! Меня всюду найдут по повелению короля.
— Всюду… Кроме того места, которое я вам дам убежищем.
— Кто? Вы?
— Да.
Эли приблизилась, собираясь уже поцеловать графиню, но вдруг отступила и пристально поглядела ей в глаза.
— А если… Я боюсь…
— Что?
— Если вы сами…
Наступило молчание. Иоанна улыбнулась.
— Если я вас сама выдам полиции. Это вы хотите сказать? — вымолвила Иоанна смеясь.
— Да. Я вас мало знаю.
— Тогда вы и зарежьтесь при измене моей этим стилетом. Все равно здесь сейчас при появлении полиции или через час, через день у меня.
Не слова эти, а тон голоса графини подействовал на Эли.
— Я вам даю слово испанской грандессы, что я воткну этот стилет прямо себе в сердце, если вы меня выдадите! — пылко и грозно промолвила Эли.
— А я вам даю честное слово французской графини, — отозвалась Иоанна, — что я вас укрою от опекунши, от полицейских, от короля и его повелений, от всего мира.
Эли протянула руку графине и доверчиво улыбнулась.
— Тогда нечего терять время. Прощайтесь и едемте ко мне! — сказала Иоанна.
Эли быстро направилась к Алексею в горницу и через несколько мгновений снова появилась со слезами на глазах, но с воодушевленным румяным лицом.
— Едемте, графиня. Я сказала сейчас Алеку, что никогда не забуду вашего дела — этой помощи. Ведь буду же я когда-нибудь его женой и свободна, чтобы распоряжаться моим состоянием. Тогда мы сочтемся.
Через несколько минут карета графини Ламот отъезжала, увозя обеих женщин.
Иоанна, конечно, не играла и не обманывала Эли.
Через час после их отъезда в квартире капрала Норича была полиция, а при них чиновник, отряженный депутатом от испанского посольства.
Они обыскали дом. Алексей спокойно их встретил и еще спокойнее отвечал на допрос.
«Маркиза Эли Кампо д'Оливас была в его квартире. Она его невеста. Теперь, узнав о готовящемся насилии ее опекунши, она скрылась. Куда? Он не знает. А если бы и знал, то не сказал бы. Когда он вполне устроит свои дела, то они обвенчаются по обрядам двух религий».
Все это Алексей просил передать от его имени самой маркизе Ангустиас.
Полиция удалилась, но молодой и добродушный секретарь посольства остался и весело, любезно стал беседовать с Алексеем.
Они оба понравились друг другу.
Секретарь, конечно, знал Эли довольно хорошо и был ее поклонником в числе многих других. Он прямо, простодушно заявил Алексею, что завидует его счастью — быть любимым такой красавицей и богачкой.
На прощание молодой человек сказал:
— Вот мой совет вам. Я, заметьте, кое-что знаю о намерениях старой опекунши… Esta maldecida duena tia, эта проклятая дуэнья тетка вас погубит, если вы обвенчаетесь тотчас. Состояние все будет ей принадлежать, а жена ваша — нищая. Обождите год или полтора совершеннолетия юной маркизы и тогда венчайтесь. Тогда по закону она получит из рук дуэньи все состояние.
— Какая же разница? Таков разве закон? — спросил Алексей.
— Я вам повторяю слова нашего посланника.
Через несколько дней после этого разговора Алексей и Эли, скрытая в притоне Иоанны, узнали, что маркиза Ангустиас выехала из Парижа в Испанию, а на имя госпожи д'Оливас была доставлена на квартиру Норича бумага из посольства, в которой было сказано, что г-жа маркиза Ангустиас Кампо д'Оливас уехала в Мадрид просить короля Карла III дозволить ей принять законные меры, чтобы остановить от безумных поступков представительницу одной из знатнейших фамилий Испании.
Через две недели все, по-видимому, было благополучно. Эли снова была давно у Алексея и жила с Лизой, и все были счастливы, но чуялось что-то недоброе в ближайшем будущем.
Гроза эта явилась. Прискакал в Париж курьер из Мадрида и привез депешу в посольство для передачи г-же Эли д'Оливас, в которой объявлялось ей, что она королевским декретом лишена своего имущества ввиду странности поступков особы такой знатной фамилии.
XII
Это известие было ударом для всех, но подействовало на всех различно. Эли упала духом, сделавшись нищей. Алексей упрекал себя в опрометчивом поведении и боялся за чувство к нему юной невесты, всего лишившейся из-за него. Зато Иоанна воспрянула духом и даже повлияла на кудесника и мага. Калиостро после объяснения с Алексеем колебался и не решался на его просьбу ехать в Россию. Он даже не знал, что именно ему делать, чтобы помочь новому другу, будучи в России.
Энергичная Иоанна рассеяла сомнения мага, все придумала, за все бралась и даже сама вызвалась ехать в Россию вместе с ними. Но ехать не иначе как под «эгидой» самой королевы.
Вопрос о путешествии был решен вдруг на квартире Алексея благодаря влиянию Иоанны.
— Я думал, что граф Калиостро один в таком мудреном деле всесилен, — сказал Алексей. — Оказывается, что и вы, графиня, такой же маг, такая же волшебница, как и он.
План действий в России, который Иоанна передала наедине кудеснику, повлиял на него решительно. Но ни он, ни графиня ни слова не объяснили самому Алексею.
Однажды, через неделю после известия о декрете испанского короля, все, казалось, расстроившего, графиня и Калиостро окончательно условились ехать в Россию.
— Ну, Иоанна! — сказала она сама себе, уезжая от кудесника. — Я тобой довольна! На этот раз, кажется, не оборвется… Не сорвется с удочки золотая рыбка!
В тот же вечер Иоанна вызвала к себе единственного наперсника, который оставался у нее теперь со смертью Канара.
Вильет явился тотчас же, Иоанна впустила его и, ни слова не говоря, стала смотреть ему в лицо. Она улыбалась, глаза ее блестели ярко, лицо было красивее, чем когда-либо; по всей фигуре ее Вильет увидел, что Иоанна под впечатлением какого-то радостного события.
— Признаюсь, не ожидал! — выговорил Вильет. — Все шло так скверно, и этот несчастный Канар, и этот глупый Уазмон… Неужели ваша интрига так сложна, что и они погибли по вашей воле и именно через их погибель ваше дело устраивается? Неужели вы ими пожертвовали обоими для успеха? Ведь это страшно! Этак, пожалуй, для успеха вашего дела понадобится и моя смерть.
Иоанна рассмеялась громко:
— Ну нет, мой милый Вильет, это уже вы перехитрили! Таких нет у меня дел, для успеха которых я должна жертвовать моим главным помощником. Напротив, то дело рухнуло вместе с гибелью Уазмона и Канара. Но я скажу, как часто говорила: сметена одна паутина, начинай другую. La trame est déjouée — vive la trame!
