Леонид Ефанов - Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Никита Иванович пришел в назначенный час, уселся в кресло, понюхал табаку и, сложив на животе пухлые руки, замер в ожидании слов государыни.
Екатерина говорила сдержанно, раздумчиво:
— Как вам достоверно известно, производство дел с татарами хотя и началось при военных операциях, однако уже обратилось в дело политическое. До сей поры мы проявляли в нем похвальную мудрость и дальновидность. И теперь, когда князь Василий Михайлович марширует к Крыму, гене не хотелось бы ошибиться в последующих действиях… Евдоким Алексеевич отписал мне о ногайских настроениях… (Панин чуть заметно кивнул, давая понять, что ему известно содержание письма.) Не скрою, я вижу соблазнительным предложение об избрании для отступивших от Порты орд отдельного хана, что позволит положить начало истинной независимости татарских народов.
— О, эти соблазны, — попытался пошутить Панин. — Чем чувствительнее они для сердца, тем сильнее туманят разум.
Шутка вышла какая-то двусмысленная, с оскорбительным намеком.
Никита Иванович поспешил исправить промах — произнес как можно мягче:
— Признаюсь чистосердечно, я не вижу покамест того времени, в какое полезно было бы приступить к избранию нового хана… Не будем кривить душой, ваше величество. Уже с начала войны против Порты отторжение татарских народов мы считали способом наискорейшего достижения приятных нам авантажей. С Божьей помощью и при умелых поступках графа Петра Ивановича мы сего добились. Теперь наш взгляд устремлен на Крым, на его побережье…
— К чему вы клоните? — перебила Екатерина. — Вещи, о которых вы повествуете, мне известны.
Никита Иванович не стал завершать рассуждения — сразу пояснил:
— Я клоню к тому, что избрание отдельного хана будет зависеть от первых операций князя Долгорукова. Они-то, операции, и разрешат настоящую еще неопределенность крымского жребия. Вот тогда и с ханом ошибки избежим!.. Конечно, если бы крымцы нынче же всем полуостровом отторглись от Порты — это разрешило бы все трудности. Но сие вряд ли произойдет: многие из них твердо стоят за теперешнего хана. А тот — за Порту.
— Из письма Евдокима Алексеевича явствует, что не меньшее число татар ханом недовольны, — сказала Екатерина. — Татары сейчас в разномыслии находятся. Грех не воспользоваться таким случаем!.. Орды могли бы приступить к избранию нового хана, разумеется, совокупно с некоторым в том участвовании крымских жителей, дабы по мере наших успехов на полуострове и там его право подкреплялось, получая свою полную действительность не токмо его гирейской породой, но и всей полнотой присущего обряда… Нашей целью следует считать установление над татарами и Крымом одного начальства, независимого от Порты, но такого, что собственными силами не в состоянии удержать навсегда эту независимость. И вот сие, — подчеркнула Екатерина, — даст нам способ утвердить свою ногу в приобретенных гаванях и крепостях! Как? Под видом охранения и обороны Крыма от могущего быть впредь турецкого поползновения вернуть все к прежнему состоянию.
Панин, разглядывая золотой перстень, подумал с удовлетворением, что в основательности рассуждений Екатерине отказать нельзя. «Говорит крепко… Только вот поспешает…»
Он поднял голову, возразил предупредительно:
— Я согласен с вашим величеством, что для избрания нового хана следует приобщить крымцев к уже отторгнувшимся ногайским татарам. Но для этого потребно, чтобы князь Долгоруков преуспел военными предприятиями посеять в Крыму еще большее разномыслие… И только ежели Крым, вопреки ожиданиям и под действием оружия, — ни весь, ни частью — не будет привлечен к одинаковым с ордами намерениям, тогда следует мыслить об утверждении особливого над ногайцами хана. Чтоб, по крайней мере, их отложение приобрело большую прочность.
— Но как же ногайские просьбы?
— Поручите господину Щербинину удостоверить орды, что для них самих полезнее будет приступить к избранию хана в удобное для того время… А когда оно наступит — мы укажем!
— Удовлетворятся ли они вразумлениями Евдокима Алексеевича? Ну как своеволие проявят?
— Думаю, что такого не произойдет… Однако для сохранения между их начальниками единомыслия и для предвидения всякого возможного колебания разумно учинить с нашей стороны за ними такое надзирание, которое неприметным образом проникало бы во все мелочи и подробности ногайских дел. И чем дальше они будут находиться от Крыма, исключая себя от участвования в тамошних делах, тем больше следует приглядывать.
Панин говорил убежденно, умно, и Екатерина, положившись на его прозорливость, согласилась подождать с выбором нового хана. Но добавила предостерегающе, что ордынских начальников надо все же удостоверить в уважении к их желанию иметь ханом Шагин-Гирея.
— Ежели Селим и его диван станут упорствовать в своей верности Порте, тогда пойдем с этого козыря…
Рескрипт, отправленный Щербинину, гласил:
«Мы даем свое согласие, чтоб он был избран и дал от себя обязательство быть ханом над всеми татарскими народами, отложившимися от Порты, обязывая сверх того навсегда остаться в независимости и союзе с империей, управляя татарами по древним их обыкновениям и законам…»
А далее Щербинину предписывалось — в ожидании результатов похода Долгорукова — осторожно, чтобы это не выглядело принуждением, затянуть на неопределенное время избрание Шагина ханом.
Важное указание содержалось и в рескрипте Долгорукову, который должен был отторгнуть полуостров от Порты не только силой оружия, «но и соглашением с начальниками».
9
Покинув лагерь на Московке и совершив четырехдневный переход, Вторая армия подошла к другому лагерю, разбитому у небольшой речушки Маячек. Здесь с ней соединилась дивизия Берга, поредевшая после ухода к Енишу деташемента генерал-майора Федора Щербатова.
Два дня полки отдыхали, приводя себя в порядок и поджидая отставшие обозы, а двадцать седьмого мая барабаны снова ударили генерал-марш.
В последующие десять дней армия прошла 187 верст. Двигаясь шестью колоннами вдоль берега Конских Вод, перейдя на половине пути по насыпанным переправам болотистую лощину, дивизии миновали урочище Плетенецкий Рог, по понтонным мостам перешли речку Белозерку, натужно поднялись на крутую гору и далее ровной и прямой дорогой дошли до реки Рогачик; здесь снова с помощью понтонов осуществили переправу, преодолев несколько глубоких, размокших от дождей балок, некоторое время стояли на берегу Днепра, пополняя запасы воды, затем в обход крутых лощин, удлиняя и без того нелегкий путь по гористой местности, подошли к Кезикермену. Измученная, утомленная армия ждала отдыха, и Долгоруков объявил, что у Кезикермена будет стоять три дня.
С утра инженерные команды взялись за кирки и лопаты, плотники застучали топорами — командующий приказал заложить ретраншемент, в котором надлежало оставить провиантский магазин с запасами на два месяца, почти все понтоны (в степном, маловодном Крыму они были не нужны) и прочие бесполезные теперь тяжести. Работая от зари до заката, команды за два дня успели сделать немного, но продолжить строительство должны были оставляемые для охраны магазина две роты солдат, три эскадрона карабинер и 600 казаков.
— И чтоб в неделю управились! — пригрозил Долгоруков.
На рассвете девятого июня вновь загремели барабаны, зашумел просыпающийся лагерь. Начинался заключительный этап похода — от Днепра на Крым, к Перекопу.
Несмотря на успокаивающие рапорты, ежедневно присылаемые шедшим в авангарде Прозоровским, что татары ведут себя смирно, Василий Михайлович не стал искушать судьбу — поменял строй: теперь по ровной, открытой степи пехота шла батальонными каре, между которыми расположились обозы и артиллерия, а спереди и по флангам трусили кавалерийские полки.
Пройдя за два дня шестьдесят четыре версты, армия остановилась в Мокрой Лощине и сутки отдыхала, готовясь к последнему маршу. До Перекопа оставалось всего семнадцать верст.
А вечером Долгоруков собрал генералов и пробасил:
— В два часа после полуночи вершить молебствие с коленопреклонением о даровании оружию ёе императорского величества достойной виктории… В три — выступаем!..
Глава пятая
Главное дело жизни
1
Двенадцатое июня… Полдень…
Белое южное солнце калит иссохшую, потрескавшуюся землю. Со стороны Сиваша вялый ветер несет солено-горькое зловоние затхлой воды и гниющих водорослей. Ленивые волны вязкой духоты прокатываются над рассеченным глубоким шрамом оборонительного рва семиверстным перешейком, связывающим Крым с материком, обволакивают стены турецкой крепости Ор-Капу.
