Пётр Ткаченко - Кубанские зори
Сам Рябоконь, возвратившись в караульную комнату, находившуюся рядом с нашей, начал допрашивать сторожа: «Нетреб-ко здесь?» Сторож ответил, что нет. Бандит, заругавшись, сказал, что они сами видели, как Нетребко с наганом и Миргородский с винтовкой шли домой. После всего этого, видя, что не удается хитростью войти в нашу квартиру, бандит подбежал к нашей двери, начал с руганью требовать открыть ему двери. Видя, что это не помогает, бандиты загнали всех сторожей под диван, приступили к ломанию двери лавки ЕПО. Видя такой оборот дела, мы хотели открыть стрельбу, но потом решили, что лучше лежать, так как, забрав предварительно товар, бандиты начнут приступ на нашу квартиру и для этого решительного боя необходимо сохранить патроны. Кроме того, помощи ожидать было неоткуда. Все время грабежа вокруг всего здания и под каждым окном нашей квартиры стоял часовой бандит, пробовавший открыть ставню. Видя такое положение, мы решили, что приступ будет, и в случае невыдержки нужно было биться до последней капли крови, пустив себе последнюю пулю.
Бандиты, забравши весь товар в лавке, еще раз пытались войти в нашу квартиру, потребовали открыть двери, или двери будут разбиты, но, видя, что это не помогает, услышав усиленный лай собак, в это время часовым бандитом передано какое-то известие, благодаря чему бандиты решили оставить нашу квартиру, спешно удрали, предупредив сторожей не вылезать из-под дивана в течение двух часов. Лавка была ограблена, после чего никакого товару не оставалось, двери и денежный сундук были разбиты».
Новый смысл борьбы Рябоконя вовсе не исключал каких-то прямых столкновений с властью, хотя он их и избегал. Но ведь вести борьбу без столкновений и жертв в то время было невозможно.
4 октября 2002 года золотым осенним днем я заехал в станицу Новониколаевскую к Любови Петровне Булах, у которой, как я узнал, останавливался, приезжая из Англии, внук бывшего председателя исполкома хутора Лебедевского В. К. Погоре-лова Василий Матвеевич Погорелов. Но он в тот год на Кубань не приезжал. Узнал, что Василий Матвеевич Погорелов оказался за границей вынужденно. Его в числе других молодых людей вывезли в Германию как рабочую силу. Так он там и остался…
Л.П. Булах дома не оказалось, она была у соседей на похоронах. Я пошел к тому двору, где уже заканчивались поминки и люди расходились, удрученные трагедией — смертью близкого и хорошо им знакомого человека. У двора на мотоцикле с коляской сидели мужики, и один из них, мой ровесник, сказал:
— Я могу рассказать, кто такой Рябоконь. Вот здесь, на этом вот перекрестке улиц Ленина и Лермонтова, он убил моего деда. Вот мать сейчас выйдет, она вам расскажет.
Яков Казимиров, Мина Щербаков и Константин Боровик патрулировали ночью улицы, охраняя станицу от набегов бандитов. Повстанцы столкнулись с ними, возникла перестрелка, в результате которой они были убиты. Так они защитили свою станицу…
Старушки Надежда Миновна, 1923 года рождения, дочь Щербакова, и Тайса Константиновна, 1924 года рождения, дочь Боровика, были младенцами, когда погибли их отцы, на том самом перекрестке, на котором, через восемьдесят лет, я их теперь встретил. Конечно, для них Рябоконь был бандитом. Это и понятно, что им какой-то Рябоконь, если погибли их отцы…
Яков Казимиров — отец Маруси Казимировой, которая в 1929 году вышла замуж за сорокалетнего Тита Ефимовича За-губывбатько. Мать Маруси была поварихой у Тита. Он ей занял денег, а потом и сговорились, что она выдаст за него свою дочь.
Светлые старушки, согбенные, с клюками, идущие жалкой стайкой по золотой осенней улице станицы, приветливо помахали мне вослед, прощаясь. Больше их, наверное, я никогда не увижу. Встретимся на том свете…
Новую власть возмущала не только дерзость новых нападений Рябоконя и их безупречная удачливость, но само его поведение в регионе. Он не просто разбойничал, но претендовал на часть власти, выдвинув лозунг: ваша — суша, наша — вода. Такое право ему давала массовая поддержка народа. Но разве за тем коммунисты захватывали и отстаивали власть со всей жестокостью и бесчеловечностью, чтобы ею делиться с кем-то на местах, видите ли, выражавшего волю народа, заботой о котором они клялись, светлое будущее которому уготовляли… Нет, это уж было слишком. Что угодно, но только не это. Но Василий Федорович Рябоконь так или иначе обладал реальной властью в целом регионе, нет, не той, которая насаждалась штыком со всей жестокостью и бесчеловечностью, не властью, устроенной на страхе, но иной, той, которая устанавливается доверием людей. В период открытого терроризирования власти, когда командиром отряда был Кирий, доходило до того, что в Гривен-ской и на хуторе Лебедевском представители советской власти находились под охраной только днем, на ночь же уезжали. Теперь он устанавливал контроль над деятельностью власти, избегая, по возможности, открытых вооруженных столкновений.
Раньше он писал политические воззвания к народу, прокламации, надеясь на то, что народ воспрянет, поднимется на свою защиту. Он обращался к разуму и вере людей, но люди, замордованные демагогической пропагандой, зараженные атеизмом, измотанные многолетней войной, его уже не слышали. Воззвания же были такого характера:
«Казаки Кубани!
Оберегайтесь лжепророков. В настоящее время существует советская власть, а это власть из-под штыка. Лидеры этой власти — уголовные преступники, красные драконы, коммунисты, богохульники — коснулись нашей православной церкви, священники находятся под контролем коммунистов, станичным учителям запретили ходить в церковь; в училищах отменили Закон Божий, а вслед за этим послали по станицам лжепророков в форме монахов, снабженных документами всякого рода от политбюро, которые говорят народу: в церковь не ходите, тайны Христовой не принимайте, детей не крестите, в брак не вступайте хоть один год. Не верьте красным драконам. Это их цель — отвлечь православных от церкви. Гоните от себя эту нечисть, как Иисус сатану. Православные христиане, обратите серьезное внимание на Священное Писание[2]. Читайте да разумейте.
Станичники!
В церковь ходите. Богу молитесь и не будьте маловерны, помните, что Россия за границей, где правительство и его опора — русская армия, которая в недалеком будущем победоносно придет и принесет с собой закон и правду…
Начальник партизанского отряда хорунжий Рябоконь».
Но время таких воззваний прошло. Травмированные революционным беззаконием и постоянными насилиями люди уже не могли на них реагировать. Теперь Рябоконь посылает краткие записки к власти по конкретным случаям и тем или иным ситуациям с требованием поступать честно, по правде. И предупреждением, конечно:
«Не покаялись на Сапоненку, то покайтесь на этом, а больше засады не делайте, помните, что я станицы не трогаю.
Начальник партизанского отряда хорунжий Рябоконь».
Теперь уже невозможно установить, какого Сапоненку и в связи с чем он защищал. Но оговорка о том, что он станицы не трогает, характерна и выходит из его новой тактики борьбы.
В следующей записке он защищает какого-то Черкеса, упрекает председателя Лебедевского сельского совета В. К. Погоре-лова в бесхозяйственности, а Киселева — в самодурстве, видимо, попортившего посевы.
«Лебедевцы!
Помните, что между губерниями и областями есть границы, точно так и между юртами станиц есть межи.
А посему предлагаю вам не трогать земли станицы Брюховецкой. Своего не бросай, чужого не бери. Дубы и погреб Черкесу возвратите.
Погорелый амбар перевел. Киселев санками проехал. И кто чувствует за собой вину, улетывай.
Хорунжий Рябоконь».
Он разъезжает теперь по хуторам и станицам на линейке, которая доставляется из плавней на дубах и байдах в разобранном виде и собирается на берегу. Появляется совершенно неожиданно в том или ином месте, самим своим появлением внушая людям, что кроме советской есть власть иная, власть повстанцев, власть народная. Ну и, конечно, контролирует выполнение своих предъявленных требований.
Во многих местах он даже собирал «продналог» с советских органов власти. И ему давали, боясь, расправы.
В связи с этими его неожиданными для власти, но людьми ожидаемыми и ошеломляющими появлениями в народе сложилась припевка:
Ой, яблочко, половиночка,
Едет пан Рябоконь, как картиночка…
О бандитах, как понятно, таких припевок не сочиняют.
Новая тактика Рябоконя была возможна только при всеобщей поддержке народа и обширной агентурной сети как среди жителей станиц, так и в органах власти. И такая сеть у него была. Иначе как он мог проводить, казалось бы, совершенно невозможные операции, которые, как всегда, совершал с некоторым даже шиком, оставляя записки о себе.
