Пётр Ткаченко - Кубанские зори
Второй подвиг был в 1922 году, числа 15 августа. Была сделана засада на хуторе Великой гряды, где и пришлось столкнуться с двумя бандитами, где я и предложил им «стой», но они не посмотрели на это, бросились бежать. Я первый выстрел выпустил, и один из бежавших был свален, а за следующим бросился в погоню, но мне не удалось догнать потому, что следующая засада начала стрелять по мне, и я возвратился назад. Через некоторое время, по сведениям рыбаков, был и тот ранен, который скрылся. Сошлась вся засада в кучу, где был убит офицер станицы Полтавской Дорошенко, при котором была винтовка, тридцать патрон и плетка. Свалили его на подводу и доставили в Староджерелиевскую, где был составлен на него акт уполномоченным особого отдела 2-й кавбригады 1-й Конной армии, и акт был направлен в особый отдел, а бандит был направлен в Полтавскую для похорон.
Были сделаны многие набеги на квартиры проживающих бело-зеленых бандитов, но не удавалось их осуществить, где и пришлось преследовать за бандой Невши из восточной стороны Ангелинского ерика, где из его шайки пришлось двоих убить. И приходилось вторично делать засаду на Великой гряде с двумя милиционерами, где столкнулся с тремя бандитами. Произошла стрельба, но результатов никаких не достигла. Но после, по сведениям вышедших бандитов, стало известно, что за время той стрельбы один бандит станицы Петровской был ранен.
В 1923 г. был набег на мою квартиру бандитами, которые ворвались часов в 12 ночи в квартиру, где забрали одежду, патроны, что только принадлежало мне, все забрали. Семь человек находились в комнате, которые забрали одежду, а остальные окружили дом, стояли на страже. Когда эти семь человек выходили из комнаты, то один бандит, с двумя револьверами на поясе, сказал, что счастье его где-то завалялось, ну пусть еще поживет, но от моих рук не уйдет. И потом этот бандит приказал хозяину и хозяйке не выходить из комнаты два часа, а если кто выйдет, тот будет убит. Бандиты в скором времени скрылись, но хозяин на это не посмотрел, а прибежал и сообщил мне. Я сейчас же отправился на квартиру. Пришел на квартиру, но там не было уже ничего.
На другой день пишу сводку и сообщаю председателю и секретарю комячейки, где начали писать сводку в штаб батальона. По возвращении оттуда ординарца командир батальона приказал выехать мне самому лично в штаб батальона. Я выехал совместно с секретарем комячейки т. Кондрашевым, познакомить командира батальона со случившимся положением. Командир батальона написал приказание выехать мне в станицу Гривенскую, взять отряд и проделать операцию по плавням и обнаружить бивак бело-зеленой банды. В то время, когда я выехал в Гривенскую, взял с собою Шевченко Михея Исидоровича, который в настоящее время убит злоумышленниками, с 12 по 13 января в четыре ночи. Когда мы приехали с ним совместно в Гривенскую, в то время Дудникова сестра находилась в театре буфетчицей. Мы зашли туда с Михеем Шевченко. Она спрашивает: за чем хорошим приехали? Я ей ответил, приехали красной рыбы купить, и оттуда сейчас же ушли. Часа в три ночи мне, когда было надо двинуться с отрядом в плавни, то прежде надо было задержать эту самую сестру Дудника, но когда я послал людей, которые знали, где она должна находиться, ее уже не стало. Когда ее не стало, то все-таки я двинулся с отрядом в плавню. Выехал я на лиман Плавуватый Черненка, где мне пришлось с бандитами столкнуться. Когда произошла с нашей и с их стороны перестрелка, бандиты были рассеяны по плавням, один из этих бандитов, Сороколит, был загнан в камыш, где был выбит из лодки. Он бросил лодку, плащ и бросился вплавь бежать.
Никто из бандитов не знал, что Шевченко Михей находится у нас в лодке с отрядом, но из камыша подавались возгласы, что «помни Шевченко, тебе твое будет». До настоящего момента подозреваю, что было сообщено Дудниковой, что Фурса и Шевченко должны выехать с отрядом на операцию в плавни, потому что, когда я выехал на Плавуватый лиман юрта станицы Староджерелиевской, то был сигнальный винтовочный выстрел со стороны банды. Когда окончил операцию с бандитами, то поражений с обеих сторон не случилось, только была у них отбита лодка, весло, плащ и булка хлеба. Лодка была Нетребко Ивана станицы Староджерелиевской, потому что он приходил за ней ко мне, но эти трофеи были все направлены в штаб батальона.
В 1923 г. под Рождественские святки по старому стилю с 24 под 25 декабря был сделан налет комсомольцами и партийцами станицы Староджерелиевской на дома бандитов Павелко и Кравченко двумя группами. Третью группу выслал по направлению Черного ерика в засаду, откуда выгнали двоих, которые направились на третью засаду, по направлению Черного ерика, где и началась стрельба. Бандитам удалось скрыться. Только и отбили две колбасы. После чего было дано распоряжение командирам застав сняться и двинуться в центр станицы и распустить бойцов по домам. После чего движения бандитов долго не слышно было».
В донесении не для начальства даже, а для истории, поминается о том, что отбита булка хлеба и две колбасы… До какой же степени расстройства, нищеты и варварства дошла жизнь…
Если отбросить идеологическое лукавство и политическую демагогию, в которых народ не повинен, ибо в них повинна, так сказать, образованная его часть, интеллигенция, то ясно, что разбой в то время был в равной мере с обеих сторон. Но большее право на него имели все-таки повстанцы, так как не они его начали, они защищались от «преобразователей» жизни, защищали свой уклад, свое право на жизнь. «Преобразователи» же спекулятивно обращались к неопределенному, никому не ведомому светлому будущему, принося настоящее и людей, в нем живущих, в жертву, что само по себе дико, так как каждый человек, приходящий в этот мир, имеет право на достойную жизнь. И никакой лукавец не имеет права лишать его этого права. Никакие посулы светлого будущего здесь не в счет.
Да, такая логика уместна до и после безобразий, но никак не во время их, когда обезумевшие люди, давно забывшие причину распри, стреляют друг в друга… Тогда же действуют иные законы — законы выживания: кто кого первым уничтожит…
В ночь на 12 июня Рябоконь с группой своих сподвижников пришел в станицу Староджерелиевскую и напал на потребиловку, с целью сделать какие-то запасы, а главное — приодеться, так как за долгое время камышовой жизни повстанцы пообносились.
Сохранилось описание этого, нет, не подвига, а обычного набега:
«Разгар бандитизма находился в полном развитии. Весна 1923 г. После ограбления квартиры командира отряда ЧОНа т. Фурсы ему пришлось подвергнуться дознанию и ответственности за похищение у него 1000 штук патронов и выехать на дознание в г. Краснодар. Исполняющим должность командира остался т. Нетребко Е.К. Весь отряд в период указанного времени находился в лихорадочном состоянии, изнуренные бойцы частыми операциями и казарменным положением теряли всякие силы дальнейшей борьбы. Каждую ночь приходилось ходить по станице в ожидании налета. Часть бойцов разъехалась по степям на полевые работы, а в станице оставалось всего десять человек. В ночь под 12 июня 1923 г. мы, человек пять бойцов, походив с винтовками по станице, часов в десять разошлись по домам. Между тем необходимо отметить было самое тревожное положение.
Придя домой вместе с Нетребко, решили отдохнуть. Через пять минут были обстреляны три человека, шедших домой бойцов, но этой стрельбы мы не слышали. Оказывается, когда мы шли домой, бандиты даже нас видели. Обстреляв шедших бойцов на расстоянии пяти саженей, бандиты криком вызвали дежурного по исполкому под предлогом убрать раненых. С дежурным прибежали еще два человека тыжневых, но последних постигло бедствие. Бандиты приказали стоять смирно, потом по команде приказали оборвать на себе одежду и заставили бежать голыми.
Взяв с собою дежурного, вся банда (по показанию — численностью двадцать пять человек) направилась к квартире зам. ЧОНа Нетребко, где вместе с ним жил и боец т. Миргородский А.В. В том же здании находилась лавка ЕПО. Имея с собою дежурного, банда, предварительно оцепив весь квартал, принудила дежурного вызвать часового, который находился при ЕПО. Дежурный под силою оружия начал вызывать часового. Последний, узнав своего разводящего, открыл дверь. Банда беспрепятственно вошла в здание. Овладев дежурной комнатой, они начали предъявлять требования, почему нет оружия, света, почему часовые спят и т. д. Из этого было ясно, что они преследовали цель замаскироваться, якобы пришли проверить караул. Мы, еще не уснувши, сейчас же поняли, что в здании находится банда, ибо караул, кроме нас, никто не проверял. Схватившись с постели, предупредив мать, чтобы ни в коем случае не открывала, приготовились вступить в бой с бандой. Выругав часовых, главарь банды, как выяснилось после, сам Рябоконь, подошел к нашей двери и стал любезно просить, чтобы ему дали лампу, так как у них в комиссии нет света. На что мать ответила, что свету нет. Тогда он начал просить, чтобы открыли двери. Поговорив таким любезным образом и видя, что дело не увенчается успехом, он, заругавшись, приказал сторожам стучать в двери нашей квартиры, поставив сторожей спиной к нашей двери всех подряд, а по сторонам своих людей — с таким расчетом, что если с нашей квартиры последуют выстрелы, то убиты будут сторожа. Сторожа приступили к своим обязанностям стучать и просить открыть двери.
