Виктория Балашова - Гибель Армады
Последний штрих — пудра. Толстый слой лег на лицо, испорченное оспой, которой Елизавета переболела много лет назад. Заодно под пудрой исчезли и веснушки. Они преследовали Елизавету с детских лет, проявляясь на бледной, тонкой коже с завидным постоянством. Вывести ей их не удалось, приходилось запудривать.
Образ был закончен. Румяные щеки были не в моде, поэтому неестественная бледность почиталась за достоинство, а не недостаток. Елизавета покрутилась еще чуть-чуть у зеркала. К облегчению фрейлин в итоге она осталась довольна своим внешним видом.
Слуга доложил, что граф Лейстер прибыл и ожидает в гостиной. Королева величественно выплыла из комнаты. Чувствовала она себя будто на первом свидании: сердце стучало быстрее обыкновенного, голова чуть кружилась от волнения, глаза блестели, а на щеках проступил совершенно ненужный румянец.
— О, Ваше Величество, вы прекрасно выглядите! — Роберт при ее появлении вскочил со стула и поклонился. — Я уже не уверен, что завтра от вас уеду.
Опять ей что-то не понравилось в его лице. Расстраиваться не хотелось, и Елизавета решила отбросить тревожные мысли. Завтра, несмотря ни на какие его заверения, Роберт уедет в Ват, отдохнет, соберется с силами и вернется обратно к ней. У Елизаветы будет двойной праздник: возвращение Дадли и победа над Армадой. Она велит сшить наряд специально по такому поводу. Ну и закажет новый парик. Старые надо все повыбрасывать. Пусть сделают несколько новых. Да, именно так, несколько…
4 сентября 1588 года ЛондонЧто-то с утра поселилось в душе и не отпускало. Тревога. Сосредоточиться на подготовке к празднованию победы над испанцами не получалось. Мысли разбегались, перескакивая с предмета на предмет, как порхающие бабочки. Но бабочки все же садились на цветки на какое-то время, а сегодняшние мысли присаживаться отказывались. Елизавета сдалась. У нее было два основных приема, которые помогали справиться с подобной ситуацией. Она либо переводила с латыни и греческого сложнейшие тексты, либо шла на длительные прогулки по парку. Так как погода больше располагала к прогулке, Елизавета начала с нее.
Парк все еще утопал в зелени. Осень не успела вступить в свои права, притаившись и выжидая. Солнце грело землю, чтобы она успела насладиться последним теплом, струившимся с неба. Те цветы, которые распускались в конце лета и в начале осени, радовали глаз. Парк находился в идеальном состоянии — садовники работали, не покладая рук.
Елизавета вспомнила, что буквально через три дня у нее день рождения. Она остановилась посреди аллеи и задумалась. День рождения был для королевы странным праздником. С одной стороны, она, конечно, благодарила Бога за подаренную ей жизнь. Чудо появления на свет Елизавета не анализировала и не рассматривала как нечто рациональное. Чудо есть чудо. Кто бы сейчас любовался природой, вдыхал ароматы цветов? Ну, кто-то бы любовался и вдыхал. Но не она. Кто-то другой.
— То есть вот это все не принадлежало бы мне, — заключила Елизавета. Привычку философствовать она, видимо, приобрела еще в детстве, начитавшись трактатов древних мудрецов, — получается, любой человек с рождением получает в подарок возможность ощущать то, чего в ином случае был бы лишен. Иной случай — это что? — Елизавета задумалась. — Смерть? Нет, человек умирает после того, как родился. Если он вовсе не родился, существовал ли он в другом мире, в другом виде?
Королева присела на скамейку, скорее походившую на небольшой диванчик. Чуть поодаль стоял слуга, готовый броситься к ней по первому же взмаху руки.
— Наверное, существовал, — продолжила рассуждать Елизавета сама с собой, — я бы не родилась, но, например, висела бы звездочкой на небе. Скорее всего, с такой высоты многое видно. А все же не так, как снизу.
Тут Елизавета вспомнила про «во-вторых». Рождение осталось для нее связанным с целым рядом трагедий. Отец хотел мальчика. Ощущение, что тебя не ждали, не из приятных. После казнь матери и смерть остальных жен Генриха. Смерть самого отца, смерть брата и сестры. Елизавета вздохнула. В голову вновь полезли грустные мысли. День никак не желал превращаться в праздник. Настроение не улучшалось.
Королева отправилась в обратный путь. Когда она проходила мимо, слуга поклонился, а затем двинулся вслед за своей госпожой.
— Скоро обед, — пробормотала Елизавета, — полдня прожито, а толку никакого, — она сердилась на себя. Справиться с хандрой не удавалось.
«После обеда сяду переводить», — подумала королева и пожалела, что Роберт уехал. Он бы развлек ее беседой. Общество Дадли ей никогда не надоедало настолько, чтобы искренне радоваться его отъезду.
* * *За обеденным столом она сидела одна. Только слуги сновали с тарелками, меняя одно блюдо на другое. Несмотря на их аппетитный вид и вкусный запах, аппетит не приходил. Елизавета лениво ковыряла в мясе, в пудинге, отпивала вина, не чувствуя его вкуса. Посреди стола стояла картошка. Елизавета хмыкнула: интересное растение привез Дрейк из своего похода в какую-то дальнюю, невиданную страну. Вспомнив про сэра Френсиса, королева улыбнулась. Ей нравился отважный пират, он же вице-адмирал английского флота. Подобные люди всегда были у нее в почете.
После обеда Елизавете доложили о приходе графа Сесила. Она его не вызывала. Значит, случилось что-то важное.
— Пусть войдет, — позволила Елизавета.
«Вот и нашлись дела, которые меня отвлекут», — подумала она не без облегчения.
Граф Сесил входил в комнату с тяжелым сердцем. Возложенная на него миссия была не из приятных. Он посмотрел на королеву и вздохнул, собирая волю в кулак:
— Ваше Величество, печальные новости.
«Отвлекли, ничего не скажешь», — Елизавета нахмурилась.
— Говорите, — сказала она вслух.
— По дороге в Бат умер граф Лейстер.
Ей показалось, что наступила темнота. Все померкло перед глазами, исчезли звуки, улетучились запахи. Лишь что-то звенело в ушах противным таким звоном бесчисленных колокольчиков.
— Не может быть, — язык плохо ее слушался, — он просто устал. Он ничем не болел. Он просто устал. Вы что-то перепутали.
Сесилу захотелось отвернуться, чтобы не видеть лицо королевы. Все знали о давней привязанности Елизаветы к Роберту Дадли, которую она испытывала к нему с детства. Свое горе королева не скрывала. Страдание отразилось в ее взгляде, в том, как она сжала бескровные губы. Рука лихорадочно что-то нащупывала на столе. Наконец найдя Библию, Елизавета стащила ее к себе на колени и вцепилась в книгу побелевшими от напряжения пальцами…
11 сентября 1588 года ЛондонЕлизавета оставалась в спальне неделю. О дне рождения она и не вспомнила. Иногда в дверь ее комнаты стучали, но королева никого не желала видеть. Она лежала на кровати, иногда подходила к столу, чтобы заглянуть в шкатулку и посмотреть на подарки Роберта, а также прочесть его последнее к ней письмо. Силы потихоньку оставляли Елизавету, но ее это не пугало. Смерть даст возможность быть вместе с Робертом. Остальное значения не имело.
Значения не имел мир за окном, где день, как обычно, сменялся ночью. Для Елизаветы наступила сплошная тьма, в которой не видно было ни единого просвета. Жизнь вытекала из нее по капле, прошлое вставало перед глазами и заставляло их наполняться слезами. В ней снова проснулась маленькая девочка, постоянно терявшая близких людей и оттого чувствовавшая себя такой одинокой.
Когда силы почти совсем оставили Елизавету, под напором непонятной, таинственной силы дверь в спальню распахнулась. Свет ослепил королеву. Через мгновения стало ясно, что тайной силой были слуги, под руководством графа Сесила взломавшие замок.
— Извините, Ваше Величество, — Сесил низко опустил голову.
— Вы все сделали верно, граф. Позовите фрейлин. Мне следует одеться. И побыстрее. Англия и так долго оставалась без королевы.
Мир никогда не будет таким, как прежде. Но она ведь поклялась когда-то: ни один мужчина не посмеет разрушить ее жизнь. Даже если он умер…
18 сентября 1588 года Неподалеку от берегов ИрландииКорабль продолжал идти медленно. Море бурлило, изрыгая пену из своих глубин.
— Вам не кажется, что море ругается? — спросил Антонио де Лейву. — Бранится, сердится. Не хочет нас пускать вперед?
— Зачем вы здесь? Так оно спрашивает? — слегка улыбнулся дон Алонсо. — Отчасти море право. Здесь мы в его власти. Если посмотреть на нас с неба, представь, какими крошечными мы оттуда видимся. А море и с неба огромно. Мы сражаемся сейчас не с морем — с собой. С морем бесполезно. Выиграем битву с собственной слабостью, безволием — есть шанс вернуться. Проиграем самим себе — останемся на дне.
Частенько Антонио поражала мудрость дона Алонсо. Он-то сражение с собой выиграл давно. Он был на каракке единственным человеком, вселявшим в других уверенность и оптимизм.
