Петер Фёльдеш - Драматическая миссия (Повесть о Тиборе Самуэли)
Речи, речи, речи…
Самуэли молчал. Он понимал: после 21 марта канцлер Реннер и его единомышленники — правые социал-демократы — не знали, как поступить: остаться ли на прежних реформистских позициях или последовать примеру Советской Венгрии? И начали маневрировать, прикидывались, будто разделяют настроения революционно настроенных рабочих. А на самом деле они тянули время, добиваясь от Советской Венгрии поставок продовольствия. И когда цель была достигнута, отказались от собственных обещаний, не то в случае прихода к власти рабочих Антанта, мол, лишит австрийцев продовольствия и откроет военные действия. Ведь выступила же она против Венгрии. Что ж, война с ее бедами и лишениями — страшный призрак! «Да… — размышлял Самуэли, — от нынешней Австрии ждать поддержки нечего, и, если наша Красная Армия не разгромит румынских интервентов, Антанта натравит на нас чешскую буржуазную армию, сербские войска, а там двинет с Балкан и французский экспедиционный корпус…»
Грозные тучи застлали горизонт, еще вчера казавшийся безоблачным.
На заседание Правительственного Совета Самуэли пришел в военной форме. На его фуражке красовалась пятиконечная красная звездочка. Он спешил сюда, надеясь получить назначение на фронт. После заседания его пригласил к себе Бела Кун.
— Мне поручено переговорить с вами, — сказал Кун, поднимаясь ему навстречу, и жестом пригласил сесть. — Кое-кто уже ударился в панику. Болтают всякое, — продолжал он, стараясь казаться спокойным. Но ему не удавалось скрыть волнение. Вокруг рта резко обозначились горькие складки, на большой выпуклый лоб то и дело набегали морщины.
— Положение если не критическое, то весьма серьезное, — сказал Самуэли, — С разных концов города ко мне приходят рабочие, коммунисты, инвалиды войны… Они рассказывают, что в Будапеште распространяются слухи о скором падении Советской власти в Венгрии. Реакция приободрилась: «Дни Советов сочтены!», «Курите «Советы» — слабые сигареты!» — кричат уличные лоточники. В кафе офицерье, буржуи, обыватели смакуют антисоветские анекдоты, распевают пошлые песенки. Слыхали «Колыбельную»:
Баю, баюшки, баю,
Про Антанту я пою.
Баю, баюшки, бай-бай,
Она придет — наступит рай…
— Рабочие справедливо спрашивают, — продолжал Самуэли, — где революционный энтузиазм тех, кто клялся в верности новому строю? Они правы. На помощь извне теперь рассчитывать не приходится…
Кун с удивлением смотрел на Самуэли.
— Нас застали врасплох, — продолжал Тибор. — Нужно срочно мобилизовать все силы на отпор врагу!
Кун, заложив руки за спину, молча прошелся по кабинету.
— Заверения австрийцев, — наконец заговорил он, — провозглашение Баварии советской республикой — все это не могло не обнадежить. Казалось, Европа пришла в движение… Но, пожалуй, вы правы, Тибор. Слишком большие надежды возлагали мы на благоприятный для нас исход событий. И вот своевременно не заметили, что обстановка на фронте снова осложняется.
Кун взял стул и сел рядом с Самуэли.
— С этим мириться нельзя, — негромко сказал он. — Пора навести порядок. Румыны продвигаются, не встречая должного отпора. Никогда не читал я таких постыдных сводок! — Кун резко встал. — Нельзя руководить военными действиями из Будапешта — за четыреста километров от фронта! Это абсурд!
— У нашей армии не оказалось даже командующего, — негромко сказал Тибор. — Неужели нельзя было подумать об этом раньше?
— Все это не так просто, Тибор! — ответил Кун. — Бём, потерпев фиаско с австрийцами, предпочитает оставаться в тени. Кунфи не настаивает на том, чтобы он занял пост главнокомандующего. Они как бы самоустранились. Но это недопустимо! В свое время мы пошли на большие уступки, теперь очередь за ними! Время не ждет. Правительство решило: пока Бём не согласится занять пост главнокомандующего, временно назначить вас.
— На этот пост нужен не я и не Бём, — твердо возразил Самуэли. — Ведь у нас, по сути дела, и армии-то настоящей нет. Ее нужно создавать. А что касается меня… то самое большое — я потяну на комиссара при опытном военачальнике…
— Ничего, придет время — найдем подходящего. А пока, Тибор, вам придется выехать на фронт! Завтра же начинайте твердой рукой наводить порядок. Добьетесь стабилизации положения — мы выиграем время. Выезжайте пораньше, чтобы к ночи вернуться и подробно доложить, в чем причины развала фронта, какие меры нужно принять… Действуйте!
Кун подошел к столу и опустился в кресло.
— Правительство решило также направить на фронт кое-кого из наркомов. Первым вызвался ехать товарищ Ландлер. Возьмите его с собой. Бёма я уговорил. Пусть осмотрится на месте, может, это подтолкнет его к решению принять командование. Он тоже поедет с вами. Но помните: на фронте Бём и Ландлер — наблюдатели, все распоряжения отдаете вы. Вы — командующий армией.
Кун взял телефонную трубку.
— Придется бывать в частях, где дисциплина из рук вон плохая. Возьмите усиленную охрану. Я распоряжусь, чтобы все ваши требования удовлетворили.
Вот когда пригодился опыт, приобретенный в Советской России! Самуэли удалось быстро оценить обстановку и быстро, с ходу наметить план действий.
— Ну что ж. Время, действительно, не ждет. Штаб размещен в поезде, — сказал он Бела Куну. — Для охраны штаба прошу выделить два взвода бойцов из Наркомата внутренних дел. В полном боевом снаряжении. Отряд усилить станковыми пулеметами. Кроме того, прошу прикомандировать хотя бы одного работника следственных органов. Начальником штаба назначаю Арпада Лейрица.
Кун тотчас же передал все пожелания нового командующего в управление делами Правительственного Совета. Выполнить без промедления — таково было указание Бела Куна.
Самуэли поднялся.
— Выезжаю на фронт сегодня. Не позже чем через час. Если товарищи Бём и Ландлер намерены ехать со мной, прошу их поторопиться…
А через четверть часа командиры двух взводов — Йожеф Манн и Геза Герлеи, поскрипывая черными кожаными куртками, явились к Самуэли.
— В каждом взводе двадцать вооруженных бойцов. Все в полной боевой готовности, — доложили они.
Самуэли с головы до ног оглядел молодых людей, задержав взгляд на матросской бескозырке Манна. «…Кажется, я его встречал где-то?» — подумал он и спросил:
— Скажите, где я мог видеть вас раньше?
— 21 марта мы патрулировали на улицах Пешта, — ответил он, улыбаясь. — Вы еще тогда заговорили с нами, помните?
— Как отряд? — спросил Тибор. — Надежные ребята?
— Не подведут. Можно положиться! — решительно ответил Манн.
— Мы бойцы-ленинцы, — гордо добавил Герлеи, — а это значит: во-первых, каждый боец — настоящий коммунист; во-вторых, кадровый рабочий высокой квалификации и, в-третьих, принят в отряд только по идейным побуждениям. Вот, к примеру, мой товарищ, — он кивнул в сторону Манна, — слесарь-механик, а я железнодорожник. И, наконец, последнее: все мы бывалые солдаты, прошли боевую закалку. Меня, например, на фронте в рядовые разжаловали за «подстрекательство к мятежу», а я за войну опять до фельдфебеля дослужился. Мой товарищ…
Манн расправил плечи.
— Я матрос… — сказал он. — В феврале восемнадцатого года был участником революционного восстания на флоте.
— Из сорока бойцов нашего отряда, — продолжал Герлеи, — один Йожеф Каман не отвечает всем требованиям. Молод очень и не успел получить боевого крещения. Он из молодых да ранний: работал на оружейном заводе, участник подпольного антивоенного движения. Вот мы и сделали для него исключение.
— И правильно, — одобрил Самуэли.
Он с удовлетворением оглядел молодых командиров. Отличная выправка! Матово блестело оружие, за поясом ручные гранаты. Ладно пригнанные куртки подчеркивали стройность фигур. И Тибор подумал, что не случайно Венгерскую Советскую Республику часто называют Венгерской коммуной: эти подтянутые, решительные, с выражением бесстрашия на лицах люди невольно напоминали ему якобинцев 1793 года.
Не сводя с них пристального взгляда, Самуэли медленно проговорил:
— Вы носите высокое имя бойцов-ленинцев. Это ко многому обязывает. Надеюсь, вы оправдаете его…
В комнату вошел Лейриц. Самуэли быстро отдавал приказания, радуясь тому, что Лейриц понимает его с полуслова. Но вот отданы последние распоряжения, и Лейриц ушел вместе с командирами.
Провожая их, Самуэли увидел в приемной старого знакомого — Иштвана Лукача. Они встречались в России, на казанском фронте, с этим широкоскулым гусаром с лихо закрученными усами…
— Разрешите доложить, товарищ член военного совета… виноват, товарищ парком, — поправился Лукач, — прибыл после демобилизации из Советской России, где служил в 5-й армии. Откомандирован на родину защищать Советскую власть, — чеканил Лукач. — Пока добрался до дому, пришлось побывать в серьезных переделках. Прибыл вчера, и, кажется, кстати. Вы, товарищ Самуэли, собираетесь на фронт. Возьмите меня.
