Сергей Марков - Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений
— Посмотри, что я сделал, пока ты спал, Маклай! — говорит Туй, показывая свое копье. На древке копья, ближе к тупому концу, вырезано изображение человека. Он похож на Маклая. Маклай любуется смелыми линиями примитивного рисунка.
— Я сам наградил себя, как умел. Дух Маклая снизошел на мое копье. Маклай, я, не спросившись, брал твой нож. Прости меня!
— Возьми его себе, Туй. Пусть он будет наградой.
Туй восхищенно прижимает к сердцу простой нож с деревянной ручкой, потом подносит его к глазам, смотрясь, как в зеркало, в ножевую сталь.
«Село Павлово на Оке», — написано на клинке ножа.
Маклай делает заметки в своей тетради:
«…Написать в Париж Полю Брока и послать ему статью об искусстве папуасов…», «…Я произвел сравнительное изучение черепа девушки из Иены и молодой папуаски из Новой Гвинеи и не нашел никакой существенной разницы…»
Туй вдруг преображается. Он быстро надевает на голову старую соломенную шляпу Маклая и важно шествует к двери, ведущей на веранду. Маклаю видно, как Туй преградил кому-то путь своим копьем.
— Что ты скажешь, бездельник Саул, охотник за кабанами? — спрашивает Туй. — Пришел мешать Маклаю? — Туй заламывает набекрень шляпу.
— Пусти, — говорит Саул. — У меня очень важное дело.
— Пусть зайдет, — кричит Маклай из комнаты.
Саул, прислонив копье к косяку входа и кладя на землю каменный топор, поднимается на террасу и проходит к Маклаю.
— Слушай, — говорит он возбужденно, пристально всматриваясь в Маклая. — Наши люди послали меня спросить у тебя: можешь ты умереть? Смертен ли ты, как мы — бедные люди из Бонгу, Гарагасси, Горимы? Скажи мне правду, Маклай. Только правду.
Маклай молчит. Лицо его спокойно и задумчиво. Он берет в руки медальон с цепочкой и начинает медленно перебирать пальцами звенья цепочки.
Не показывая виду, как это трудно для него, он встает с постели. По шатким, сквозящим половицам, освещенным ярким солнцем, он проходит на веранду.
— Дай твое копье, Туй! — властно говорит Маклай.
Старый папуас нерешительно протягивает копье. Маклай медленно взвешивает копье на руке. Туй напряженно следит за каждым движением Маклая. Тот становится к стене недалеко от входа в комнату. Маклай пробует кремневое острие ладонью и передает копье Саулу.
— Посмотри сам, смертен ли Маклай! — говорит он охотнику и становится к стене.
Туй старается скрыть охвативший его ужас, встать так, чтобы Саулу не было видно выражения лица старого папуаса. Маклай гордо поднимает голову. Он спокойно смотрит прямо перед собой. Томительное молчание. Слышен лишь шелест пальмовых листьев над кровлей веранды. Взгляд Маклая задерживается на освещенной солнцем зелени. В солнечном луче летает пух от цветов магнолий.
Туй, видимо, дошел до сознания, что ему нельзя остановить ни Саула, ни Маклая, ибо этим он утвердит охотника в представлении о смертности Маклая. Туй застыл, овладел собой.
— Что же ты медлишь, Саул? — спокойно спрашивает Маклай.
Саул поднимает копье. Туй делает едва уловимое движение, как бы готовясь броситься и заслонить Маклая своей грудью. Этого движения не заметил Саул. Поднятое копье направлено прямо в сердце Маклая. Саул раскачивает копье. Маклай глядит на листву, освещенную солнцем.
— Нет, не могу! — кричит Саул.
Копье со стуком падает из его рук. Саул кидается к ногам Маклая. Выражение безграничной преданности и веры появляется на лице охотника, когда он поднимает голову, все еще стоя на коленях перед Маклаем.
— Встань, Саул! — приказывает Маклай.
Саул и Туй, на лице которого видна радость, пытаются вести Маклая под руки к его постели.
— Пустите, я сам! — твердо говорит он и направляется в комнату. По его виду можно судить, как трудно ему добраться до своего ложа без посторонней помощи. Но он ложится в постель. На несколько мгновений он отворачивает лицо к стене.
Саул и Туй стоят в дверях.
— А он, твой старший белый брат, может умереть? — внезапно спрашивает Саул, показывая пальцем на портрет Дарвина.
— Он бессмертен, Саул, — отвечает Маклай, поднимая свои большие и ясные глаза на портрет.
* * *
— Настало ваше время, доктор Фишер. Только, пожалуйста, без декламаций. Страна Офир, Соломоновы острова… Все слова… Больше дела! Я не кричал, когда душил Францию контрибуцией. И вот — потомственное дворянство Германской империи, перстень кайзера, эмалевый портрет его светлости и… посмотрите сами.
Банкир Герсон Блейхрейдер выдвигает ящик письменного стола и высыпает на стол пригоршню орденов.
— Да, настало ваше время…
Раздается размеренный звон. Это — бой часов, стоящих на камине. Часы заключены в круглом щите, который держит в руках изваянный из бронзы древний тевтон в рогатом шлеме. Оттон Фишер, стоя возле кресла, в котором сидит банкир, наклоняется к Блейхрейдеру. Фишер — весь олицетворение порыва, готовности.
— О, господин советник, мечта моей жизни…
Банкир равнодушно, одним движением ладони сметает ордена в ящик стола.
— Скучно! — Блейхрейдер поднимает свое умное беспощадное лицо: — Для вас, Фишер, важно, что ко всем моим титулам прибавился еще один. Вот!
Он подает Фишеру визитную карточку с дворянской короной и надписью:
«Барон Герсон Блейхрейдер, член-учредитель Немецкой компании острова Новая Гвинея.»— Компании нужны люди, доктор Фишер. Люди дела. Вы, кажется, орнитолог?
— Да, господин советник.
— И работали с Брэмом?
— Да…
— И занимались только изучением птиц?
— Преимущественно попугаев… — неуверенным тоном отвечает Фишер, как бы не зная, к чему ведет этот допрос.
— Помните, я говорил вам о трудолюбии паука, там, на дороге в Париж? Трудолюбие паука, мудрость змеи, хватка осьминога. Какие возможности скрыты в животном царстве. Сколько предрассудков на свете, господин Фишер. Орден Орла, например. А почему не орден осьминога? Бросьте своих попугаев…
— Я не понимаю вас, господин советник… Я ученый. Кабинетная работа, узкая специальность… — несвязно говорит Фишер.
— А я — ученый-финансист. Слушайте, Фишер. Где сейчас этот Миклухо-Маклай? Он сильно мешает делу Ново-Гвинейской компании.
— Кажется, в Сиднее.
— Узкая специальность не помешает вам знать все об этом человеке. Чем он дышит, что он думает. Кажется, у него нет средств на научные работы? Но он — единственный обладатель бесценных сведений о Новой Гвинее. Где живет Маклай в Сиднее? — в упор спрашивает банкир.
— Кажется, на территории бывшей выставки, в коттедже…
— Кажется, кажется, — насмешливо повторяет банкир. — Опять слова, господин орнитолог.
Блейхрейдер вынимает из стола какую-то фотографию.
— Я люблю документы, доктор Фишер, всякий точный материал. Сидя в Берлине, я знаю, где стоит книжный шкаф в кабинете сиднейского коттеджа. У меня каприз: мне хочется почитать что-нибудь экзотическое — словари папуасских наречий или поглядеть карты далеких стран. Только — наиболее точные. А вы так склонны к кабинетной работе… Старею я, что ли? Память шалит, и как-то причудливо. На днях я никак не мог вспомнить координаты Берега Маклая. И вместо них я, представьте, вспомнил широту и долготу одного пункта на Балканах, где вы изучали… дунайских попугаев и заодно…
— Господин советник, чего вы ждете от меня? — глухо спрашивает Фишер, опустив голову.
— Узнайте, когда отходит ближайший пакетбот из Гамбурга в Сидней. Вам полезен морской воздух. Кто давал вам средства на вашу последнюю поездку в Океанию?
— Фирма «Христина Гагенбек и компания. Торговля дикими птицами».
— Постарайтесь проститься с фрау Гагенбек. С вами последуют некоторые люди. Инструкции вы получите в запечатанном пакете. Теперь о средствах…
— Я меньше всего думаю о деньгах. — Фишер силится изобразить негодование.
— Напрасно. На Балканах вы были другого мнения на этот счет. Но, я полагаю, мы договоримся. Я приготовил вам маленький подарок. Сейчас мне эта вещь не нужна. Помните, я начинал с этого, а кончил перстнем кайзера.
Блейхрейдер протягивает Фишеру кольцо с изображением серебряного паука.
— Залог удачи!— говорит банкир.
Фишер делает такое движение, как будто хочет развести руками.
— Наденьте кольцо! — приказывает Блейхрейдер.
Фишер безвольно выполняет приказ банкира. Серебряный паук светится на пальце орнитолога.
* * *
Подъезд дома Ново-Гвинейской компании в Берлине. Герсон Блейхрейдер садится в коляску. Не успели еще лошади тронуться, как из-за ближайшего угла появляется огромная фигура неправдоподобно толстого немца. Он загораживает дорогу лошадям и патетически кричит, обращаясь к банкиру:
