Владимир Лебедев - За святую обитель
А весна-красавица веяла себе теплом, выгоняла из земли и из черных сучьев зеленые побеги. Все раньше вставало солнышко красное, озирало, как хозяин заботливый, поля, луга, рощи и леса. Пришли первые майские дни.
В обители работа кипела, кончали постройку нового придела во имя святителя Николая Чудотворца. Все за трудом были: старики, жены, дети помогали монахам и воинам. От работы шли защитники обительские на стражу, на стены и башни, за ляхами глядеть, и не жаловались они на усталость.
Теплой ночью майской пришел отец архимандрит к себе в келью в светлой и тихой радости: кончилась стройка придела храма, можно было назавтра и новую церковь святить. Много за день труда понес отец Иоасаф, ныло и болело тело старческое, да на душе у архимандрита царили мир и отрада. Отдал старец послушнику посох и мантию и, благоговения преисполненный, стал на молитву.
Полусумрак в покоях; золотистыми огоньками мерцали свечи и лампады перед иконами; лики святых из золотых и серебряных венчиков смотрели на молящегося с кроткой благостью. Порой ветерок весенний влетал в полураскрытое, узкое окошечко и колебал светильники, тени ясные пробегали по ликам святым, оживали сухие темные черты византийской иконописи. Благоговейный трепет охватывал инока.
Не искал отец архимандрит слов для молитвы. Сами они рождались, лились из глубины потрясенного сердца. И ждал седовласый инок в эту ночь чего-то великого, необычайного. Кругом царила невозмутимая тишина.
Ниц простерся отец Иоасаф перед образом Божией Матери, моля Заступницу Небесную о помощи, о спасении. Тиха и проникновенна была молитва его. Час за часом летел, не замечал отец архимандрит времени, не чувствовал усталости, нашло на него сладкое молитвенное забвение.
И вот, словно подвигнут какою-то силой тайной, приподнялся инок, отвел взор от иконы святой — и с трепетом и страхом сладким, неизъяснимым увидел он входящего в келью старца. И услышал он слова: "Восстань и не скорби, но в радости принеси молитвы — предстоит и молится об обители и о вас святая Пречистая Богородица и Приснодева Мария с ангельскими ликами и со всеми святыми!"
— Святой Сергий, угодник Божий, помилуй нас! — воскликнул молящийся и очнулся.
Тихо было в покоях, так же мерцали у образов свечи и лампады, исчезло ночное видение. В окно уже вливался румяный свет зари.
Истомленный бдением ночным, лег отец архимандрит на ложе свое и заснул ненадолго. Уже не томила тоска сердца его: знал старец, что не погибнет обитель.
Рано-рано поднялись все в обители в это светлое майское утро. Чудные вести ходили по всей обители. Все — от храброго воина до недужного дитяти — исполнены были радости и надежды. Ожидая торжества освящения новопостроенного придела, собираясь толпами, передавали друг другу богомольцы дивные вести. Немощные и раненые словно ожили, воскресли под красными лучами майского солнышка.
— Стояли ночью старцы Киприан, да Гурий, да Геннадий на правиле келейном, — рассказывал умиленным голосом старик-богомолец толпящемуся кругом него народу. — И было им всем троим одно видение: являлся в мантии игуменской, с посохом святительским в деснице, святой угодник Божий Сергий Чудотворец. И поведал старцам святой угодник Божий, что скоро конец будет осаде кровавой, что убегут от стен обительских ляхи-нечестивцы, гонимые гневом Божиим. И послал святой Сергий тех старцев в церковь, повелел им до утра молиться перед иконами святыми. И вместе сошлись те старцы в храме и открыли один другому видение свое пророческое. Сжалился Господь над нами.
Плакали от радости жены, шептали молитву воины, с надеждой и умилением…
В другом кружке богомольцев, у паперти церковной, молодой изможденный послушник тоже о видении ночном говорил…
— Не одним старцам являлся в ночь эту заступник наш и молитвенник преподобный Сергий. Узрел его в час тьмы полуночной и старый пономарь большой церкви обительской. Бодрствовал пономарь Иринарх близ колокола большого, ждал времени, чтобы полночь ударить. И явился ему, недостойному, угодник Божий с вестью радостной. "Скажи братии, — рек Чудотворец, — и всем в осаде страждущим: почто унывают и ропщут? Неотступно молю Христа Бога моего о них!"
— Молит Господа за нас святой Сергий! — повторяли, тихо радуясь и крестясь, богомольцы. — Не оставил нас заступник наш!
И тут парила над бедствующим, скорбящим, истомленным людом светлая надежда, утешение небесное.
Далее говорили, что спавшие в эту ночь у дверей обительской Святодуховской церкви в полночь слышали в храме сладкое многогласное пение. А когда отомкнули двери и в храм вошли, не было никого там.
Рассказывали о видении отца архимандрита, поведавшего о том старцам, пришедшим поутру в келью к нему.
Загремели могучие монастырские колокола: к новопостроенному приделу потянулось иноческое шествие. Кроткой радостью и надеждой сияли взоры бледных, истомленных старцев; на хоругвях и крестах играло яркое солнце.
— Экой радостный денек сегодня! Прямо благословенный денек выпал, — молвил Ананий Селевин, подходя на костыле своем к старой знакомой, голубоглазой Грунюшке.
— Вспомнил нас, грешных, Господь! — тихо ответила девушка и вдруг затуманилась-закручинилась, лицо руками закрыла, слезами залилась.
— Что ты, Христос с тобой! — испугался молодец. — Аль недужится? Аль обидел тебя кто? С чего запечалилась?
Еще пуще зарыдала девушка, сильнее слезы полились.
— Да молви словечко! — сказал Ананий. — Может, помогу.
— Матушка моя родненькая! — вымолвила наконец Грунюшка. — Не дождалась ты денька светлого! Не порадуешься ты с дочкой любимой, не помолишься вместе с ней в храме Божием. Лежишь ты одна-одинешенька в могилке сырой, не слышишь звона колокольного, голоса живого. Не свидеться нам с тобой, матушка родненькая! На кого ты меня оставила-покинула?! Где мне, сиротинке, головушку преклонить, где заступу найти, ласку горячую, родительскую? Ох ты, горе мое горькое! Не видать мне на белом свете радости!
Слеза прошибла и Анания при взгляде на сироту беззащитную. Погладил он Грунюшку рукой по головке русой.
— Эх ты, сирота горемычная! Правда, велико горе твое. А глянь-ка кругом — мало ли везде беды-злосчастия? Да не только в обители слезы, вопли и жалобы. По всей Руси православной прошла гроза, и Бог весть, когда развеются тучи черные. Молись Богу, сиротинушка. Пойдем-ка со мной на могилку старушки твоей, помолимся. Полегчает на душе у тебя.
Тут Тимофей Суета подошел, тоже сиротинку пожалел…
Стала Грунюшка на колени у могилки матери, углубилась в молитву. Ананий и Тимофей тоже от всего сердца помолились и сели в сторонке.
— Жаль девоньку-то, — кивнул головой на сироту Ананий и молвил Суете шепотом: — Уж ты ее не оставь, Тимофей, коли доживешь до того, как ляхи осаду кончат. Я-то чую, что не выживу; на сердце все тоска тяжкая лежит, брат Данила все во сне приходит, рукой к себе манит.
— Полно, брат Ананий! Еще поживем вместе, — отвечал веселый Суета. — А коли что, я сироту не оставлю!
Зашуршали чьи-то шаги сзади молодцов по травке молодой, кашель старческий послышался; подошел к ним отец Гурий.
— Вот вы куда укрылись, чада мои! Ин посижу с вами на покое, утомился я очень; долгая служба была.
Присел старец с молодцами, огляделся кругом.
— Эка благодать-то Господня! Солнышко греет, зеленеет травушка-муравушка; весна-матушка пришла. Всякая тварь Божья теплу и свету рада, Господа славословить хочет. И пичужки-то как щебечут сладостно — хвалу Творцу поют. Истинно великий день сегодня, чудом Божиим запечатленный! Явили свою милость святые угодники Сергий да Никон, возвестили они многим избавление обители от осады тяжкой. И мне, грешному, было видение ночное! — умиленно прибавил старец, осеняясь крестным знамением.
Перекрестились и молодцы, глядя на отца Гурия; поднялась Грунюшка с могилки; увидев старого инока, тоже подошла.
— На рассвете сегодня сон не сон охватил меня, а некое забвение тайное, — говорил отец Гурий. — Стоял я на молитве в большом храме Троицком. И вижу я, недостойный, — входит в храм святой Серапион, архиепископ Новгородский, в облачении святительском. И рек святому архиепископу угодник Божий Сергий Чудотворец, выйдя из алтаря церковного: "Отче Сера- пионе, почто умедлил принести моление Господу Богу и Пречистой Богородице?" Воздел тогда руки архиепископ Серапион и стал громким голосом молить Спасителя и Матерь Божию об избавлении обители от нашествия вражьего. И слушал я, грешный, смиренный инок, молитву святительскую, ниц простершись на полу церковном.
Замолк отец Гурий, молчали и молодцы, и Грунюшка; тихо было вокруг, только торжественный звон обительских колоколов плыл в весеннем небе.
— Что это? — молвил старый инок, поднимаясь. — Отец архимандрит с соборными старцами идет. К церкви повернули, к паперти — к могилкам почивших. Пойдемте, чада мои, помолимся у могилки старца Корнилия и других иноков, что преставились за время осады тяжкой.
