Гисперт Хаафс - Ганнибал. Роман о Карфагене
— Понимаешь, — нерешительно начал он, — Матос стоит лагерем у стен Гиппона, Спендий — на подступах к Утике. Он занял единственный мост через Баграду и уже успел построить рядом небольшое укрепление. Авдарид в свою очередь закрепился в Тунете. Тем не менее все трое чувствовали себя довольно неуверенно, хотя и пытались убедить меня в обратном.
— Ждать и надеяться — ничего другого они не умеют. — Антигон старался говорить как можно более безразличным тоном. — Возможно, завтра мы все узнаем. Ты только не забывай мои слова.
— Я их хорошо помню, — коротко бросил Наравас. — А пока давай отдохнем.
Он сел рядом с Антигоном, затем обессиленно растянулся на траве и закрыл глаза.
Из сонного забытья Антигона вывел какой-то неясный гул, звон оружия и громкие взволнованные голоса. Он мгновенно вскочил, по привычке оттолкнувшись пятками от земли, и несколько минут стоял неподвижно, отгоняя сонную одурь и вдыхая гнетущий запах трав. В пяти шагах от него Наравас, стоя перед утыканным частоколом насыпным валом, пристально всматривался вдаль. Почувствовав за спиной движение, он резко повернулся и приветственно вскинул руку.
— Ну до чего ж хитер этот мрачный пун! — на его смуглом лице расплылась восторженная улыбка. — До чего ж проницателен!
Антигон проследил за его взглядом и убедился, что немногочисленные сторожевые посты наемников на другом берегу Баграды исчезли, а со стороны устья медленно надвигались громадные колыхающиеся туши слонов. Гигантских животных было не меньше шестидесяти. Утреннее солнце рассыпало сверкающие блестки на прикрепленных к бивням остриях, на пурпурных попонах играли жуткие темно-красные всполохи. Туча пыли поднялась над широкой прибрежной полосой, и стало ясно, что по ней вот-вот растекутся лавой отряды воинов.
— Как же ему это удалось? — словно заведенный бормотал Наравас. — Как же он это сделал?
Тут из-за деревьев на взмыленном коне вылетел чернобородый нумидиец, ловко соскочил на землю и почтительно склонился перед Наравасом.
— Это Гамилькар по прозвищу Молния, повелитель! — Нумидиец даже затрясся от возбуждения. — Я сам видел его!
— Как он это сделал? — Наравас шагнул вперед, наступил обутой в сандалию из кожи гиены ногой на ступню нумидийца и цепко схватил его за белую накидку, — Ну говори же!
— Всю ночь дул сильный ветер! — вытаращив глаза, закричал лазутчик, — Он засыпал устье реки. И Гамилькар незаметно провел свое войско к укрепленному мосту.
— Какая же у него светлая голова! Никто, кроме… — Лицо Нараваса даже засияло от удовольствия, — А это еще что такое?
Низина возле холма быстро заполнялась всадниками, готовыми устремиться навстречу отрядам пунийского стратега. Вслед за ними из верхнего лагеря мятежников высыпали сикелиоты в сверкающих на солнце гребенчатых шлемах и ливийцы в горностаевых шапках. Их грозный рев заглушил даже призывные звуки сигнальных рожков.
Прискакал еще один лазутчик и, не слезая с коня, закричал:
— Спендий успел перебросить сюда воинов, стороживших мост! Их у него очень много!
— А у Гамилькара сколько?
— Не больше десяти тысяч, — Лазутчик спрыгнул на землю, приложил руку к сердцу и низко поклонился.
— Нет, Гамилькару их не одолеть, — обеспокоенно, с затаенной грустью сказал Наравас.
— Повторяю: не забывай о моих словах, — сухим озабоченным голосом одернул его Антигон.
Грек никогда не возражал тем, кто заверял его в превосходной военной выучке мятежников, но в душе сохранил представление о них как о варварах, неспособных держать безупречный боевой строй. Теперь он с ужасом наблюдал, как они встали фалангой на глубину в сорок рядов. Между обоими крылами, на которых держалась немногочисленная конница, сохранился промежуток, позволяющий пропускать не только гонцов с донесениями, но, вероятно, даже и слонов.
Один из всадников на склоне холма — видимо, Авдарид — взмахнул рукой, и фаланга двинулась вперед, стремительно набирая темп. Визг рожков, грохот бубнов и барабанов, звенящие удары пик о большие прямоугольные щиты слились в один сплошной гул, сильно напугавший слонов. Они замерли и вдруг дружно повернули назад.
— Нет, нет, не может быть, — растерянно пробормотал Наравас, крепко сжимая плечо Антигона, — Неужели их так плохо укротили?
Боевые порядки пунийского войска начали рушиться. Тяжелая кавалерия хлынула назад, перемешав ряды легкой пехоты и вынудив пращников и метателей дротиков ринуться прочь от реки, Наравас заскрежетал зубами и от отчаяния до крови прокусил губу.
— Ну вот и все, — через несколько минут глухо проговорил он, — Даже Гамилькару не дано одержать победу в столь невыгодных для него условиях. Видишь, даже толком обученных слонов у него нет. Ничто уже не отвратит неминуемой гибели Карт-Хадашта. Это конец, метек.
Антигон, прикрыв глаза рукой, всмотрелся в низину. На южном берегу по-прежнему неподвижно стояли четыре слона. Неужели погонщики в обитых кожами башенках будут и дальше безучастно смотреть на разгром собственного воинства?
Налетевший с далеких гор ветер несколько приглушил отчаянные вопли, ржание лошадей и звон оружия. Антигон закрыл глаза и тут же открыл их, услышав удивленный возглас Нараваса:
— Эй!
Нумидиец дрожащей рукой показывал на восточный склон холмистой гряды, откуда, словно змея, выползали все новые и новые отряды.
Устремившиеся в погоню заслонами и легковооруженными пехотинцами наемники оказались втянутыми в середину фаланги войска Карт-Хадашта. Одновременно в тыл им начала заходить тяжелая пехота пунов.
Из мускулистой груди Нараваса, точно из кузнечного меха, вырвалось несколько тяжелых вздохов.
— Нет, я должен сам посмотреть! — рявкнул он и через несколько минут уже скакал рядом с Антигоном вверх по северному склону. С гребня высокого холма им открылось впечатляющее зрелище.
Беспорядочное бегство слонов, паника в рядах конницы, отход легковооруженных воинов — все это было тщательно задумано и подготовлено заранее. Теперь якобы обратившиеся в бегство пешие лучники, пращники и метатели дротиков вытянулись прямой ровной линией через всю равнину, не позволяя наемникам прорваться к реке и соединиться с воинами Спендия. На мятежников обрушился град стрел, дротиков и камней. Казалось, в воздух взвился немыслимо огромный рой мух. Одна часть конницы пунов бурным валом грянула на наемников Спендия, отжимая их к Вагране, другая ударила по рассыпанному строю наемников Авдарида. Из-под копыт коней вылетали покрытые травой комья, мелкие камушки, песок и глина, клинки взмывали вверх, описывая смертоносную дугу. Наемники, уворачиваясь от ударов, хватали лошадей за гривы или вспарывали им брюхо, и многие катафракты[111] падали, продавливая мягкую весеннюю землю грузом доспехов. И все же очень скоро отряды наемников Спендия превратились в беспорядочную, отчаянно вопящую толпу, в которой каждый думал только о собственном спасении. Их опрокинули и погнали к Баграде, где вода быстро окрасилась в красный цвет.
Наемники Авдарида оказались более стойкими. Они отразили натиск тяжелой кавалерии пунов и вступили в отчаянную схватку с их тяжелой пехотой. Солдаты в ее передних рядах выставили перед собой длинные копья с широкими листовидными наконечниками, а те, кто стоял в задних рядах, одним слаженным движением выхватили из ножен мечи. Над равниной прокатился железный скрежет, и земля содрогнулась от тяжелой поступи. Этот клин вместе с вернувшимися слонами ударил по наемникам, залив низину потоками крови.
Антигон выпустил поводья и с деланной расслабленностью откинулся на круп коня, готовясь в нужный миг ударить его по бокам пятками. Острие меча тут же легонько коснулось горла грека. Наравас явно угадал его намерения.
— Неужели ты именно сейчас хочешь нас покинуть, метек? — Нумидиец улыбался одними губами, но глаза оставались холодными. — Побудь еще немного с нами.
В горле Антигона что-то зашипело, он закашлялся и, безнадежно махнув рукой, еще пристальнее всмотрелся в хорошо различимую с гребня фигуру Гамилькара. В солнечных лучах крылья его шлема полыхали расплавленной медью.
— А потом куда, повелитель нумидийцев?
— Давай подождем. — Наравас равнодушно приподнял плечи, — Наемников сегодня уже никакое чудо не спасет.
Несколько дней они провели в густых зарослях, скрываясь как от мятежников, так и от воинов Гамилькара.
Антигон настолько устал, что, оказавшись среди низкорослых деревьев, из которых длинными зелеными пальцами торчали кипарисы, сразу же забылся коротким тревожным сном.
Пробудился он только ранним утром и сразу же увидел Нараваса, жадно пьющего воду из кожаной фляги. Оказывается, пока Антигон спал, брат царя массилов вместе с еще несколькими своими людьми рыскал вдоль берега Баграды и расспрашивал разбежавшихся наемников. Он даже ухитрился встретиться со Спендием и Авдаридом.
