Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 1
Путаясь в словах и сбиваясь, оробевший княжич кое-как объяснил, что приехал в Орду по делу своего отца, князя козельского, и так как дело это очень спешное, он просит прекраснейшую и мудрую хатунь помочь своим влиянием, чтобы великий хан принял его возможно скорей. Потом, вспомнив вдруг, что не с этого следовало начинать, добавил, что отец его, много наслышанный о ее несравненных достоинствах, шлет ей низкий поклон и скромные подарки, которые он счастлив лично положить к ее ногам.
С этими словами он обернулся к слугам, и те, приблизившись к дивану и преклонив колени, положили перед ханшей две дюжины драгоценных шкурок черной, с проседью, лисы и открытый ларец из слоновой кости, в котором лежало ожерелье из крупных розовых жемчужин и две золотые застежки, украшенные рубинами.
Вопреки ожиданию Святослава Тайдула не проявила особого восторга при виде этих дорогих подарков. С таким видом, словно делает это скорее из вежливости, чем из любопытства, она вынула из ларца ожерелье, немного полюбовалась игрой жемчужин и положила его обратно. Затем на мгновение погрузила свои топкие пальцы, с посеребренными ногтями, в груду лежавших перед нею мехов и сказала:
Передай мою благодарность и ответный поклон твоему почтенному отцу, да продлит Аллах его дни. Я не сомневаюсь в том, что милостивый и справедливый хан, наш повелитель, исполнит его просьбу, но какое влияние может оказать слабая женщина на того, чья государственная мудрость сияет над нами как солнце! Поверь, что тот день и час, когда великий хан тебя примет, будет наиболее угоден Аллаху. Я же со своей стороны могу лишь желать, чтобы это случилось скорее.
*По просьбе Тайдулы хан Джанибек дал ей город Тулу в качестве личного удела.
Задав Святославу еще два-три незначительных вопроса, Тайдула поднялась и отпустила его довольно холодным кивком головы. Отвешивая поклоны и бормоча пожеланий, княжич выпятился за дверь, чувствуя, что его подарки пропали даром и что он не произвел здесь выгодного впечатления.
В этом он не ошибся. Едва за ним закрылась дверь, на прекрасное лицо ханши наползла брезгливая улыбка. Судя по тем князьям, которых она видела до сих пор, у нее сложилось мнение, что русские – это красивые, сильные и мужественные люди, не роняющие своего достоинства даже перед лицом грозного хана Узбека. А этот невзрачный рыжий человек, униженно пресмыкавшийся перед нею, был так на них непохож!
– Не знаю, каков его отец, – сказала хатунь своим приближенным, – но сын мне совсем не нравится. И помощи моей просил он едва ли для доброго дела. Уберите это, – добавила она, небрежно поведя головой в сторону подарков, и быстро вышла из комнаты.
Глава 20
Для княжича Святослава потекли нудные дни ожидания. Прошел январь, а никаких перемен в его положении не было. Через несколько дней после приема у Тайдулы он снова был у Абдулая, на которого возлагал теперь все свои надежды. Но ответ эмира был мало утешительный: подходящего случая говорить с ханом у него еще не было и надо ждать.
В начале февраля, обуреваемый нетерпением и тревогой, княжич опять отправился к Абдулаю и, думая, что, может быть, мало ему дал, прихватил с собой золотой кубок и богато оправленный кинжал. Татарин с благодушным видом принял подарки, но снова ответил, что надо ждать. А когда разочарованный Святослав принялся настаивать, ссылаясь на важность и спешность своего дела, Абдулай невозмутимо ответил:
– Я думал, что ты благоразумен, князь. Ты приехал по важному делу, – зачем же так спешишь провалить его? Я знаю, что великий хан сейчас гневен, потому и жду. Но коли ты того хочешь, завтра же скажу ему о тебе. Только на себя пеняй, ежели, вместо приема, хан прикажет тебе убираться из Орды.
Разумеется, Святослав этого не захотел и больше не надоедал Абдулаю, поняв, что нужно запастись терпением. Чтобы убить медленно тянувшееся время, он с утра до вечера бродил по городу, но шумные базары центра ому прискучили, и он стал посещать более отдаленные кварталы, с любопытством приглядываясь к особенностям местной жизни.
Его сильно удивляла праздность, которой тут предавались мужчины. Татарин считал, что его дело – война, и почти все хозяйственные и домашние работы лежали в Орде на рабах и на женщинах. Однако в положении последних не было заметно приниженности, обычной для других мусульманских стран. Женщина здесь не закрывала своего лица чадрой и не вынуждена была прятаться от посторонних: она пользовалась полной свободой и в правах была равна мужчине. В решении семейных и родовых дел ее голос нередко получал перевес.
В заседаниях курултая как нам известно из многих сохранившихся документов, ханские жены принимали участие наравне со своими мужьями. Бывала случаи, когда женщина стояла во главе государства. Так, например, на императорском престоле в Каракоруме, после смерти Куинэ, внука Чиигисхана, в течение нескольких лет находилась императрица Огюль-Гаймиш. В царствовапье малолетнего хана Улагчи, как уже было упомянуто. Золотой Ордой правила вдова Батыя, Баракчина. В семидесятых годах четырнадцатого столетия в Сарае чеканила свою монету Тулюбек-ханум.
Не раз заходил Святослав и в кварталы ремесленников – рабов. Собственно, многие из них уже не являлись рабами: рабство у татар не было наследственным и сын раба, рожденный в Орде, становился свободным человеком. Если он был хорошим ремесленником, – мог оставаться городе и работать за свой собственный счет, платя установленный налог. Если он ничего не умел делать и не обнаруживал желания стать воином, – ему давали землю и кое-какую помощь, превращая его в «сабанчи», то есть полу крепостного крестьянина.
*Курултай – верховный совет ханов н татарской знати, созываемый иногда для решения особо важных государственных а династических дал.
**К у и н э – имя, которое принял Гуюк-хан, вступивший на монгольский императорский престол.
Рабыня, на которой женился татарин, немедленно получала свободу. Это право распространялось и на простую наложницу, если она становилась матерью, ибо, по татарскому закону, в этом случае она автоматически превращалась в законную жену отца своего ребенка. В силу такого положения, незаконнорожденных детей в Орде не существовало.
Пленников, захваченных во время войн и набегов, татары пригоняли в Орду и здесь, прежде всего, отсортировывали хороших ремесленников. Их, первые два-три года, держали под крепким караулом и заставляли работать, причем весь доход от их подневольного труда шел в пользу хана и государства. Потом их обычно переводили на своего рода оброк, то есть предоставляли им жить и работать самостоятельно, выплачивая в ханскую казну определенную сумму деньгами или произведениями своего мастерства. В этот период строгого наблюдения за ними уже не было, бежать не составляло особого труда, но на это отваживались весьма немногие: без специального пропуска иностранцу было почти немыслимо выбраться из Орды, а в случае поимки – беглого раба ожидала жестокая казнь.
Что касается остальных пленных, то частично их раздавали воинам для домашних услуг, а всех прочих продавали в рабство в другие страны, главным образом в Египет.
Святослав с некоторыми русскими ремесленниками вступал в беседы и расспрашивал о их житье, но ответы получал довольно разноречивые. Многие жаловались на тяжелую жизнь и умоляли помочь им отсюда вырваться, другие говорили, что жить и тут можно, а некоторые искусные умельцы в Орде преуспевали и своим положением были довольны. Однако почти все испытывали тоску по родине и по мере возможности копили средства, в надежде когда-нибудь выкупиться. На жестокое обращение жалоб почти не было.
Однажды в русском торговом квартале, покупая что-то у купца Зернова, княжич столкнулся у прилавка с высоким и статным мужчиной, лет двадцати трех. Русые волосы и голубые глаза сразу изобличали в нем соотечественника, а богатое одеяние и барственные повадки не оставляли сомнении в том, что он принадлежит к высшей знати. Еще раньше чем Зернов их познакомил, Святослав догадался, что это и есть тверской княжич Федор, о котором говорил ему епископ.
Это нечаяннее знакомство сперва вызвало в нем скрытую досаду: как всякий человек, сознающий, что творит подлое дело, он старался держаться в тени и избегать встреч, благодаря которым на Руси могла открыться его некрасивая роль. Но раз уж факт совершился, делать было нечего. К тому же веселый и добродушный тверич произвел на Святослава приятное впечатление в вдобавок показался ему человеком недалеким.
От Зернова они вышли вместе, и Святослав Титович, живший поблизости, пригласил к себе тверского княжича, на что последний охотно согласился, ибо тоже изнывал в Орде от бесплодного ожидания и смертельной скуки.
В скором времени они уже сидели у горящей печки, около круглого татарского стола, поднятого слугами Святослава на нормальную высоту. На столе стояла большая сулея старого грузинского вина и блюдо с жареной бараниной.
