Нафтула Халфин - Победные трубы Майванда. Историческое повествование
И, повернувшись к Гафуру, спросил:
— Ты поклянешься продолжать дело своего отца и деда — до конца дней бороться с врагами родины?
Юноша встал и молча, в знак обета, склонил голову.
Старец тоже поднялся и, воздев кверху руки, торжественно сказал:
— Да не иссякнет ваша воля и сила!
На следующее утро, тепло попрощавшись со старшиной Калаи-Ахангарана, тезинцы двинулись дальше. За перевалом Хутур-Хун дорога, описав огромную, вытянутую к югу дугу в обход намертво сжавших Герируд скал, снова вывела путников в долину этой реки. После суровых красок Хазараджата совершенно иной мир открылся перед глазами Файз Мухаммада и Гафура.
В первом же селении, Кафтар-Хона, их поразили странные сооружения из сырцового кирпича. Крупные, массивные, без единого окна внизу, они завершались башнями со множеством отверстий.
Герат.
Одолеваемый любопытством, Гафур набрался смелости и решил проявить самостоятельность.
— Кто живет в этих домах, аба? Какой народ? — спросил он у стоявшего близ одного из таких строений долговязого усача в полосатом халате.
У того округлились глаза, и он визгливо расхохотался, хлопая себя по бедрам.
— Какой народ в этих домах? Ха-ха-ха…
Наконец он успокоился и подошел поближе к побагровевшему от неловкости подростку:
— Насмешил ты меня, сынок… Это не дома, и никакой народ тут не живет. Это голубятни. А дырки сделаны, чтобы птицы могли свить побольше гнезд. Гератцы — люди хитрые. Им нужно много удобрений для своих полей. Вот голуби и помогают им. Понял?
Гафур поблагодарил за объяснение, а про себя решил, что получил хороший урок за проявленное любопытство, недостойное настоящего мужчины. Впрочем, его внимание отвлекли величественные развалины древней мечети Ходжаи-Чишт.
Скоро настал черед удивляться Файз Мухаммаду: нигде до того он не видел столь ухоженных полей и садов, столь широкой полосы тщательно обработанной земли. Это был Гератский оазис, один из древнейших очагов мировой земледельческой культуры.
Услыхав восклицание сына, въехавшего на пригорок, кефтан пришпорил База и подскакал к нему. Гафур не случайно нарушил данное самому себе обещание проявлять сдержанность. Внизу, на некотором отдалении, вырисовывался огромный, почти правильный квадрат мощной стены. Внутри этот квадрат был сплошь заполнен множеством укрывшихся в зелени строений. В центре — крыши, крыши, крыши, а к середине северной стены примыкали громадные башни и бастионы могучей крепости. То тут, то там к небу вздымались минареты; их облицовка ярко горела в лучах еще не успевшего высоко подняться солнца.
Древний Герат…
Дорога, слегка изгибаясь, спускалась к северо-восточному углу городского вала, где были сооружены ворота Кутабчак, одни из четырех ворот города. Вся окружающая местность представляла собой густой массив садов, огородов и виноградников — дома жителей в полном смысле слова утопали в них.
«Что ждет нас здесь? — подумал Файз Мухаммад. — Будем надеяться, что Аллах вразумит молодого правителя! Как бы то ни было, приехали».
Вскоре его с сыном поглотил лабиринт улочек Герата.
Глава 12
МИРНЫЙ ДОГОВОР
Четвертого дня месяца джумади-ус-сани 1296 года хиджры, или в понедельник 26 мая 1879 года христианского летосчисления, в огромном шатре на окраине Гайдамака готовилось торжественное подписание договора между Британской империей и Афганистаном. Снова выстроился гусарский эскадрон, у пушек замерли артиллеристы. На этот раз к салюту изготовились девять орудийных расчетов: англичане уже полуофициально признавали Мухаммада Якуб-хана «независимым, самостоятельным правителем». Новым в ритуале был военный оркестр. Ревом труб, грохотом барабанов и литавр возвещалось наступление этапа доверия в англо-афганских отношениях.
В назначенный срок, к 12 часам, с двух сторон подъехали эмир Афганистана Мухаммад Якуб-хан со свитой и британский политический чиновник по особым поручениям майор Каваньяри со своими помощниками. Поддерживаемый придворными, эмир сошел с лошади и, не глядя по сторонам, в сопровождении мустоуфи Хабибуллы-хана и сипахсалара Дауд Шах-хана вошел в шатер, где на маленьком столике лежали письменные принадлежности. Следом за ним, сопровождаемый Дженкинсом, направился Каваньяри с двумя экземплярами договора в руках — на английском и персидском языках. Еще несколько минут, и грянул залп. Он свидетельствовал о том, что в Гандамаке родился исторический документ, установивший искреннюю приязнь и сердечную дружбу между Лондоном и Кабулом.
В завершение торжества предусматривался обмен поздравительными телеграммами между афганским эмиром, пребывающим в Гандамаке, и вице-королем, находящимся за сотни миль от Гандамака, в Симле. Осуществлялся он при помощи аппаратов военного телеграфа, установленных здесь англичанами. С одной стороны, это был жест внимания одного из столпов могущественной империи к правителю не очень значительного государства для поощрения его дальнейшего сближения с Лондоном, а с другой — демонстрация британской технической мощи перед «невежественным дикарем» из горной глуши…
Каваньяри внимательно наблюдал за реакцией Якуб-хана на приветствие лорда Литтона. Как он и ожидал, эмир проявил обычную нерешительность и вялость; он оглядывался то на Хабибуллу-хана, то на Дауд Шах-хана, словно дожидаясь от них совета, в какой момент следует выразить вполне уместный в этом случае восторг.
Однако после этой церемонии эмир неожиданно обратился к Каваньяри с требованием вывести войска из тех областей, которые по договору возвращались Афганистану. Майор был вынужден разъяснить Якуб-хану, что по санитарным соображениям это нельзя сделать немедленно, а главное, мирное соглашение еще не утверждено вице-королем и, стало быть, не вступило в силу. Тогда афганец стал настаивать на быстрейшем утверждении документа. Поскольку это отвечало интересам самого Каваньяри, он принял необходимые меры.
На рассвете следующего дня майор Каваньяри вложил драгоценный договор в сумку и передал ее своему помощнику. Дженкинс повесил ее через плечо и вскочил на коня. Несколько мгновений — и он исчез за поворотом горной дороги, пыльной и каменистой. Не вылезая из седла в течение тринадцати часов, он проскакал 120 миль до Пешавара, там пересел в экипаж, затем в поезд, потом в коляску и помчался в Симлу.
…В затерянной среди Гималаев Симле было значительно прохладнее, чем в равнинных районах Пенджаба, которые только что проехал Дженкинс. Сосны и гималайские кедры мерно покачивались под порывами ветра, долетавшего с гор, покрытых вечными снегами.
30 мая 1879 года в большом зале «Белого дома» за столом заседаний собрались члены Совета при вице-короле. Их внимание привлек молодой человек, скромно сидевший у стены. Лорд Литтон заметил это и представил его:
— Джентльмены, перед вами вестник богов в форме Индийской гражданской службы.
Коллеги Литтона, уже освоившиеся со склонностью своего шефа к образной речи, на этот раз недоуменно молчали. Выдержав паузу и насладившись озадаченностью членов Совета, вице-король продолжал, улыбаясь:
— Полагаю, вы не забыли заявление лорда Биконсфилда в палате общин о случайном и ненаучном характере северо-западной границы Индии… В моих руках документ, призванный коренным образом выправить положение. Это подлинный текст договора с афганским эмиром, и привез его для ратификации со сказочной быстротой мистер Уильям Дженкинс.
Раздались легкие аплодисменты.
— Но речь идет уже не только о новой границе. В конце концов эта проблема не столь уж сложна для решения. Мы пошли дальше. Майор Каваньяри, чьи донесения из Пешавара вам достаточно известны, смог по нашим указаниям весьма умело договориться в Гандамаке о практическом подчинении Афганистана британским интересам. Пройдет немного времени, и, я не сомневаюсь, эта страна станет великолепным плацдармом для распространения нашего влияния за Гиндукуш.
Лица сидящих в зале выражали явное удовлетворение.
— Итак, в договоре десять статей. Одна содержательнее другой. Первая устанавливает вечный мир между нами и эмиром с его преемниками. Вторая избавляет любого из его подданных, оказавших нам содействие, от какой-либо ответственности — весьма перспективный пункт, смею вас заверить… Третья — прошу внимания! — обязывает эмира, я читаю, «вести свои сношения с иностранными государствами в соответствии с советами и пожеланиями английского правительства». Иными словами, без нашего на то согласия ему не дозволяется вступать ни в какие контакты с другими странами. Полный контроль, джентльмены! Разумеется, мы окажем афганскому правителю помощь против чужеземцев деньгами, оружием, войсками, но, заметьте, «таким образом, какой британское правительство признает наиболее полезным для этой цели».
