Элен Баррингтон - Королева бриллиантов
— От Бёмера? Что-нибудь предлагает? — спросила королева, бросив взгляд на подпись на конверте. — Но у меня нет ни денег, ни желания на покупки. Дайте-ка мне письмо!
Пробежав глазами написанное, она в удивлении подняла глаза.
— Этот человек сошёл с ума. Что он имеет в виду? Нет, вы только послушайте, что он пишет:
«Ваше величество,
Ваш покорный слуга выражает своё глубокое удовлетворение по поводу того, что Ваше Величество стала владелицей самого прекрасного набора бриллиантов во всей Европе. Так как я был их собирателем, то прошу покорно, Ваше Величество, не забывать Вашего смиренного и самого верного подданного Бёмера».
— Нет, он на самом деле сумасшедший! — повторила она. — Какой «самый прекрасный набор бриллиантов»? У меня есть «Санкти», «Регент» и другие, камни, но он к ним не имеет абсолютно никакого отношения. Может, у него начались галлюцинации? Нужно установить за ним медицинское наблюдение.
Мадам вдруг перебила королеву:
— Ваше величество, кажется, я догадалась. По-моему, он имеет в виду те восхитительные бриллианты, которые вы давным-давно приобрели для своих серёг. Может, у него остались ещё точно такие?
Мадам Кампан говорила о шести великолепных бриллиантах грушевидной формы, которые были использованы для серёг тогда, когда Мария-Антуанетта всходила на трон. Она их на самом деле купила у ювелира за баснословную цену.
— Может быть, — согласилась королева. — Теперь он надеется на мои милости. Ну, если его увидите, передайте, что я больше не желаю покупать никаких драгоценностей. У меня от них оскомина. Теперь мне приходится думать совершенно о другом и носить то, что соответствует моему положению, не больше. Но я уверена в том, что он немного свихнулся. Такие подозрения у меня давно появились.
Она разорвала листок пополам, поднесла его к горящей свече.
— У этого человека постоянно в голове возникают какие-то безумные замыслы. Передайте ему, что я больше никогда в жизни, до самой своей смерти, не буду покупать бриллианты. И если у меня появятся свободные деньги, то я лучше их истрачу на недвижимость в Сен-Клу.
— Должна ли я послать за ним?
— Ни в коем случае. Достаточно того, что вы с ним когда-нибудь, при случае, встретитесь. Позовите мою чтицу, пусть немного почитает для успокоения. Моя душа так устала...
Дня через четыре мадам Кампан покинула Версаль, чтобы немного побыть в своём загородном доме. На сердце у неё было тревожно. Она уже предчувствовала грозу, и её всё больше пугали самые дикие слухи, которые из Парижа доходили и до этой сельской глуши. Ей требовался отдых, чтобы собрать силы и во всём поддерживать королеву. Как здесь тихо: на зелёных лужайках словно чарующая музыка журчат ручейки, стекающие с подернутых изумрудным плющом скал, тишина царит в доме, бесшумно передвигаются слуги. Здесь можно громко разговаривать, спокойно спать, не боясь чужих глаз и ушей, как в Версале. Да, она скоро восстановит силы.
На четвёртый день отдыха, когда мадам сидела на лужайке под большим деревом, подошла её верная Мари.
— Мадам, месье из Парижа просит чести быть вами принятым. Это... месье Бёмер.
— Бёмер? — в удивлении переспросила мадам Кампан, уронив от неожиданности книгу. — Ах, да, ювелир королевы. Хорошо, приведите его сюда, Мари.
Какая удобная возможность исполнить поручение королевы, чтобы прекратить глупые демарши выжившего из ума старика.
Бёмер медленно шёл за Мари, и мадам Кампан сразу заметила, что он явно не в духе. Ювелир был очень бледен, глаза у него бегали. «Видимо, королева права, — подумала она, кивнув посетителю. — С головой у него не всё в порядке. Чем иначе объяснить такое таинственное поведение?»
— Садитесь, месье, — пригласила его хозяйка.
— Тысяча благодарностей, мадам. Но мой визит будет настолько кратким, что я вполне могу и постоять. Прошу простить меня за вторжение, но мне непременно нужно знать, есть ли у вас какое-нибудь письмо для меня от королевы?
— Нет, она ничего мне не давала. Но у меня для вас есть её, так сказать, устное послание.
Он вздрогнул.
— Ах, мадам! Это так важно для меня!
Мадам Кампан повторила слово в слово то, что ей сказала королева. Надежда сразу же погасла в глазах у старика.
— Ну, а ответ на то письмо, которое я ей послал? К кому мне за ним обратиться?
— Ни к кому. Её величество сожгла вашу записку, толком в ней ничего не поняв.
Лицо у него задёргалось.
— Мадам, но это просто невозможно. Её величество прекрасно знает, что должна мне деньги, и я пока их не получил.
— Деньги? Месье Бёмер, о чём вы толкуете? Последние ваши счета, присланные королеве, были давным-давно оплачены.
— Мадам, простите меня, но вы не посвящены в эту тайну. Человек, которому грозит разорение и нищета из-за долга в четыреста тысяч ливров, не может принять в качестве уплаты лишь проценты по ним.
Она, ничего не понимая, молча смотрела на него. Каждое произнесённое Бёмером слово явно указывало на верность поставленного королевой диагноза — он на самом деле сошёл с ума. Фрейлина с тревогой посмотрела на окна дома, мысленно измеряя расстояние до надёжного убежища. Сумеет ли она вовремя до него добежать?
— Вы в своём уме? — наконец выговорила мадам. — За что королева задолжала вам такую баснословную сумму?
— За ожерелье, мадам. За моё бриллиантовое ожерелье.
Снова она убеждалась в его безумии.
— Послушайте, ведь вы лично мне говорили, что продали его в Константинополе. Да соберитесь вы, наконец, с мыслями, месье Бёмер. Я уже устала слышать об этом проклятом ожерелье.
— Я тоже, — мрачно ответил он. — Да, я говорил вам о его продаже турецкому султану. Но это королева потребовала, чтобы я говорил именно так всем, кто будет интересоваться судьбой моего украшения.
Вдруг до мадам Кампан дошло, насколько серьёзно всё это дело. Теперь она понимала, что перед ней не безумец. В тоне, выражении лица было что-то такое, что говорило о его правоте. Она встала перед ним, бледная, как полотно, и теперь выглядела не лучше просителя.
— Месье Бёмер, вы отдаёте себе отчёт в том, о чём говорите? Как вы смеете допускать подобные инсинуации в адрес королевы?
— Мадам, никаких инсинуаций. Я говорю правду. Королева тайно пожелала иметь ожерелье. Она пожалела об отказе от украшения в присутствии короля и приобрела его у меня через монсеньора кардинала де Рогана.
— Но вас ужасно обманули. А вы попались на удочку. Могу заверить вас, что она не разговаривала с кардиналом в течение многих лет. Это я, будьте уверены, отлично знаю. С того времени, как он вернулся из Вены и нанёс ей оскорбление, в неуважительном тоне отозвавшись о её матушке, австрийской императрице. Сомневаться в этом может только безумец.
— Мадам, вы заблуждаетесь. Вас тоже обманули. Королева довольно часто видится с ним тайком, и его преосвященству она передала для меня несколько сот ливров в качестве уплаты за первый взнос. Она вытащила деньги из маленького секретера из севрского фарфора, который стоит рядом с камином в её будуаре. Деньги были вложены в конверт вместе с письмом её величества.
— И всё это рассказал вам сам кардинал, не так ли?
— Да, мадам, лично он.
— В таком случае, — мадам Кампан дала волю гневу, — речь идёт об отвратительном заговоре, направленном против королевы. Больше ничего. Ей абсолютно ничего неизвестно об этом деле. Вас самым чудовищным образом обманули.
Человек даже с самым жестоким сердцем мог пожалеть в эту минуту несчастного старика. Бёмер трясся всем телом.
— Послушайте, мадам... прошу меня простить, ибо я не знаю, что мне делать. Я сам начинаю во всём этом сомневаться. Его преосвященство заверил меня, что её величество наденет моё ожерелье на Троицын день. Я в этот день был в Версале, но на ней украшения не было. Боже, что же мне делать, как мне быть? Что всё это значит?
Наступила тишина. Оба они, смертельно бледные, не сводили глаз друг с друга.
— Мадам, ради бога, не отталкивайте меня, пожалейте, посоветуйте, что мне делать. Я даже не знаю, где моё ожерелье. Его взяли у меня, взяли! О боже!
Он разрыдался. Крупные слёзы текли по морщинистым щекам, но ювелир их не замечал.
— Мадам, умоляю вас!
— Но у меня у самой голова идёт кругом. Не знаю, что и сказать вам, — заикаясь, наконец вымолвила она. — Мне вас на самом деле очень жалко. Но несомненно, во всём этом деле очень большая часть вашей вины. Не забывайте, вы придворный ювелир, находитесь на службе её величества, и вы давали присягу. И вам не следовало вести себя таким безрассудным образом, не поставив в известность о своих намерениях ни короля, ни королеву, ни какого-нибудь министра в правительстве. Вы ведь не получали от них никаких письменных распоряжений. Вы сами этого хотели. Да, хотели, не отпирайтесь. Ступайте прочь, ступайте, я не желаю быть замешанной в этом скандале. Мне больше нечего вам сказать.
