Теодор Моммзен - История Рима
Развивалась привычка убивать время, ничего не делая: входили в обычай разные домашние праздники, учреждались новые общественные празднества и устраивались с величайшею роскошью, сопровождались обыкновенно гладиаторскими играми. В первый раз эти игры были устроены в 490 г., скоро они стали необходимою принадлежностью не только всякого общественного праздника, но даже и большого пира у частных лиц. Из Рима эти игры проникли и в Грецию, здесь публика, обладавшая более изящным вкусом, встретила эту грубую забаву неодобрительно, но скоро широкие круги к ней привыкли и интересоваться гладиаторами стали и эллины.
То стремление увеличивать свое благосостояние, которое еще недавно имело серьезную подкладку, теперь перешло в уродливые формы, в погоню за деньгами во что бы то ни стало: явились взяточничество, попрошайничество, недобросовестность в торговле и подрядах, на браки смотрели только как на финансовую сделку. Римляне теряли то стремление работать, которое было прежде общим, а когда человек не находит наслаждения в труде, то его честность становится уже просто вопросом более или менее счастливой случайности: при одних обстоятельствах он может остаться честным человеком, другие же могут толкнуть его на всякое преступление.
Первоначальное образование было до известной степени распространено в Риме еще задолго до того времени, о котором мы теперь говорим: умение читать, писать, считать было не редкостью среди самых простых граждан, а раб-управитель сколько-нибудь значительного поместья непременно знал грамоту и счет. Теперь явилось стремление к более широкому умственному развитию, а затем стала создаваться и римская литература. В общине со столь оригинальным, чисто самобытным прошлым литература, однако, возникла не самобытно, а под чужим влиянием.
Римская община развивалась при таких условиях, что в эпоху наивысшей работы римского духа вся деятельность его была направлена на великую задачу созидания государства; на умственное развитие было обращаемо внимание всего менее, можно даже сказать, что дух римской общины, требовавший прежде всего равенства, особенно не благоприятствовал развитию тех индивидуальных духовных стремлений, которые одни только и создают великое в области знания и в литературе. Теперь, когда римская национальность стала приходить в упадок, когда в общину начали проникать космополитические тенденции, теперь явилась необходимость подыскивать или создавать новые опоры и основания для деятельности граждан, которая ранее целиком и так твердо основывалась на чувстве национальности, теперь явилась потребность и в образовании, и в литературе.
Лучшим средством образования всегда служит изучение языка, и понятно, что именно на нем должно было быть основано образование в эпоху младенчества точных наук, тем более в Риме, где уменье владеть словом было положительно необходимо для гражданина. В Риме к III столетию еще не было ни выработанных методов такого обучения, ни материала для него, литературы; то и другое было в Греции, а так как знание греческого языка уже давно было распространено среди римлян, то, естественно, теперь они заимствовали из Греции и школьное обучение, и литературу.
Быстро водворилось греческое влияние и на римской сцене. Толпа всегда любила народные игры, в течение которых устраивались и драматические диалоги, большею частью импровизированные, теперь, когда толпа стала требовать настоящей сцены и настоящих представлений, ничего не оставалось делать при отсутствии римских пьес, как заимствовать трагедии и комедии из греческой литературы.
Через школу и через сцену греческому влиянию были широко открыты пути в римское общество. Влияние это для Рима было самым революционным, так как в греческой литературе того времени, когда с нею познакомились римляне, безусловно господствовали тенденции, совершенно противоположные всему складу римской жизни, всему духу римских установлений. В греческой комедии IV в. царил Менандр, в трагедии – Еврипид. Еврипид жил за полтора столетия до того времени, когда произведения его стали проникать в Рим (480–406), он был представителем той эпохи, когда в Греции началось величественное умственное и философское движение, но когда вместе с тем иссяк уже в ней главный источник всякой поэзии – чистое, свежее чувство народности. Он не дал столь величественной, потрясающей трагедии, как Эсхил, не создал столь благородных и глубоких характеров, как Софокл, но едва ли какой-нибудь другой писатель мира отразил в своих произведениях так верно, как Еврипид, все волновавшие его современников вопросы, так полно и глубоко охватил все умственное движение своего времени, и потому его творения все более и более увлекали и современников, и потомков, по мере того как расширялось и усиливалось то движение, в которое он проник и воплотил в своих трагедиях с небывалою верностью. Еврипид интересуется преимущественно социальными, а не политическими вопросами времени и разрешает их в духе современного ему философского и политического радикализма. Он является истинным представителем того безверия, которое охватило в его время большую часть греческого общества, он сознательно и настойчиво проводит антинациональные идеи, он является главным проповедником той космополитической гуманности, которая подтачивала и расшатывала аттическую национальность, взрастившую все лучшие умственные и художественные плоды Эллады. Такое направление проникало в римское общество через греческие трагедии и комедии. Идеи греческих писателей были понимаемы и усваиваемы не во всей своей глубине, но тем не менее он способствовал уже начавшемуся разложению старого римского национального общества. В этом смысле мы и сказали, что греческое влияние на римскую литературу было революционным.
Что касается римских трагедий и комедий как чисто литературных произведений, то все они были долгое время переделками с греческого. Трагедии были в меньшем почете, чем комедии. Писались они сперва исключительно так называемым сатурнинским стихом, размером весьма неповоротливым и грубым, ямбы, дактили, анапесты появились только впоследствии. Язык первых произведений был очень груб и необработан, но скоро значительно усовершенствовался. Долгое время обязательны были различные условности: так, никакая комедия не могла относить свое действие к Риму, оно непременно должно было происходить вне столицы, даже италийские города позволено было называть местом действия не скоро, обыкновенно же действие происходило где-нибудь в Греции; никаких специально римских черт быта изображать не позволялось, нечего уже и говорить о каких-либо политических намеках. Содержание трагедий заимствовалось из мифов, комедий – из жизни. Содержание это было бедно и однообразно: почти всегда действие вращается около любви или, точнее, влюбленности, страстной, грубой и вместе с тем приторной; действие запутывается различными препятствиями, нередко малоправдоподобными, создаются грубо-комические положения, и все приводится к благополучному окончанию, обыкновенно тоже какими-нибудь грубыми, неискусными приемами. В художественном отношении латинские подражания, конечно, далеко отстали от греческих оригиналов. Но в чем римские подражатели не уступали греческим авторам, это в худших свойствах греческой комедии: к тому времени, когда с нею познакомились римляне, она приходила уже в упадок – и вся пошлость сюжета, вся низменная пустота чувств и интересов, нескромность грубых шуток – все это целиком перешло на римскую сцену. Неудивительно, что не только актерство, но и авторство комедий почиталось в Риме непристойным для настоящего римлянина, а было уделом вольноотпущенников и вообще людей низшего положения; римские граждане еще переделывали иногда с греческого трагедии, но комедии – никогда.
От древнейших римских писателей до нас дошли лишь незначительные отрывки. Первым римским автором был Ливий Андроник (приблизительно 272–207) Он был пленник из Тарента, полугрек по происхождению, занимался обучением детей и перевел – первоначально как учебное пособие – «Одиссею». Затем он составил первое драматическое произведение на латинском языке, которое было представлено в 240 г., через год по окончании первой Пунической войны. Потом он переделывал для римской сцены немало разных пьес, скоро, однако, произведения Андроника, которыми началась римская литература, казались совершенно устарелыми и по языку и по содержанию.
Младший современник Ливия Андроника, Невий, гражданин одной из союзных кампанских общин, был первым собственно латинским писателем. Как всегда бывает там, где литература не выработалась самостоятельно и постепенно, а создалась более или менее искусственно, Невий упражнялся во всех ее родах: он переделывал трагедии с греческого, писал оригинальные драмы из времен Ромула, писал отдельные небольшие стихотворения и историческую хронику первой Пунической войны в стихах.
