Олег Северюхин - Пароль больше не нужен. Записки нелегала
Когда я поинтересовался, что мы собираемся дальше делать, создалась такая неловкость, словно я напрямую попросил их выдать страшную военную тайну. До сих пор я даже не знал их имен, но и качать какие-то права у меня не было прав: я был полностью на их довольствии.
Но на третий день утром я проснулся один. От костра шел дымок, а моих незнакомых, не знаю, как их назвать, не было. Не было и моих документов. Хорошо, что живым проснулся. Единственное, что мне запомнилось о них это темно-красные петлицы, которые я принял за пехотные. Если это НКВД, то у капитана должна быть эмблема с круглым мечом и щитом на рукаве. Но эмблемы я не видел. Да и по их виду нельзя было определить, что они были в боях.
Надо было идти дальше. Насколько я помнил карту, впереди должен быть город Лида. На восток. Если на северо-восток, то дорога выведет в сторону Вильнюса. От Лиды надо идти на город Молодечно. Затем должен быть Минск, Борисов, Орша, Рудня, а затем Смоленск. Из Смоленска через Сафоново и Вязьму в Москву. Путь предстоял неблизкий. Без документов, без продовольствия. Я даже не представлял себе, как можно пройти этот путь, не встречаясь ни с кем.
Придерживаясь дороги, по лесу, обходя населенные пункты, я пошел к линии фронта. Иногда вечером я подбирался к какой-нибудь деревне. С края огорода подкапывал картошки, рвал лук или то, что попадется под руку.
Один раз, когда я копал картофель, отчаянно залаяли собаки, и из дома по огороду был открыт автоматный огонь. Засветили карманные фонари «Даймонд», и за мной была организована погоня. Спас батюшка-лес.
Блуждая по лесу, я потерял ориентировку, и шел неизвестно куда. Остановившись, я сориентировался по деревьям и понял, что опять ушел на запад. Припасов не было, а голод рисовал в воображении то борщи, то гуляши с макаронами и аппетитной подливкой. Однажды я настолько реально представил себе наваристый борщ, что начал реально воспринимать его запах, приправленный дымком. Налицо были галлюцинации, но настолько реальные, что я, не в силах бороться с явным помутнением рассудка, пошел в ту сторону, откуда мог доноситься такой запах.
Пройдя метров пятьсот, я наткнулся на лагерь, в котором находилось человек тридцать вооруженных людей. Все в штатском, но вооружены винтовками, а в сторонке стоял пулемет «Максим». Говор был русский. Я мог произнести только одно: «Дайте поесть». Трехсуточное блуждание по лесу сделало свое дело. Я с такой жадностью набросился на борщ и хлеб, что не заметил, как выхлебал целую миску. Я попросил еще, но вдруг мне стало плохо, появились такие резкие боли в животе, что я упал на землю и потерял сознание.
Очнулся я оттого, что кто-то вливал мне в рот что-то очень горькое. Боль в области живота немного утихла, но я все равно чувствовал себя очень плохо. Желудок не сработал от такого количества пищи. Вечером меня поили легким бульоном с сухариками.
На следующее утро меня привели к начальнику. Начальником оказался невысокий, полноватый человек в очках, который представился командиром партизанского отряда и вежливо предложил мне рассказать о себе. Я рассказал о себе все, что произошло со мной с того момента, как я с группой механиков отправился на починку поврежденного танка и до того момента, как я спасался от погони.
Последние слова насторожили командира партизанского отряда, и он стал скрупулезно выяснять, как называлась деревня, где я был, сколько человек за мной гналось, были ли с ними собаки. Узнав, что это произошло три дня назад, он успокоился и стал выяснять, что мне известно об обстановке на фронте. Мне было известно ровно столько, сколько и ему. От него же я узнал, что из активистов района был создан партизанский отряд, сделана база в лесу. По его подсчетам, не пройдет и месяца, как Красная Армия погонит немцев обратно на запад и партизанам больше не придется сидеть в лесу. Связи ни с кем у него нет. Какая обстановка складывается в окрестностях, ему не известно. Он ждет связных от областного комитета партии с указаниями о действиях. Пока ни в какие стычки с немцами они не ввязываются, так как не получали на это указаний.
Получался какой-то лесной санаторий для партийно-хозяйственного актива. Узнав, что я служил в Красной Армии, имею высшее образование, инженер-конструктор военной техники, знаю таких выдающихся людей как Туполев, Дегтярев, неоднократно видел Серго Орджоникидзе, командир отряда стал относиться ко мне с большим уважением, несмотря на то, что у меня вообще не было никаких документов. По этой же причине мне пришлось исписать несколько листов бумаги, где я подробно изложил свою биографию и по дням расписал свое пребывание в зоне боевых действий с указанием фамилий и званий должностных лиц, с кем я общался. Эта биография являлась единственным документом, подтверждающим мою личность.
Отсиживаться в этом санатории не было никакого смысла. Рано или поздно продукты закончатся. Первая же вылазка за ними будет стоить жизни, как заготовителям, так и тем, кто их послал. Пользуясь тем, что я служил в Красной Армии, а также, имея военное образование, я рекомендовал командиру отряда, во-первых, выставить боевое охранение, чтобы не быть застигнутым врасплох противником. Во-вторых, организовать разведку местности и сбор данных об обстановке. В-третьих, попытаться установить связь с обкомом и через них с военным командованием. В-четвертых, необходимо установить связь с активом, который будет снабжать продовольствием и теплыми вещами, так как уже начинается август, и скоро придет осень. Узнав, что я был членом комсомола, командир пригласил меня на партийное собрание, которое должно было заслушать мое сообщение и принять по нему решение.
Партсобрание шло довольно бурно. Высказывалось много мнений, но основная мысль была такая: никто не имеет права рисковать судьбой целого отряда, который является базой для разворачивания партизанского движения в области. Те, кому это положено, знают о местонахождении отряда и его задачах. Вопрос пополнения продовольствия и запасов теплой одежды правильный, но действовать нужно осторожно. Один из выступавших проявил должную этому времени бдительность и заявил, можем ли мы доверять человеку, у которого нет никаких документов, и не является ли он немецким шпионом, специально внедренным в партизанский отряд.
Вопрос был поставлен правильно и остудил энтузиазм членов партячейки. После рассуждений постановили, что рядом со мной должен находиться проверенный член партии, чтобы проверить меня в практическом деле, а, если нужно, то и расстрелять, как предателя. Пожалуй, я поступил бы также.
Моим «дядькой» был назначен бывший начальник заготовительной конторы, который по инвалидности не был призван в армию: поврежденный коленный сустав заставлял волочить ногу. В группу вошли еще два человека, один работал в ЗАГСе, а другой счетоводом, или как сейчас говорят, бухгалтером в заготконторе.
Глава 37
Я понимал, что в партизанском отряде мне предстоит провести немало времени, прежде чем я смогу выбраться за линию фронта. Поэтому я смирился с тем, что обо мне нет никаких известий ни у моей семьи, ни у моего руководства. Нужно было завоевывать авторитет в партизанском отряде, чтобы не окончить свою жизнь в наскоро вырытой яме неподалеку от лагеря. Время военное. Перспектива начинать какие-то действия, тем более военные, была не по душе большинству сидящих в зарослях партизан. По этой причине мне могли пришить и действия, провоцирующие утечку сведений о сверхсекретном партизанском отряде.
Для первой вылазки оружие мне не дали. Отряд находился примерно в одном дневном переходе от ближайшего населенного пункта. С учетом леса, это расстояние составляло примерно километров тридцать. Поход наш похож был на конвоирование преступника, задержанного в лесу: я впереди, а за мной с винтовками наперевес мои спутники-конвоиры.
К вечеру мы встретили окруженцев, майора и двух сержантов. Встреча чуть было не закончилась перестрелкой. Военные, увидев вооруженных людей, сразу бросились на землю к деревьям, изготовившись для стрельбы. После нескольких окликов «кто вы?», наконец откликнулся счетовод, спросив то же, что спрашивали военные – «кто вы?».
Поняв, что обмен окликами «кто вы?» не приведет ни к какому результату, майор ответил, что они – подразделение Красной Армии, и, если они не получат ответа о том, кто мы такие, они открывают огонь. Счетовод, понявший, что опасности в принципе никакой нет, ответил, что мы являемся местным партизанским отрядом. Военные осторожно поднялись с земли и осторожно, держа оружие наготове, подошли к нам. Проверив документы друг друга, мы сели в кружок перекурить первую военную опасность. Человека, побывавшего в боях, отличает способность быстрее преодолевать страх. Военные уже разговаривали спокойно, а у счетовода, ставшего старшим среди нас, голос еще подрагивал.
Узнав, что мы идем в населенный пункт NN, майор сказал, что они уже там побывали и видели до взвода немецких солдат, которые обеспечивают выборы органов местного самоуправления в селе: бургомистра, старосты, начальника полиции.
