Олег Северюхин - Пароль больше не нужен. Записки нелегала
По традиции военных училищ, если однокашники не находятся в прямом подчинении один у другого, то они всегда обращаются друг к другу на «ты». Точно также и я обратился к генерал-лейтенанту Гудериану:
– Здравствуй, Гейнц, не узнаешь?
Гудериан подошел ко мне, всмотрелся, и ничего не сказал.
Я напомнил ему:
– А, помнишь, в 1926 году мы встретились с тобой в России в городе Казани, и ты долго смотрел мне в след?
Гейнц, как бы раздумывая, неуверенно произнес:
– Йохим, это ты?
Я утвердительно кивнул головой.
– Но почему ты оказался во вражеском танке, разметавшем колонну мотопехоты? – спросил Гудериан
– А что мне было делать? – сказал я. – Бежать впереди танка и кричать «разойдись»? Я в России нахожусь с 1917 года и выполняю спецзадание абвера. Поздравляю тебя с генеральским званием. Слышал, что ты лицо, известное самому фюреру, а я в России дослужился только до гауптмана. Если бы к моим докладам прислушивались, то в Германии сейчас бы был танк, не хуже того, который был подбит только с кормовой части.
Минут десять мы сидели молча. Гудериан не знал, что ему говорить и как со мной себя вести. Я был в таком же положении. Со времени учебы в училище прошло более четверти века, мы не встречались ни разу и у нас не было общих тем для разговоров. Спрашивать о наших с ним общих знакомых? Да я почти уже никого не помню. Кроме того, я был вместе с его врагами и сражался против него.
Если бы он начал дружескую беседу со мной, то неизвестно как бы это было воспринято в более высоких кругах. Что из того, что мы учились в одном пехотном училище? В России в гражданскую войну однокашники по военным училищам и академиям воевали друг с другом, находясь то под красным знаменем, то под триколором.
Наконец, в комнату вошел адъютант Гудериана и что-то тихо доложил. Гудериан молча кивнул. Вошел капитан, допрашивавший меня, и доложил, что от руководства абвера пришел приказ доставить майора Йохима-Альберта фон Гогенхейма в Берлин. Специальный самолет из Берлина через четыре часа прибудет на аэродром города Гродно.
Это сообщение как будто сняло преграду между мною и Гудерианом.
– Ты исчез сразу после выпуска, – сказал Гудериан. – В штабах различных соединений тебя не было. Когда я поинтересовался, где ты, мне посоветовали умерить свое любопытство, сказав, что, если нужно, ты сам меня найдешь. В Казани я действительно видел одного русского, как две капли воды похожего на тебя. Но то был русский человек, и я перестал думать о той встрече. Когда я стал занимать более высокие посты в бронетанковом ведомстве, мне докладывали о русских разработках противоснарядного танка. Наши специалисты сразу отмели это как невероятный факт: невозможно в одной машине соединить свойства многотонного бронированного монстра и легкобронированной подвижной машины. Смутило нас еще и то, что все советские ведущие военные специалисты как один выступали за наращивание выпуска легких Т-26 и БТ. Даже системы трех и пятибашенных танков были на базе легких БТ. А когда русские почти отказались от противотанковой артиллерии, то это полностью уверило нас в том, что противоснарядный танк – это безумная идея и напрасная трата денег. Хотя у русских всегда имелась тяга к гигантизму, особенно в авиации. Почему бы им не заняться гигантизмом и в танкостроении?
Твой танк – это первый танк, который попал нам в руки. Мы заплатили за него высокую цену, но мы должны раскрыть секрет русских танков, и ты нам в этом поможешь.
Прощай, Йохим, я думаю, нам еще представится возможность вместе укрепить броневой кулак Германии, способный смести большевистскую твердыню. Хайль Гитлер!
Если бы не гитлеровское приветствие, то можно было подумать, что беседа действительно была дружеской. Последние слова все поставили по своим местам. Как говорят русские, каждый сверчок должен знать свой шесток. Господин майор, отправляйтесь исполнять свои служебные обязанности.
Глава 35
То, что за мной прислали личный «Юнкерс» шефа абвера адмирала Канариса, свидетельствовало о внимании к моей персоне, и было приятно.
Перед отлетом мне была предоставлена возможность принять душ, побриться и переодеться в мундир майора вермахта, который мне был чуть маловат. Чуть-чуть, но это чуть-чуть не являлось украшением для моей фигуры. Прежняя выправка потерялась, а руки, привыкшие возиться с металлом, никак не гармонировали с моим баронским титулом. Капитан, грозивший расстрелять меня как русского шпиона, теперь обращался ко мне не иначе как «господин барон».
Пойми, внученька, мои чувства. Двадцать четыре года я прожил в России как простой пролетарий. Слово это звучит неплохо, но на Украине и в Белоруссии слова «пролетарий» нет. Их язык более близок к исконно русскому языку и там слово «пролетарий» произносится более понятно – «голодранец». Если бы это слово применялось не в иностранном значении, то революции в России могло и не быть. Кто бы пошел под лозунг «Голодранцы всех стран – соединяйтесь»? Я бы, точно, не пошел. И другой, уважающий себя человек, тоже бы не пошел. Так и я в этом мундире чувствовал себя как голодранец, залезший в барские хоромы. Хотя этот мундир и титул принадлежали мне по праву.
В Берлин мы прилетели ночью. Я ожидал увидеть город, залитый светом ночных фонарей, но в кромешной темноте я Берлина не видел. С аэродрома меня на машине отвезли в тот же самый дом, в котором я проходил специальное обучение. Все там было так же, как в то время, когда я уехал оттуда. Даже мой лейтенантский мундир кайзеровского рейхсвера висел в шкафу. Конечно, он был маленький, как на ребенка. Вещь, которую не носят, сжимается от времени, а, может быть, это мы расширяемся со временем. По моей просьбе мне был приготовлен хороший темно-синий костюм, который я придирчиво примерил. Костюм был мне впору, и в нем я походил на джентльмена в возрасте, обремененного заботами об огромном имуществе, раскиданном по нескольким штатам Дикого Запада.
Вечером, во время отдыха мне показали мое досье, и я внимательно прочитал одну из справок, составленную по моим донесениям о состоянии танковой промышленности. Справка касалась одного из самых массовых танков России – БТ, его истории, усовершенствованиях и количестве выпущенных танков.
Это можно назвать шпионажем, но в условиях подготовки к войне реальное положение дел могло охладить горячие головы партийных генералов, которые с пангерманской и всемирной идеей Гитлера должны были убояться полного превосходства России над Германией в танках. Считаем, БТ-7 всех модификаций – 5328 единиц, БТ-5 – 1884, Т-37 – 2627, Т-38 – 1340, Т-40 – 709, Т-26 всех типов – 11208. Итого получается 23096. Даже если это и устаревшие модели, то Красная Армия могла задавить своим превосходством любую армию мира, или все европейские – вместе взятые.
Я, внученька, взял не все выпускавшиеся танки, а только их значительную часть, которые относились к типу легких и средних танков, которыми в основном были вооружены все армии мира. Я уже не говорю об авиации. Это пусть подсчитают те, кому это положено.
Я по-своему боролся против войны, так как я чувствовал себя русским немцем или просто русским, потому что жить в России и не быть русским – нельзя.
Россия – это особый мир, который перестроит любую систему, любую катастрофу, даже манну небесную под себя, под русского. Я понимал, что приношу вред моей новой Родине, но приношу вред во благо, как тот врач, который говорит об истинном состоянии болезни пациента. Наш пациент, Россия, был здоров, но врачи ему попались такие, что при здоровом организме амбулаторному больному пришлось ампутировать часть рук и ног на Украине и в Белоруссии в первые же дни войны.
На следующий день я был принят адмиралом Фридрихом Вильгельмом Канарисом. По возрасту он был примерно лет на восемь старше меня. Когда я учился в военном училище, он уже был офицером военно-морского флота и работал как разведчик в Испании. С 1935 года возглавил абвер. Чувствовалось, что это искушенный политик, умеющий по блеску паркета определять сегодняшние политические веяния и предлагать то или иное средство для натирки пола.
По тому, что встреча началась с дифирамбов, которые пелись в мою честь, я понял, что разговор предстоит очень серьезный.
Канарис от имени фюрера немецкой нации поблагодарил меня за выполнение важного и ответственного задания во вражеском тылу и вручил орден Железного креста первого класса за ранее представленные сведения о новом танке и Рыцарский крест Креста военных заслуг с мечами за доставленный образец танка Т-34.
Я понял, что адмирал уже успел разыграть карту нового русского танка как крупнейший успех немецкой разведки. По всему выходило, что именно разведка предупреждала о мощи советской армии, о не введенных в действие резервах экономики России, научно-технических и конструкторских разработках и по первому требованию представляла ученым самые свежие образцы вражеской техники.
