Андрей Геласимов - Степные боги
– На фига тебе Землю взрывать? – наконец сказал он. – Мы-то где будем?
* * *
Через пять минут Петька снова дернул майора за рукав:
– А про свои ордена расскажите.
Баландин замолчал, вздохнул и снова повернулся к нему.
– Может, потом? – сказал он.
Но Петька был неумолим.
– Потом суп с котом.
– Вот, брат, какой ты настырный, – вздохнул майор. – Ну, ладно. Тебе про какой рассказать?
– Про все.
Баландин немного подумал и улыбнулся.
– Давай я тебе лучше про якута расскажу.
– Я про якута не хочу. Хочу про Красного Знамени.
– Нет, лучше про якута. Или вообще не буду.
Петька нахмурился, прикинул свои шансы и с подозрением поднял левую бровь.
– Ну, и что за якут?
– О-о, брат, – засмеялся Баландин. – Это всем якутам якут! Он мне однажды три машины спас. Три новеньких «тридцатьчетверки». Прямо с завода.
– Один якут? – недоверчиво переспросил Петька.
– Ну да. Два «тигра» завалил в одиночку.
– Да ладно, – Петька хмыкнул и понимающе подмигнул майору.
Мол, сами тоже, когда надо, умеем так заливать.
– А чего ты подмигиваешь? – пожал плечами майор. – Я тебе правду говорю.
– Ага, правду. Один человек – два «тигра»? Во сне, наверное.
Петька, специально придуриваясь, засмеялся так громко, что Одинцов с теткой Аленой перестали танцевать, оглянулись и подошли к столу.
– Вот Фома, блин, неверующий. Честное партийное слово!
Петька резко примолк и насторожился.
– Честное партийное?
– Ну да. Говорю тебе – вот такой вот якут попался.
Петька помолчал.
– А чего он сделал-то? Гранатой их, что ли, взорвал?
– Да куда там гранатой? Ты думаешь, граната «тигр» возьмет?
– Нет, не возьмет, – согласился Петька. – А тогда чем?
– Из противотанкового ружья, – торжествующе объявил Баландин. – Бац! И нету, блин, «тигров». Ауфидерзейн. Пишите письма немецким мамашкам. Обыкновенное ПТРД.
– Сразу двух?
Как нормальный пацан, Петька просто не мог поверить в такую ахинею, но майор дал партийное слово и, значит, не врал.
– Ну да. Ко мне этого якута с напарником командир полка прикрепил. «На, – говорит, – Баландин. Он тебе пригодится. Только смотри, чтобы не убили. Головой за него ответишь, если что». А нам тогда новые машины пригнали. И сразу приказ – выбить из деревушки два немецких танка. Сели, поехали, а там – какие два танка? Там «тигры». Против них целым батальоном выезжать.
– Понятно, – вставил Петька.
– Ему понятно, – хмыкнул майор. – А мне в тот момент что было делать? Посидели, покурили, решили пока отойти. А этот якут говорит: «Подожди, командир, мне на охоту сходить надо». Я говорю: «Какая, на хрен, охота? Мы приказ выполнить не можем, а ты охотиться тут решил?» Но он меня не слушает. С брони соскочил – и в лес. «Добыча будет! – кричит оттуда. – С хорошей добычей домой придем». И отвалил. Я думаю – ну вот, теперь еще за ним по лесу, что ли, гоняться? Дурдом какой-то. А его второй номер мне говорит: «Вы ружье нам, пожалуйста, поближе к деревне подвезите, а то оно сильно тяжелое. Мне одному не дотащить». Я ему говорю: «Самоубийца, что ли? Мы, между прочим, тут воюем, дорогой бронебойщик, а не счеты с жизнью, мать твою, сводим». Но он опять за свое: «Подвезите ружьишко».
Слушая майора, Петька уже забыл о своих сомнениях и в ожидании неизбежного чуда слегка приоткрыл рот.
– И до того он меня заколебал, – продолжал Баландин, явно увлекаясь своей историей, – что я две машины в лесу оставил, а на третьей сам его ПТРД повез. Мне же якута надо было кровь из носу живым возвращать. Короче, подползаем к деревне. Я приказываю мотор заглушить, а этот второй номер у меня просит бинокль. Посмотрел на какие-то там сарайчики и говорит: «Вон туда». И на высокий такой дом показывает. Я говорю: «Что – туда?» Он отвечает: «Ружье туда надо доставить. Только теперь пешком. На танке нельзя по деревне». Я говорю: «Ну, спасибо, что предупредил. А то мы чуть по улице не поехали». В общем, я вижу, ему это ПТРД все равно не дотащить, и приказываю своему экипажу вернуться. «Тридцатьчетверка» моя отходит, а мы с ним вдвоем забираемся с ружьем в огород. А там, е-мое! Кашка цветет!
Баландин откинул назад голову, втянул носом воздух и мечтательно прикрыл глаза.
– Знаешь, такие мелкие желтые цветочки? Шапками большими растут. У вас тут они, наверное, по-другому как-нибудь называются. И такой от нее запах! Чистый мед. Я думаю – приятно, наверное, будет окочуриться посреди такой благодати. Короче, добрались мы перебежками до этого дома, а там на чердаке уже мой якут сидит. Я ему говорю: «Ты куда от меня сбежал, узкоглазый? Мне за тебя перед командиром отвечать». А он каску снял и ружье свое молча в слуховое окно налаживает. Я говорю: «Ты чего удумал?» Он оборачивается и спрашивает: «Танки твои на шум подойдут, командир?» Я говорю: «На какой такой шум?» А он мне отвечает: «Когда нас маленько убивать начнут». И рукой в окошко показывает. Я смотрю, но ничего там не вижу. Он говорит: «Вон туда смотри, командир. Видишь, торчит из-за сарая?» А там – ну ни хрена не торчит. Вообще ничего нету. Я ему говорю: «Ты куда стрелять-то собрался? Где танк?» Но он уже не отвечает. «Патрон», – говорит своему второму. И тот ему протягивает патрон. Короче, я присмотрелся, а там действительно кончик танкового ствола. Чуть-чуть дульный тормоз из-за стены выглядывает…
К этому моменту Петька, от которого остались одни глаза, уши и разинутый рот, уже не просто слушал майора, а буквально сам находился на том чердаке и с замиранием сердца выглядывал из-за плеча упрямого якутского бронебойщика. Он как будто своими глазами видел, как тот стреляет в ствол «тигру» и как оба взревевших немецких танка выползают после этого в проулок на прямую наводку. Петька зажмурился, представив себе, что сейчас произойдет и что останется от чердака, с которого прозвучал выстрел, но потом в какую-то долю секунды сообразил – раз майор жив, то, видимо, все обошлось – и быстро открыл глаза.
– Он поднимает вверх пушку, – замахиваясь правой рукой, продолжал Баландин. – И ка-а-ак жахнет из своих восьмидесяти восьми миллиметров! Я кричу: «Выстрел!» А у него – ни фига! Никакого выстрела! У него вместо выстрела башню сносит, как после прямого гаубичного попадания, а во втором «тигре» от взрыва детонирует боезапас. И они оба начинают гореть, как картонки от обуви. Видал? А ты говоришь – якут!
Баландин с огромным значением ткнул куда-то вверх указательным пальцем.
– Он ему, понимаешь, ствол прострелил. Как булавкой проткнул. А у того начисто потом от своего же залпа все разорвало. Физика, брат! Но как он до такого додумался?!! Прямо в хобот ему! Прямо в хобот!
Баландин радостно засмеялся и энергично потер свою большую лысую голову.
Петьке нравилось, как он это делает. Ему вообще все нравилось в майоре – как он сидит, как смеется, как хлопает ладонью по столу и как от этого звенят медали и ордена у него на синей гимнастерке.
– А потом? – нетерпеливо спросил он.
– Что потом?
– Ну, потом-то что было? Как убежали с чердака?
– А-а, – снова засмеялся Баландин. – Да никак. Сидели и отстреливались, пока мои «тридцатьчетверки» не подошли. Я думал – конец нам. Но ничего, вовремя подоспели ребята.
Петька представил себя на том чердаке и стрельнул из невидимого «ППШ».
– Ты чего? – удивился майор.
– Та-та-та, – повторил Петька. – Стреляю.
И упал под лавку.
– В коленку ранили, гады, – простонал он оттуда, схватившись за ногу. – Больно. Надо перевязать.
– Кончай придуриваться, – закричала вскочившая на ноги тетка Алена. – Посидеть людям спокойно не даст!
Но Петька уже не мог остановиться. Тетка Алена так удачно встала прямо над ним, что ему неожиданно открылись все ее женские тайны. Под платьем на ней были перехваченные резинкой синие трусы. Огромные, как парашютный купол.
– Вызываю парашютистов! – закричал Петька. – Высылайте десант! Отряд попал во вражеское окружение!
– Вот придурок!
Она попыталась отпихнуть его ногой, но он, как циркуль, оставаясь головой на одном месте, ловко перебросил свое летучее тело по широкой дуге и продолжал пялиться на ее большие трусы.
– Над нами синее небо! Противник атакует превосходящими силами!
Петьке до такой степени было весело заглядывать ей под платье, что он продолжал заниматься этим даже тогда, когда один из танкистов притащил из командирского танка трофейный патефон и тетка Алена стала учить майора Баландина танцевать танго «Утомленное солнце».
Старший лейтенант Одинцов тоже недолго усидел на лавке, и вскоре они уже вдвоем с Петькой катались по траве под ногами едва танцующей пары. Майор где-то над ними рассказывал тетке Алене о том, как его брат во время боев на Халхин-Голе атаковал однажды гигантского степного орла, приняв его силуэт на фоне солнца за японский истребитель, а Петька с Одинцовым продолжали перестреливаться из своих воображаемых автоматов, хохотали как припадочные, подмигивали друг другу, пялились на большие синие трусы и орали дурными голосами:
