Саймон Скэрроу - Месть
И вот теперь, когда его мать наконец снова стала свободной, будущее вдруг показалось туманным. И не только потому, что возвращение на ферму выглядело сомнительным. Сам Марк слишком изменился. За прошедшие два года он повзрослел и теперь был уже не мальчиком, а молодым мужчиной. Он знал, что мама тоже изменилась. Хотя Марка переполняла радость от воссоединения с ней, его чувства были противоречивыми. В конце концов, она ведь прямо у него на глазах зарезала человека… И еще Марка потрясло то, что он нашел ее в триклинии рядом с тем человеком, который был их злейшим врагом. Там, в Афинах, Децим дразнил Марка, рисуя ему страшную картину: его мать закована в цепи, она умирает от голода… Теперь Марк понял, что это была ложь, сказанная просто для того, чтобы усилить его страдания. Он негромко выругался, проклиная ростовщика, а потом его мысли вернулись к прошедшей ночи.
После их бегства с виллы мать продолжала крепко держаться за него и рыдать. После того как Фест приказал ей отбросить чувства и двигаться побыстрее, она замолчала и замкнулась в себе. В пещере они, также молча, уселись рядом, прислонившись спиной к камням и глядя на огонь, пожиравший виллу. Страшный красный свет пожара заливал окружающий пейзаж, рев пламени далеко разносился в тихом ночном воздухе. И только когда огонь начал утихать, они наконец заснули, прижавшись друг к другу, как иной раз засыпали, когда Марк был еще совсем маленьким.
Стоя на часах и наблюдая за окрестностями пещеры, Марк принялся размышлять о том, что им делать дальше и что Фест узнает в городе. Им понадобится еда на несколько дней, ведь телохранитель очень хотел как можно скорее уйти подальше от Тегеи и при этом не привлекать к себе внимания. Марк надеялся, что пожар сочтут просто трагической случайностью для Децима и Термона. И если удача будет на стороне Марка и его друзей, то тела Децима, Термона и тех стражей, что остались у дровяной кучи, обгорят в достаточной степени, чтобы никто не смог заметить нанесенные им при жизни раны, а потрясение от пожара заставит всех забыть о появлении чужаков, растаявших в темноте.
– Сестерций за твои мысли.
Марк резко обернулся и увидел, что его мать проснулась и сидит, наблюдая за ним. Она неуверенно улыбнулась и встала, тихонько прошла через пещеру, стараясь не разбудить Лупа, и села рядом с Марком.
– Бедный мой Марк… – Она обняла Марка и привлекла к себе. – Бедный мой мальчик… Я всегда надеялась, что однажды сумею сбежать от Децима и попытаюсь найти тебя. – Ливия снова робко улыбнулась. – Но это ты меня нашел. Ты уже не тот малыш, которого я помнила. Ты так повзрослел… Ты напоминаешь мне твоего отца.
На глазах Ливии блеснули слезы, и она быстро поцеловала Марка в лоб. Какое-то время они молчали, и Марк чувствовал, что мать сдерживает рыдания. Ему хотелось так много ей рассказать, так много спросить, но он не знал, с чего начать. Ливия ощутила его беспокойство и немного отстранилась, чтобы посмотреть на него.
– О чем ты думаешь?
Марк тяжело вздохнул.
– Я и сам не знаю. Последние два года я жил лишь ради одной цели – найти тебя. Я думал, что тебя держат в цепях и заставляют работать до изнеможения. Я не готов был увидеть тебя в той комнате. За его столом, ужинающей вместе с ним…
Ливия заговорила не сразу.
– Да разве это имеет какое-то значение? Мы свободны, вот что главное. Как ты думаешь, Марк, что заставляло меня жить, пока мы были разлучены? Я жила ради того же, что и ты. Я делала то, что должна была сделать, чтобы выжить и чтобы тебе не причинили зла.
Марк посмотрел на нее:
– О чем это ты?
Ливия на мгновение нахмурилась, ее губы задрожали, и она тяжело сглотнула.
– Децим сказал мне, что его люди все-таки поймали тебя после того, как нас разлучили. Сказал, что тебя отвезли в его дом в Афинах и ты там служишь ему как раб. Но пока я делаю то, чего ему хочется, ты будешь жить.
Марка оглушила новая обжигающая волна ненависти к Дециму. Да, этот человек заслужил свою смерть. Но даже теперь, когда он был уже мертв, причиненные им страдания продолжались, приобретая новые черты. Децим лгал им обоим, ложью заставляя Ливию исполнять его желания.
– Я рад, что именно ты его убила, – хрипло произнес Марк. – Ты больше заслужила радость мести, чем я.
Ливия удивленно посмотрела на него:
– Нет. Я так не думаю. Децим украл у тебя детство. Этого ничем не возместишь. И теперь я вижу, что ты уже совсем не тот, не мой маленький мальчик… – Она внимательно всмотрелась в лицо Марка, изучая его в раннем утреннем свете. – Ты вырос. Ты выглядишь сильным, и у тебя решительный блеск в глазах… Ты изменился, – печально закончила она и покачала головой, словно не желая этого признавать. – Изменился… Ты уже никогда не станешь тем Марком, с которым я рассталась, тем, кого я хранила в памяти и о ком думала каждое мгновение этих двух лет.
Марк почувствовал, как его глаза наполняются слезами, и сжал руку матери.
– Я твой сын, мама. Я всегда им буду. Я обязан тебе жизнью и клянусь всем, что есть на свете священного, что буду защищать тебя. Мы никогда больше не разлучимся. Никогда.
Ливия улыбнулась:
– Мы должны постараться не дать прошлому разрушить то, что у нас есть. Мы должны заниматься тем, чем занимаются все свободные люди, и жить с надеждой. Мы свободны, и наша судьба в наших руках. Держись за это, мой милый Марк. Держись за это и двигайся вперед. Не позволь тени Децима висеть над нами.
– Я постараюсь. Но это будет нелегко.
– А жить с прошлым всегда трудно, – с чувством произнесла Ливия. – Уж я-то это знаю, поверь. Я ведь именно так жила с твоим отцом… – Она бросила на Марка быстрый взгляд. – С Титом.
По спине Марка пробежала нервная дрожь. Он понял, что пришло время дать матери знать, что ему уже известна правда о его настоящем отце. Марк повернулся лицом к матери.
– Мама, – тихо сказал он, – я знаю о Спартаке. – Он похлопал себя по плечу, по тому месту, где под тканью туники скрывалось клеймо. – Я знаю об этом и о том, что это значит.
Ливия побледнела. Ее глаза наполнились страхом.
– Ты знаешь? – повторила она. – О великие боги… Марк, но как ты мог узнать? Кто тебе сказал?
– Когда нас разлучили, меня отправили учиться в школу гладиаторов в Капуе. И там был один человек, который увидел знак на моем плече и узнал его. Он и рассказал мне обо всем.
Ливия закрыла глаза и тихо заговорила:
– Они сделали из тебя гладиатора… Боги не могли придумать большей жестокости. Судьба твоего отца была такой же. Он поклялся, что посвятит свою жизнь тому, чтобы никому больше не приходилось вот так страдать. А теперь его сын, его единственный сын, был вынужден терпеть то самое, что каждый день терзало его душу, что подвигло его восстать против Рима… – Ливия глубоко вздохнула. – Будет ли этому конец? Или наши страдания вечны? – Она снова посмотрела на Марка. – А как звали того человека, который рассказал тебе о Спартаке?
Марк услышал боль в голосе матери, когда она произнесла имя Спартака. И тяжело вздохнул, прежде чем ответить:
– Брикс.
Ливия на мгновение задумалась, потом тепло улыбнулась:
– Брикс… Значит, он выжил. Он был одним из лучших. Он бы погиб рядом со Спартаком, если бы у него хватило сил участвовать в той последней, ужасной битве, на которой все и кончилось. Я рада, что он до сих пор жив. Так мало нас осталось… – Глаза Ливии внезапно засверкали. – Но та искра, что зажег Спартак, так и не угасла. В людях по-прежнему живет надежда, что однажды вспыхнет некий маяк и даст знать всем рабам, что дух бунтарства не умер. И ты – этот маяк, Марк.
Марк давно уже ощутил на себе, что рабство – это невыносимая ноша, и те, кто живет в рабстве, постоянно пребывают в беспросветном отчаянии, словно в темной бездонной яме. И эта мысль наполняла его невыразимым ужасом. Марк внезапно понял, какая сила подтолкнула Спартака восстать против рабства, несмотря на чудовищный риск и огромные трудности, что стояли перед ним. «И какой же невероятной храбростью он должен был обладать!» – подумал Марк. Спартак ведь восстал не просто против рабства, не просто против Рима, но и против самого смысла постоянного подчинения. Он полностью осознал, какой ужас таит в себе вся эта система. И это знание подтолкнуло Спартака к войне с Римом, и он сражался до последнего вздоха. Марк с благоговением думал о человеке, давшем ему жизнь. Он лишь теперь начал понимать всю глубину преданности его последователей – людей вроде Брикса и Мандрака, которые поддерживали огонь бунта и питали ту же надежду, какую все рабы втайне хранили, словно некое сокровище.
И теперь, воссоединившись с матерью, Марк начинал видеть новое будущее. Он уже не мог вернуться к прежней, утраченной жизни. Эта дорога была закрыта. Он перерос ее и должен был нести ту же ношу, что и его отец до него. Это была борьба против чудовищной несправедливости, в которой ему придется принять участие. И альтернативы этой борьбе не было, потому что иначе оставалось лишь позорно склониться перед величайшим из зол, известных человечеству. Наконец-то Марк понял сердце своего отца, наконец-то он впервые смутно увидел его черты мысленным взором. Измученное заботами, напряженное лицо, решимость в стальном взгляде и едва заметная улыбка одобрения… как будто он знал, что умер не напрасно. Что то великое дело, которому он отдал свою жизнь, продолжает жить в его сыне.
