Юсиф Чеменземинли - В крови
— Это так, ага. Хан задумал ослепить меня, но благодарение аллаху, мне удалось узнать о его замысле и спастись бегством. Вот почему я прибыл во владения милосердного Фатали–хана.
Смотритель двора ухмыльнулся, польщенный.
— Что ж, ты правильно поступил! С благополучным приездом! — он помедлил немного и спросил: — А тебе не удалось захватить с собой каких–нибудь ценностей? Или…
Алимамед быстрым движением сунул руку в карман.
— Вот — сто золотых… — он протянул кошелек смотрителю двора. — Это тебе, будь моим покровителем!
На небе бог, на земле — ты, да будет во благо!
Смотритель двора взял кошелек, проворно сунул в карман. И сразу заметно повеселел.
— Ну что ж, располагайся!.. Все для тебя сделаем, с превеликим удовольствием! — он широко улыбнулся. — Гости у нас сколько пожелаешь — рады будем служить!
— Да не оскудеет милосердие ваше! — Мирза Алимамед низко поклонился.
— Я отведу тебя к хану, — сообщил смотритель двора: — Пока что он занят. Сестра его — Хуру Пейкар–ханум прибыла из Шеки, с ней и беседует… Ты, наверное, знаешь Мамедгасана — он одно время жил в Карабахе. — Так вот сестра Фатали–хана за ним замужем…
— Знаю, — сказал Мирза Алимамед, — знаю этого предателя. Напал на Фатали–хана возле Агсу!..
Смотритель двора сделал предостерегающий жест.
— Все это верно, он допустил ошибку, понес наказание… Теперь обстоятельства изменились. Видишь, он
Хуру Пейкар–ханум прислал — снисхождения просит… — Смотритель двора помолчал многозначительно и продолжал, приняв гордый вид: — Могущество Фатали–хана растет… В этом году Ардебиль взял, все шахсеванские ханы ему покорились… Благодарение аллаху, земли Фатали–хана простираются от Дербента до Тебриза. Такой герой, как Омар–хан, и тот старается жить в мире с ним, один лишь недоумок Мамедгасан кукиш в кармане кажет…
Смотритель двора не спеша набил трубку, слуга подал огня.
— Просители ждут, ага.
— А что, какие дела? — спросил смотритель, не поворачивая головы.
— Да так, мелочи…
Смотритель усмехнулся.
— Я не о том… Ладно, пусть войдут!
Вошел длиннобородый, носатый мужчина и, упав смотрителю в ноги, стал излагать свою жалобу: старшина без времени требует налог с сада.
— Садовые–то осенью положено собирать, как урожай, а сейчас только зима на исходе! Мыслимое ли дело, ага?!
— Мыслимое, мыслимое! — успокоил его вельможа. — Свежих фруктов нет, сушеными отдай! Осенью–то невесть сколько, небось, собрал!..
Проситель хотел что–то сказать, объяснить, но слуга, взял его за рукав, потянул к выходу. Вошла женщина. Эта жаловалась на мужа:
— А ты пойди к судье, — научил ее смотритель. — Он даст бумагу. Неужели не знаешь?
Торопливыми шагами вошел слуга.
— Ага, тебя хан требует!
Смотритель двора проворно поднялся, опираясь руками об пол, оправил архалук и чуху, передвинул на брюхо съехавший на сторону кинжал.
Через несколько минут вельможа вернулся и повел Мирзу Алимамеда к хану. Они вошли в роскошно убранные покои. Фатали–хан оказался мужчиной лет пятидесяти; суровое лицо его обрамлено было густой черной бородой. Он ответил на приветствия Мирзы Алимамеда и велел ему сесть.
Сначала хан расспросил, что привело к нему гостя, потом заговорил сам:
— Ибрагим–хан дурью мучается. Все ханы со мной считаются, один он нос воротит! Думает, крепостные стены спасут!.. Как ушли русские из Тифлиса, совсем обнаглел. А не понимает того, что сегодня они ушли, а завтра опять придут!.. Русские сейчас турецкой войной заняты. Так… Ну, а почему ж все–таки тебе пришлось бежать из Карабаха? Чем ты провинился перед Ибрагим–ханом?
— А тем, что, когда войска твоей милости вторично пришли в Карабах, я посоветовал Ибрагим–хану подчиниться. «Фатали–хан, — сказал я, — опытный и мудрый повелитель, не следует затевать с ним вражду». За это и пришлось поплатиться… Бросили в зиндан, хотели ослепить… Благодарение аллаху, удалось бежать, спастись от злодея…
Мирза Алимамед сумел войти в доверие к Фатали–хану, добиться его благосклонности. Вскоре хан уже не скрывал от него своих намерений, и Мирзе Алимамеду стало известно, что ближайшей своей целью Фатали–хан считал подчинение себе всего Азербайджана, причем рассчитывал на помощь России. Он переписывался с Ираклием, советовался с ним по поводу своих планов. Покрепче прижать Ибрагим–хана — это Фатали считал самой неотложной своей задачей.
Вызнав все, что нужно, детально изучив планы и намерения Фатали–хана, Мирза Алимамед написал подробное донесение Ибрагим–хану. Донесение это предстояло передать Сафару, скрывавшемуся в одной из близлежащих деревень. Доставив письмо по назначению, Сафар должен был тотчас вернуться в Кубу, отлучка его не должна быть замечена.
Сам Мирза Алимамед, дабы не вызвать подозрений, все это время оставался в доме смотрителя двора, ни на минуту не разлучаясь с хозяином. Они проводили время в беседах — прогуливались по городу и окрестностям, охотились у подножия Шахдага. Погода установилась, чувствовалось приближение весны: на полях появились фиалки, кое–где уже зацветали деревья…
— К хану прибыл гость Мамедгасан–хан из Шеки, — сказал как–то Мирзе Алимамеду хозяин дома. — Дел у меня теперь будет по горло, — смотритель двора гордо приосанился. — Так что поручаю тебя сыну, он будет твоим проводником и спутником.
Вскоре Мирза Алимамед направился с юношей в ханский сад, расположенный на склоне горы у реки. Улицы были полны вооруженными людьми, причем ружья у большинства были русские. В одном месте собралась толпа — двое затеяли драку. Тотчас же посреди дороги расстелен был коврик, и противники, встав на колени на противоположных концах его, обнажили кинжалы. Горожане спокойно наблюдали за происходящим; какой–то старик следил за честным выполнением правил.
Первый же удар заставил противника, находившегося по правую руку от судьи, скорчиться — голова его бессильно упала на плечо…
— Ну что?! — возликовал другой. — Получил?!
Но он поторопился. Поддерживая голову левой рукой, раненый изловчился и правой рукой с силой воткнул противнику в живот свой кинжал. Однако раненный в живот, падая, успел нанести врагу второй удар. Окровавленные тела унесли. Толпа неспешно расходилась, спокойно, словно ничего особенного не случилось… Мирза Алимамед был потрясен — впервые в жизни видел он подобное зрелище.
— Почему их не разняли? — спросил он у какого–то парня.
— А чего вмешиваться?.. — спокойно отозвался тот. — Обычай такой. Каждый день убивают…
В ханском саду уже зеленела трава. Фиалки усыпали склоны гор, река, по–весеннему маловодная, негромко журча, вилась по широкому полупустому руслу. На противоположном берегу виднелись темные лачуги еврейской махаллы…
Неделю спустя Мирза Алимамед в свите Фатали–хана прибыл в Шеки — в гости к Мамедгасан–хану. Шекинский хан давно уже покорился Фатали, считая сопротивление бесполезным.
Несколько дней провели они в нарядном доме Гусейн–хана Муштага: хозяева не останавливались ни перед чем, чтоб угодить дорогому гостю; одно развлечение сменялось другим. Мирза Алимамед с интересом наблюдал схватку двух самых известных в Шеки борцов, любовался танцовщицами из Ширвана, наслаждался виртуозной игрой сазандаров… Под конец в окрестностях Девичьего родника устроена была большая охота.
Но вот с пирами и развлечениями было покончено, и Фатали–хан двинул свои войска к Куре.
Шатры были разбиты на самом берегу. Правитель Гянджи Джавад–хан со свитой был уже здесь; он ожидал Фатали–хана, чтобы торжественно, с бесчисленными подарками встретить его.
Затрубили трубы, войска построились. Джавад–хан, держа в руках поднос под шелковым покрывалом, приблизился к Фатали–хану, встал на колени, — свита сделала то же самое — и почтительно протянул Фатали–хану поднос. Тот с гордым видом приподнял покрывало, полюбовался серебряными ключами от городских ворот, знаком подозвал смотрителя двора, принял поднос и указал Джавад–хану место подле себя.
— Ну как здоровье? Благополучен ли ты? — милостиво осведомился Фатали–хан.
— Милостью вашего высочества я благополучен. Вполне благополучен! — поспешил заверить Джавад–хан.
— Милостью аллаха! — поправил его Фатали–хан и добавил после паузы: — Русские отвели свои войска, это несколько осложняет положение; теперь за спокойствие и порядок в наших владениях ответственны мы сами. Я написал хану Ираклию, думаю, что он уже в пути. Необходимо посоветоваться и принять решение…
Джавад–хан поклонился, по–прежнему держа руки сложенными на груди, он полностью одобрял действия Фатали–хана. Судьбы кубинского и дербентского ханов настолько потрясли Джавад–хана, что на любое слово Фатали–хана он только кивал головой и покорно повторял: «Справедливо! Совершенно справедливо!»
