Георг Борн - Султан и его враги. Tom 1
Страх старой гадалки был так велик, что Сирра боялась за ее жизнь, и, не желая быть причиной ее смерти, она отворила дверь, вышла на улицу и снова затворила дверь за собой.
Теперь только старая Кадиджа вздохнула свободно — призрак удалился.
Быстро затворила она дверь и, шатаясь, пошла в свою комнату и заперлась там. Сирра же вернулась к воде, вошла в старую лодку своей матери, нашла там тонкую бечевку, концы которой были в воде, и привязала к ней свою руку и камень. Она опустила то и другое вместе с веревкой в воду и направилась к каику, в котором приехала, чтобы отправиться назад в Скутари. Ночь уже клонилась к концу, когда она достигла пристани и снова привязала лодку на прежнее место. Выйдя из лодки, она пошла по дороге к развалинам Кадри.
Сирра знала эти развалины. Однажды она из любопытства ходила туда и, незамеченная, осмотрела стены. Подобные места очень нравились бедной уродливой Сирре, так как в них удобно было прятаться. Чем пустыннее было место, тем больше привлекало оно Сирру.
В сероватом утреннем полумраке добралась она до развалин. Дервиши спали. Даже старый привратник, растянувшись, лежал у ворот. Ему сладко грезилось его последнее путешествие в святой город и снились священные места, которые он посетил. Сирра прокралась мимо пего и скоро достигла той стороны развалин, где длинный коридор вел в Чертоги Смерти.
И тут она, казалось, была знакома с местностью, так как быстро нашла вход и затем тихо пошла но мрачному широкому коридору со сводами. Шум ее шагов по песку мог выдать ее, но ничего нельзя было видеть в непроницаемой темноте этого, с обеих сторон совершенно замкнутого, коридора. Она прокрадывалась дальше, все время ощупывая стену правой рукой.
Наконец она достигла лестницы, взобралась по ней осторожно и медленно, чтобы не поднять шума. Она не знала, что сторож Тагир был глухонемой. Поднявшись наверх, внезапно наступила она на какой-то мягкий предмет, и в ту же минуту что-то схватило ее.
Вверху, в коридоре, в задней части находилось окно, через которое пробивался слабый свет.
Тут Сирра увидела старого сторожа, спавшего перед лестницей. Нога ее наступила ему на руку.
Тагир схватил ее, в первую минуту ничего не видя, — закричать он не мог, так как был глухонемым. Но в то же мгновение Сирра с быстротой и проворством кошки уже спустилась по перилам лестницы, не касаясь ногами ступенек. Когда Тагир опомнился, она уже проскользнула вниз и удачно достигла коридора.
Старый сторож, по-видимому, никак не мог попять, что произошло. Что-то пробудило его ото сна. Он ясно чувствовал в руке посторонний предмет. Или это только пригрезилось ему? Или же он во сне коснулся рукой перил? Рядом с собой он ничего не мог нащупать. Он встал и осмотрелся по сторонам, насколько можно было это сделать в сумерках, однако вокруг ничего не было видно.
Он не лег больше и понес заключенным свежую воду и маисовый хлеб.
Сирра же бродила сначала внизу по коридору в разные стороны, чтобы изучить подробно выходы и хорошенько запомнить местность. В конце коридора она вышла во двор, окруженный толстыми стенами, где находился колодец.
Чувствуя сильную жажду, она напилась воды и съела несколько спелых прекрасных плодов, которые нашлись у нее в кармане платья.
Когда старый Тагир пришел к колодцу наполнить водой кружки, она спряталась, а когда он прошел мимо, проскользнула по коридору до лестницы и поднялась по ступенькам вверх.
Кроме Тагира другого сторожа в Чертогах Смерти не было.
Сирра воспользовалась его отсутствием, чтобы и здесь ознакомиться с местностью. У всех дверей она вполголоса звала Рецию.
Наконец-то, казалось, нашла она заключенных!
— Кто зовет меня? — раздался голос из-за одной двери.
— Если ты Реция, которую я зову, скажи мне, чья ты дочь? — спросила Сирра.
— Дочь Альманзора!
— Значит, ты та, которую я отыскиваю.
— Это ты, Сирра? Отвечай, не так ли?
— Это я, моя Реция! С тобой ли Саладин?
— Да, он спит в соседней комнате. Как ты нашла меня?
— Моя любовь к тебе указала мне путь.
— Спаси меня! Освободи меня! Здесь ужасно! Слышишь ли ты стоны умирающих и больных? Доходит ли до твоих ушей звон цепей?
— Здесь страшно!
— Где мой Сади, мой повелитель и супруг?
— Я уже три ночи ждала, искала, но не нашла твоего Сади, прекрасная Реция, а дальше я не смела мешкать!
— Ты не нашла его? Не случилось ли с ним беды? — спрашивала Реция исполненным страха голосом.
— Да защитит его Аллах!
— А ты пришла спасти меня?
— Спасти и освободить тебя и Саладина!
— А если Кадиджа хватится тебя?
— Мать Кадиджа считает меня умершей!
— Умершей? — спросила Реция.
— Умершей и похороненной! Я все расскажу тебе позже. Теперь надо освободить вас.
— Я хочу вновь увидеть моего Сади! Как должен он беспокоиться и грустить обо мне!
— Тише! Возвращается сторож. Наступает день, я должна скрыться.
— Смотри, чтобы он тебя не увидел, Сирра.
— В следующую ночь я опять приду и тогда приложу все силы, чтобы освободить тебя, бедная, прекрасная Реция. Ах! Как должна ты любить своего Сади! Ты вновь увидишь его! Терпение, терпение только до следующей ночи! А пока да утешит и да защитит тебя Аллах!
Старый глухонемой дервиш только что возвратился снизу с двумя полными кружками. Оп находился уже на лестнице, когда Сирра шмыгнула через коридор наверх, чтобы спрятаться в одном из темных боковых коридоров, но он еще не так высоко поднялся наверх, чтобы увидеть ее.
В то время как он пошел в камеры, ловкой Сирре удалось вернуться на лестницу, поспешно соскользнуть вниз и на день оставить развалины Кадри. В рощице, рядом с развалинами, она хотела найти укромное место, чтобы хоть на несколько часов предаться сну.
XXV. Площадь Голов
В тот вечер, когда Шейх-уль-Ислам проводил султана в его ночные покои во дворце Беглербег, караул оцепил все выходы, и даже маленькая пристань перед дворцом, и та была охраняема, чтобы не выпустить пи одного человека. Мансур-эфенди надеялся, наконец, поймать Золотую Маску.
Удивительно, однако, что хотя отряды солдат поспешно исполнили приказание, и все ходы и выходы были заперты и оцеплены, но, по-видимому, Золотой Маске каким-то непостижимым образом и на этот раз удалось ускользнуть, несмотря на все предосторожности.
Коридоры и галереи дворца обыскали, но не нашли никаких следов Золотой Маски!
Выходы и пристань оставались до следующего утра оцепленными, так что никто не мог выйти, однако стража донесла, что не появлялось ни души.
Понятно, что этот необъяснимый случай не только у Шейха-уль-Ислама увеличил желание получить, наконец, объяснение относительно Золотой Маски, но и султан пожелал удостовериться в этом сказочном видении. Появление его во дворце означало, как и в прежних случаях, зловещее предзнаменование. С появлением Золотой Маски были связаны мрачные слухи, на него смотрели, как на дурной знак предстоящего несчастья. Многие называли Золотую Маску предвестником, являвшимся тому, кому грозило несчастье, чтобы предостеречь и спасти его.
Итак, Золотая Маска, по словам людей, преследовал добрую цель, следовательно, больше вызывал уважение, чем страх, и все, среди кого оп появлялся, с почтительным поклоном отступали с дороги, и никогда никто не осмеливался преграждать ему путь.
Давно уже не показывалось это сказочное видение. Оно являлось всегда только перед наступлением тяжелых времен или зловещих событий. Говорят, что уже божественному пророку Магомету[8] явился Золотая Маска в Медине в мае 632 года и, следовательно, незадолго до его смерти. С этого времени, в силу древних преданий, видели его всегда являющимся перед великими событиями. Одни говорили, будто он принадлежит к родственникам Пророка или же к его предкам. Другие рассказывали, будто Золотая Маска был не кто иной, как верный друг Магомета Абубекр, который вместе с ним должен был в сентябре 662 года с опасностью для собственной жизни бежать от своих врагов в Медину.
Это бегство называется геджра, и с этого года начинается летоисчисление магометан. Абубекр, родившийся в 573 году в Мекке, был калифом арабов и за свою ученость и искусство в толковании снов был всюду уважаем. Он первым примкнул к Магомету и изменил свое настоящее имя Абд-эль-Кааба на Абдаллаха. Прозвище Абубекр (отец девы) получил он уже позже, когда Магомет женился на его дочери Аиче.
Хотя Абубекр и умер в августе 634 года в Медине, однако суеверие народа все еще считало его живым.
Золотой Маске в разных частях страны придавали разные значения и находили удивительнейшие объяснения.
Однажды вечером султан Абдул-Азис принимал в своем кабинете Шейха-уль-Ислама. Вдруг показался один из его адъютантов и доложил ему, что во дворец прибыл с важным известием баши из караульной, находящейся в Семибашенном замке. Семибашенный замок, по-турецки Эди Кули, очень древний и наполовину разрушенный. Он стоит совершенно изолированно на самом краю Стамбула у Мраморного моря, там, где оканчивается проходящая через мыс стена. С каждым годом этот древний замок все больше приходит в упадок; три башни уже почти совсем обвалились, оставшиеся имеют до двухсот футов высоты. Без сомнения, эта крепость была построена вскоре после основания Константинополя. Когда султан Магомет II завоевал город, Семибашенный замок был уже развалинами. Он воздвиг его снопа и занял своими янычарами. При новейших турецких султанах Семибашенный замок служил государственной тюрьмой, и еще в XVIII столетии султаны заключали туда посланников тех держав, с которыми вели войну.
