Оливия Кулидж - Крестовые походы
Пал Царьград, и Святая София, тысячу лет бывшая христианской церковью, превратилась в мечеть. Захватчики, промчавшись через город, вырвались на просторы Европы, и факел знаний погас.
Именно в это время последний крестоносец отправился на помощь. Он не годился для этой цели, этот папа Пий, носивший раньше имя Энеа Сильвио, автор светских книг, политик-интриган, который лишь в середине жизни стал священником – из одного честолюбия. Никогда полностью не выяснилось, выросла ли его решимость освободить Константинополь из любви к классическому наследию, страха государственного мужа перед завоеванием Европы или из его – святого отца – понимания религии. Возможно, Пий II сам принял крест по всем этим причинам, дабы устыдившиеся правители Европы последовали его примеру.
Он отправился от собора Святого Петра в Анкону, принадлежавший ему порт, в котором на собственные деньги собрал флотилию транспортных кораблей. Двигался он медленно, хотя отчасти военным порядком, с отрядом всадников впереди и пешими солдатами в арьергарде. В середине колонны шли мулы с его багажом; личная свита, в основном духовные лица, также за счет папы ехали верхом на хорошо откормленных лошадках. Хотя Пию еще не исполнилось шестидесяти лет, его силы убывали, путешествие так истощило его, что это вызывало тревогу у сопровождающих. Поскольку он требовал продолжать путь, его уложили в паланкин, и процессия двинулись дальше по пыльным дорогам в сторону Анконы.
Приблизительно в пятнадцати милях от порта врач, постоянно ехавший подле паланкина, сделал рукой знак, по которому кавалькада замедлила ход и остановилась. Врач спустился с мула, чтобы смешать стимулирующее средство из принесенных слугой вина и воды и еще добавить пару капель из бутылочки, подвешенной у него на шее. Один из тех, кто шел рядом с паланкином, обмахивал больного, отгоняя мух, наклонился и приподнял папу, чтобы он мог попить. Жидкость стекала из уголков рта больного, и ее вытирали салфеткой. Папе умыли лицо и руки, поправили занавески, чтобы они загораживали солнце.
– Ваше святейшество, – сказал врач, осторожно укладывая руку больного, – не угодно ли вам отдохнуть, пока не спадет дневная жара… здесь есть гостиница.
Больной дышал неровно и хрипло. Врач наклонился, приблизив ухо к бледным губам.
– Долгая дорога, – прошептал умирающий папа. – Король Венгрии… император… король Франции. Я устыдил их, и они явились, но как долго они смогут ждать? Как далеко еще до Анконы?
– Около пятнадцати миль, – ответил врач.
– Поехали! Поехали! Мы должны туда попасть до темноты.
Врач снова сел в седло, покачивая головой.
– Капитан спросил в гостинице, грузится ли армия на корабли, но хозяин не понял, о какой армии речь, – заметил личный секретарь папы, ехавший рядом с врачом.
– Странно, ведь до армии отсюда не более пятнадцати миль, – удивился врач.
– Очень странно.
– Можно было бы предположить, что они очистили все окрестности, запасая продовольствие.
– В самом деле.
– Гм! – хмыкнул врач, обрывая разговор, и повернулся взглянуть на своего пациента.
– Доживет он до Анконы? – шепотом спросил секретарь.
Врач пожал плечами:
– Если на то будет воля Божья.
Анкона лежала в долине меж двух гор, соединенных кряжем, вдоль которого пролегала дорога. Через несколько часов перед ними открылась долина. Секретарь, прикрывая глаза от солнца, посмотрел вниз на аккуратную маленькую гавань, где теснились корабли, и на синие воды Адриатики за ней. Ехавшие впереди всадники закрывали от него вид на город, лепившийся по склонам, с виноградниками и кипарисовыми деревьями перед городскими стенами.
Капитан всадников, развернув коня, подскакал к секретарю и наклонился, чтобы шепнуть на ухо:
– Никаких палаток!
– Что?
– За городом нет армейских палаток. Совсем нет.
Секретарь вытянул шею, пытаясь что-то увидеть за всадниками, но он был маленьким, полным человечком и ехал на маленьком, толстеньком пони, поэтому его попытка оказалась неудачной.
– Лучше еще раз остановиться, – предложил он врачу, – прежде чем начнем спускаться в Анкону.
Врач велел остановиться, и, пока он ухаживал за своим пациентом, секретарь проехал к голове колонны. Сияющий на солнце город представлял собой беспорядочное смешение серых стен и черепичных крыш. На склонах гор не было ни намека на лагерь, но по дороге, идущей в гору вдоль ручья, снабжавшего город водой, двигалась толпа.
– Должно быть, они погрузились, – предположил озадаченный секретарь. – Погрузились и отослали домой носильщиков.
– Наверное, так, – неуверенно согласился капитан.
Секретарь нервно рассмеялся.
– Знаете, – объяснил он капитану, – я никогда еще не был с армией, и меня удивляет, как много людей остается, когда она уходит.
– Гм, да, – сказал капитан, глядя на людской поток, вытекающий из городских ворот. – Нищие, разносчики, знахари, прачки… за армией всегда тянется разный сброд.
– Как далеко до Анконы? – пролепетал больной, когда секретарь вернулся.
Секретарь наклонился над ним:
– Всего лишь пять миль. Город уже отчетливо виден.
– Тогда подними меня. Подопри подушками! – Он прикладывал титанические усилия, чтобы приподняться. – Мне лучше… это просто слабость. Ты уже смог различить гербы?
– Гербы? – На мгновение секретарь смешался. – О, знамена армии! Их не видно, поскольку они только что погрузились. Нищие и разносчики с мулами возвращаются домой.
Папа улыбнулся:
– Король Франции… король Венгрии… король Испании… Им стало стыдно. Из-за моей слабости мы опаздываем на встречу с ними. Поспеши!
Процессия неуклюже тронулась вперед. Здесь были люди, ведущие лошадей с паланкином, и другие, кто держал привязанные к нему шесты, чтобы придать ему дополнительную устойчивость и удержать от чрезмерно резких движений. Они направились с гребня вниз, потеряв из виду Анкону и идущую вразброд по дороге толпу.
Когда эти люди снова попали в поле их зрения, они были уже гораздо ближе. Секретарь пришпорил свою лошадку, поскакал по дороге и нагнал капитана, который показал на ближайшую группу в полумиле от них:
– Это не калеки, не женщины, не сброд какой-нибудь. Это мужчины!
– Погонщики мулов, возможно, – невпопад предположил секретарь. – Им пришлось перевезти очень много грузов.
Капитан посмотрел на него презрительно:
– Где же мулы?
Следуя внезапному порыву, он пустил лошадь рысью. Секретарь погнался за ним на коротконогом пони, которого никогда еще за всю его уютную жизнь так сильно не били шпорами.
Грубого вида мужчины, поднимавшиеся по дороге, тащили мешки различных размеров, и у большинства из них из-за поясов торчали ножи.
– Почему вы уходите? – крикнул капитан первому из них.
Чернобородый головорез не обратил внимания на оклик и прошел мимо, бросив злой взгляд на всадников.
– Тебе-то что? – крикнул кто-то из остальных.
Задыхавшийся секретарь натянул поводья.
– Его святейшество… – начал он.
Один из мужчин намеренно остановился прямо перед ним и плюнул.
Этот жест был настолько ясен, что у секретаря буквально отвисла челюсть. Грубость подействовала на него так же, как открытое богохульство, и ему нечем было на нее ответить. Капитан, на что уж привыкший к грубости, и то побагровел от возмущения и наполовину вытянул меч из ножен. Заметив, однако, что по дороге спешат еще люди и в руках у некоторых уже сверкают ножи, он с лязгом бросил меч обратно в ножны и, привстав на стременах, помахал своим всадникам, отставшим на несколько сот ярдов.
– Теперь слушайте, ребята, – резким тоном обратился он к толпе, – ведь вы моряки? Что случилось?
В ответ раздался взрыв ругательств и гневных криков, к этому времени на дороге насчитывалось пятьдесят, если не больше, мужчин, а новые группы продолжали показываться из-за поворота и ускоряли шаг, спеша узнать, что происходит.
– Эй, ты! – крикнул капитан, внезапным движением снова вытянув из ножен меч и указывая им на седого гиганта с перебитым кривым носом и изуродованной ушной раковиной. – Говори! В чем дело?
– Дело? Видно, Бог совсем тебе ума не дал! Нет поездки – нет платы. Вот в чем дело! А я из Генуи! К тому времени как я вернусь к себе, сезон почти закончится, и мне придется голодать на берегу. Его святейшество, – передразнил он секретаря. – Он-то может позволить себе любые глупости. Человек не бедный!
– Но я не понимаю! – пронзительно выкрикнул секретарь, пытаясь перекрыть шум, поднявшийся после красноречивого выступления великана. – Кто эти люди?
– Моряки, – сурово произнес капитан. – Они направляются по домам.
– Но как же мы поплывем через море? А короли? А император?
– Я знал это, – сказал капитан. – Я все понял, когда увидел, что палаток нет. Даже раньше, когда выяснилось, что хозяин гостиницы ничего не слышал об армии. Я…
