Артуро Перес-Реверте - Учитель фехтования
– Благодарю вас, сеньор Кампильо, я не курю. Комиссар рассеянно поднял брови.
– Должен признаться, вас ожидает не слишком приятное зрелище… – произнес он, беря сигару зубами и поднося к ней спичку. – А табачный дым помогает вынести и не такое.
– О чем вы говорите?
– Сейчас увидите сами.
– Что бы там ни было, курить я не буду. Комиссар пожал плечами.
– Как вам угодно.
Они вошли в просторный зал с низким потолком, усеянным пятнами сырости; стены покрывал все тот же голубой кафель. В углу стояла широкая раковина, из крана капала вода.
Дон Хайме невольно замер; ледяной холод, царивший в этом странном помещении, пронзил его тело до самых костей. Он никогда раньше не был в покойницкой и не представлял себе, как безотрадно и угрюмо это место. Большие мраморные столы стояли параллельно друг другу; четыре из них были покрыты простынями, под которыми угадывались неподвижные очертания человеческих тел. Дон Хайме на миг закрыл глаза, набрал в легкие воздуха, но тут же выдохнул, почувствовав тоскливую тошноту. В зале стоял странный запах.
– Это фенол, – объяснил комиссар. – Его используют как антисептик Дон Хайме молча кивнул. Его глаза не отрываясь смотрели на один из столов, где покоилось неподвижное тело, укрытое простыней. Из-под края простыни виднелись человеческие ноги. Они были желтоватого цвета и при свете газового фонаря отливали голубизной.
Хенаро Кампильо проследил за направлением его взгляда.
– Это тело вы уже видели, – сказал он развязным тоном, показавшимся дону Хайме вопиющим кощунством. – Нас сейчас интересует нечто другое.
Он указал своей сигарой на соседний стол, тоже накрытый простыней. Под ней угадывался небольшой изящный силуэт.
Выпустив целое облако дыма, он подвел дона Хайме к столу.
– Тело нашли в Мансанаресе утром, приблизительно в то же время, когда мы с вами мирно беседовали во дворце Вильяфлорес. Ее сбросили туда прошлой ночью.
– Ее?..
– Да-да, совершенно верно. – Он ехидно усмехнулся, словно во всем происходящем было нечто весьма забавное. – И уж поверьте мне: самоубийство или несчастный случай здесь исключаются… Последний раз предупреждаю: послушайтесь моего совета, возьмите сигару… Ну, как хотите. Предупреждаю, сеньор Астарлоа: зрелище, которое вы сейчас увидите, удастся забыть не скоро; это не для слабых нервов. Но нам необходимы ваши показания, чтобы установить личность погибшей. А установить личность в данном случае не так-то просто… И сейчас вы поймете почему.
Беседуя с доном Хайме, он сделал знак служащему, и тот откинул покрывавшую тело простыню. Дон Хайме почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Он с трудом подавил ее, судорожно сглотнув. Ноги у него ослабели, и он ухватился за край мраморного стола, чтобы не упасть на пол.
– Узнаете?
Дону Хайме стоило неимоверных усилий удержать взгляд на обнаженном мертвом теле. Перед ним лежала молодая женщина среднего роста, еще совсем недавно, должно быть, красивая. Кожа была воскового цвета, живот глубоко запал между выступающими тазовыми костями; некогда прекрасные груди свисали по обе стороны туловища, руки были вытянуты и тверды.
– Неплохая работа, согласитесь, – пробормотал Кампильо, стоя у него за спиной.
С огромным трудом дон Хайме заставил себя рассмотреть то, что раньше было лицом, а теперь чудовищной мешаниной мяса, кожи и костей. Носа не было вовсе, на месте рта чернела лишенная губ дыра, в которой белели разбитые зубы; на месте глаз – пустые багровые впадины. Пышные черные волосы были спутаны и слиплись от грязи и речного ила.
Не в силах выдержать это леденящее душу зрелище, дон Хайме попятился. Комиссар заботливо коснулся его плеча; до него донесся запах сигарного дыма, затем голос, показавшийся ему сначала отдаленным гулом:
– Узнаете?
Дон Хайме отрицательно покачал головой. В его смятенном воображении мелькнул образ из приснившегося на днях кошмара: слепая кукла в канаве с водой. Но вскоре Кампильо произнес нечто такое, от чего душу дона Хайме окутал смертельный ужас:
– Однако, сеньор Астарлоа, несмотря на все увечья, вы должны были бы эту даму вспомнить… Перед вами ваша бывшая ученица, донья Адела де Отеро!
VII. Вызов
Сделать вызов означает вынудить соперника покинуть удобную позицию.
Маэстро тщетно пытался понять, что говорит ему полицейский. Они давно покинули подвал, выбрались на свежий воздух и теперь сидели в маленьком кабинете Института Форенсе. Дон Хайме словно оцепенел. Откинувшись на спинку стула, он невидящими глазами смотрел на выцветшую гравюру, висящую на стене: северный пейзаж, озера и ели. Его руки бессильно лежали на коленях, серые глаза были тусклы и бесстрастны.
– …итак, тело нашли в тростнике под Толедским мостом, на левом берегу. Просто удивительно, как его не унесло течением, ведь ночью была гроза. Это наводит на мысль, что его бросили в воду незадолго до рассвета. Одного не могу понять: чего ради они отправились так далеко, вместо того чтобы оставить тело у нее дома?
Внезапно Кампильо умолк, внимательно глядя на дона Хайме; он как будто ожидал от него какого-то вопроса и, не дождавшись, пожал плечами. По-прежнему сжимая в зубах сигару, он протер стеклышки пенсне мятым платком, который вытащил из кармана.
– Когда мне сообщили, что нашли тело, я немедленно приказал взломать дверь ее квартиры. Конечно, это следовало сделать гораздо раньше, потому что там, за дверью, творилось нечто ужасное: следы борьбы, сломанная мебель, кровь… Да, сеньор, очень много крови. Целая лужа в спальне, другая, поменьше, в коридоре… Такое впечатление, что забили корову, простите за сравнение. – Он покосился на дона Хайме, словно ожидая, какой эффект произведут его слова; казалось, он нарочно описал сцену столь красочно, рассчитывая потрясти учителя фехтования. По-видимому, произведенное впечатление показалось ему недостаточным: он нахмурился, поспешно вытер пенсне и продолжил описание ужасной сцены, внимательно поглядывая уголком глаза на дона Хайме:
– Видите ли… эту даму убили хладнокровно, со знанием дела, потом вынесли тело из дома и швырнули в реку. Возможно, это еще не все, вы понимаете, что я хочу сказать… Может быть, ее пытали. Судя по тому, в каком состоянии нашли труп, опасаюсь, что именно так оно и было. В любом случае очевидно одно: сеньора де Отеро немало натерпелась, прежде чем ее тело покинуло дом на улице Рианьо…
Прервав рассказ, Кампильо взял двумя пальцами пенсне, внимательно посмотрел его на свет и надел с довольным видом.
– Да, сеньор, мертвое тело, – повторил он задумчиво, возвращаясь к прерванному описанию. – В спальне мы нашли пряди волос, принадлежавших, как показала экспертиза, погибшей, обрывок голубой ткани, оторванный, по-видимому, во время борьбы, – этот лоскут в точности соответствует куску, недостающему на платье, в котором нашли погибшую. – Он полез в верхний карман жилета и извлек оттуда изящное кольцо в виде тоненького серебряного ободка. – На безымянном пальце левой руки трупа было кольцо. Вы его когда-нибудь видели?
Дон Хайме сжал веки и вновь открыл их, словно очнувшись после долгого сна. Он медленно повернулся к Кампильо, бледный как полотно; казалось, вся кровь до единой капли отхлынула от его лица.
– Простите…
Комиссар заерзал на стуле. Очевидно, он ждал со стороны дона Хайме куда более яркого проявления чувств, и, видя его сдержанность, испытал раздражение. Оправившись после первого потрясения, маэстро упрямо не раскрывал рта, как будто разыгравшаяся трагедия была ему совершенно безразлична.
– Ответьте, сеньор Астарлоа: вам знаком этот предмет?
Учитель фехтования протянул руку и кончиками пальцев взял тонкое серебряное кольцо. В его памяти вспыхнуло невыносимо яркое воспоминание о металлическом блеске на смуглой кисти. Он положил кольцо на стол.
– Да, это кольцо Аделы де Отеро. – Его голос прозвучал равнодушно.
Кампильо не сдавался:
– Одного не могу понять, сеньор Астарлоа: почему с ней так обошлись? А что, если это месть?.. Или же из нее хотели вытянуть какую-то тайну?
– Не знаю.
– Были у этой женщины враги?
– Не знаю.
– Подумать только, что с ней сделали! А ведь она, должно быть, была хороша собой.
Дон Хайме вспомнил обнаженную шею, матово-белую кожу под черными волосами, собранными на затылке перламутровой заколкой. Он вспомнил приоткрытую дверь гардеробной и шелест нижних юбок, ее кожу, такую трепетную, теплую, нежную. «Я не существую», – сказала она в тот вечер, когда все было возможно и ничего не произошло. И вот пришел день, когда эти слова стали правдой: ее больше не было. Только мертвая, разлагающаяся плоть на мраморном столе.
– Да, вы правы, – произнес он через некоторое время. – Адела де Отеро действительно была очень хороша собой.
У комиссара мелькнула мысль, что на этого чудаковатого учителя фехтования он затратил слишком много времени. Он убрал кольцо, бросил окурок сигары в пепельницу и встал.
