Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга 2
Взмахнув руками, словно забрасывая веточку рябины подальше от себя, лахтарь свалился с башни. Чья-то кожаная перчатка, высунувшись изнутри, быстро захлопнула люк. Башня развернулась, прочесывая лес из пулемета. Разрывные пули защелкали над головами: шпок-шпок, — разрываясь от легчайшего прикосновения к ольховым листьям.
Лейноннен-Матти, обойдя броневик, зашел спереди и с точностью охотника, бившего белку в глаз, выстрелил в смотровую щель. Пулемет торчком уставился в небо и замолк. Разведчики, выбравшись из ольшаника, обступили воняющую бензином машину.
— Взорвем? — спросил Левашев.
Но лейтенант взобрался на башню и открыл люк. Мертвого финского капрала вытащили из машины и отнесли в лес, засыпав прошлогодними листьями.
— Матти, — сказал Стадухин, принимая рискованное решение, — переодевайся.
Через минуту броневик, спокойно урча мотором, медленно покатился дальше. Лейноннен-Матти, переодетый в мундир шюцкоровца, сидел на башне и, беззаботно болтая ногами, ощипывал веточку рябины. Низко опустив на глаза козырек кепи, он тихо пел финскую песенку:
Ты хочешь счастья, моя ненаглядная,
И оно придет, но не раньше осени,
Когда рябина золотым огнем вспыхнет в лесу…
День выдался солнечный, жаркий. Деревни стояли пустыми, собаки бесновались на цепях. Их держали на привязи, чтобы они не разоряли птичьих гнезд. В селениях оставались только солдаты. Лейноннен-Матти, проезжая мимо загоравших на лужайках лахтарей, кричал им:
Солдаты отвечали, что поживают так себе, а лейтенант Стадухин, прильнув к смотровой щели, все замечал, все записывал в блокнот.
— Если что случится, — говорил он Левашеву, — ты умри, но блокнот сохрани…
В броневике было душно и тесно. Четыре человека, забившись внутрь, держали наготове гранаты и обливались потом. И только Лейноннен-Матти, — сидя на виду у лахтарей, мог дышать чистым воздухом…
Стадухин уже исписал половину блокнота, но решил продолжать разведку, пока в баках не кончится горючее
— Товарищ лейтенант, — приставал к нему Левашев, — давайте наделаем шуму, разгромим какой-нибудь штаб.
Стадухин отрицательно качал головой:
— Нет, никакой штаб не сравнится с тем, что сейчас делаем мы. Смотри в щель — что это?
За бревенчатым мостом, который они переехали, стоял покосившийся столб с прибитой к нему доской.
— Район Вуоярви, — прочел Лейноннен-Матти на доске и, склонившись к люку, сказал: — Товарищ лейтенант, мы, кажется, уж очень далеко забрались… Может, повернем?
Стадухин промолчал, и броневик, оставляя за собой струю вонючего перегара, двинулся дальше. Скоро по обочинам дороги забелели высокие штабеля свеженарубленных бревен, послышался визг пил, и какой-то солдат, сидевший у костра, крикнул:
— Эй, вы, — откуда?
— До Вуоярви далеко? — ответил ефрейтор вопросом.
— Да нет… вот сейчас за поворотом…
Переваливаясь на колдобинах, броневик тяжело полз в гору. Обогнали бричку, в которой сидел загорелый финский полковник. Впереди уже показался поселок. Поднятое на острие церковной луковицы, трепыхалось на ветру перечеркнутое синим крестом финское знамя.
— Штаб здесь, — определил Стадухин и расстегнул гимнастерку: — Ну и духота!.. Воды бы!
— Сейчас напьемся, товарищ лейтенант, — ответил сверху Лейноннен-Матти…
По улице поселка, распугивая кур, шагал под пение флейты небольшой отряд шюцкоровцев. Ими командовал молоденький вянрикки. От колодца с коромыслом на плече шла высокая худая женщина в городском платье, и ефрейтор попросил ее:
— Позвольте напиться, нэйти?
Броневик, скрипнув тормозами, остановился. Кайса протянула солдату ведро, посмотрела вдоль улицы — там уже показалась бричка, в которой Юсси Пеккала ездил осматривать и проверять работу «лесных гвардейцев».
— Киитос, нэйти! — сказал Лейноннен-Матти, вытягивая из люка наполовину опустевшее ведро.
Спрыгивая с брички, Пеккала крикнул:
— Кайса, ты зачем это?.. Воду и денщик принесет!
— Это не тяжело, милый, — ответила Кайса, поднимаясь на крыльцо, и тут же смущенно похвасталась: — Меня сейчас, как девушку, назвали нэйти…
— Кто назвал?.. Таммилехто? — спросил полковник, кивнув на вянрикки, который остановил солдат напротив штаба; пение флейты смолкло, раздались команды, пронесли знамя — начался развод караула.
— Нет, вон тот солдат на броневике.
— У них, кажется, не заводится мотор…
Да, мотор не заводился. Лейноннен-Матти спрыгнул с башни, напрасно бешено дергал ручку завода — мотор чихал, фыркал, но не заводился. Ефрейтор видел через смотровую щель встревоженные глаза лейтенанта. Стадухин что-то шептал ему, изнутри доносился скрежет рычагов, передвигаемых Левашевым.
Броневик уже обступали, сочувственно подавая советы, финские солдаты. Лейноннен-Матти огрызался на них, что есть силы крутил ручку. Вянрикки Таммилехто, встав под знамя, крикнул:
— Эй, что там у вас? Отводите машину…
Из соседнего гаража вышел шофер, вытирая руки промасленной ветошью. Не спеша направился к броневику.
— Оставь, оставь дергать! — сказал он Лейноннену-Матти. — Водитель у вас дурак. — И неожиданно легко вспрыгнул на башню, протиснул в люк свои ноги в грязных штанах…
Лейноннен-Матти вытер рукавом обильный пот, выругался и посмотрел на крыльцо штаба: там стояли полковник, приехавший в бричке, и та нэйти, что дала напиться.
Внешне сохраняя спокойствие, Лейноннен-Матти сел на подножку броневика, но в тот момент, когда голова финского шофера исчезла в люке, внутри послышалась какая-то возня, потом взревел мотор, и машина вдруг резко сорвалась с места, быстро набирая скорость. «Уговорили все-таки», — облегченно вздохнул ефрейтор, упав с подножки, и на ходу заскочил на башню.
— А шофер? — спросила Кайса, беря полковника под руку и прижимаясь щекой к его плечу с жестким погоном.
— Никуда он не денется… Пошли в дом!.. Юсси Пеккала подхватил ведра, шагнул в дверь.
— Свари кофе, — попросил он.
— Конечно, — ответила Кайса.
Полковник сел за стол, свернул цигарку из махорки.
— А эти, — сказал он, — которых я арестовал, все еще молчат… не хотят говорить, куда прятали оружие…
— Ох, Юсси, мой дорогой Юсси, — подошла к нему Кайса и, взяв его за голову, прижала к своей груди. — Что-то еще будет!.. Непонятно мне все, что творится… Страшно!..
— Брось, — рассмеялся Пеккала, освобождаясь от ее объятий и щелкая зажигалкой. — Война скоро кончится…
— Ты думаешь?..
Отчетливая дробь пулеметной очереди донеслась с улицы. Пеккала выглянул в окно: броневик, вздымая пыль, несся вдоль поселка, поливая солдат пулями…
— Ах!.. — вскрикнул полковник и выбежал из дому.
Кайса видела, как он вырвал у вянрикки Таммилехто гранату, бросился наперерез броневику. Но едва полковник успел швырнуть ее под колеса — сразу же упал, как-то неловко дернувшись всем телом. Потом, встав на корточки и пытаясь подняться на ноги, пополз к забору…
— Юсси!.. Юсси!.. — несколько раз повторила Кайса и, выбежав из дому, увидела полковника уже прислонившегося к забору, он стоял и командовал:
— Где, черт возьми, мотоциклисты?.. Закидайте гранатами!.. Таммилехто, слышишь?..
— Юсси, что с тобой? — крикнула Кайса, подбегая.
— Плечо, — сказал полковник, — плечо…
Броневик уже пылил в конце поселка, потом с разгона врезался в шлагбаум, и Кайса, подхватив полковника, выругалась в сторону Таммилехто:
— Ты что… сам не мог?.. Мальчишка!..
Через несколько минут, пристыженный и робкий, вянрикки пришел в дом полковника, сказал:
— Херра эвэрсти, ушли они… Завяз броневик в болоте, а эти успели вылезти из него и ушли…
— Убитые есть? — спросил Пеккала, смотря, как Кайса перевязывает ему рану.
— Восемь раненых, — ответил вянрикки.
Кайса всхлипнула. Полковник, лежа на постели, сказал:
— Брось хныкать!.. Через неделю затянется…
— Это была глубокая разведка, — вслух подумал вянрикки..
— Ну и черт с ними! — сказал Пеккала. — Кайса, у тебя кофе готов?..
— Готов, — ответила Кайса, вытирая слезы.
— Так чего же ты? — сказал полковник. — Если готов — подавай, я хочу кофе… Да и вянрикки не откажется…
— Спасибо, херра эвэрсти, — поблагодарил Таммилехто. — Я не откажусь…
Море и берег
Заунывные причитания ветра, скрип шпангоутов, монотонное гудение турбин, и над всем этим, словно непроницаемый колпак, черная осенняя ночь.
Открытый океан…
В кубриках и каютах полумрак; горят синие лампы, слышно неровное дыхание усталых людей да тяжкий грохот волн за бортом. Все это привычно, размеренно, сурово, и от этого никуда не уйдешь, — война.
Через каждые два часа в духоту отсеков эсминца врывается через репродуктор голос командира:
— Такой-то смене заступить на вахту! — и после паузы: — Ветер и шторм усиливаются. Леера в районе торпедных аппаратов срублены. По верхней палубе ходить осторожней…
